Я привел его обратно, и он назвал «полковника» и сообщил его приметы. Сказал, что живет «полковник» в главной городской гостинице и ходит в штатском. Мне пришлось опять пригрозить ему, чтобы он описал и назвал «Хозяина». Он сказал, что «Хозяина» мы найдем в доме номер 15 по Бонд-стрит в Нью-Йорке, — он живет там под именем Р. Ф. Гейлорда. Я телеграфировал имя и приметы начальнику столичной полиции и просил арестовать Гейлорда и держать под арестом, пока я за ним не пришлю.
— Как видно, есть еще какие-то заговорщики вне форта, скорее всего в Нью-Лондоне, — сказал я. — Назови и опиши их.
Он назвал и описал трех мужчин и двух женщин; все они жили в главной городской гостинице. Я отдал распоряжение — их и «полковника» без лишнего шума арестовали и препроводили в форт.
— Теперь я хочу знать все о трех твоих товарищах заговорщиках, которые находятся здесь, в форте
Он, по-видимому, хотел увильнуть от ответа при помощи какой-нибудь лжи, но я вытащил загадочные клочки бумаги, найденные у двоих из заговорщиков, и это оказало на него благотворное действие. Я сказал, что двое уже арестованы, и он должен указать третьего. Это его ужасно напугало, и он воскликнул:
— О, пожалуйста, не выпытывайте, если я на него покажу, он убьет меня на месте!
Я сказал, что это чепуха, что кто-нибудь будет рядом, чтобы его защитить, а кроме того, людей соберут без оружии. Я приказал выстроить всех новобранцев; бедняга, дрожа, вышел и, стараясь сохранить самый безразличный вид, зашагал вдоль строя. Под конец он коротко сказал что-то одному из них, и не прошел дальше и пяти шагов, как тот был арестован.
Как только Уиклоу снова привели к нам, я приказал привести и тех троих. Сперва я вызвал одного из них и сказал:
— Ну, Уиклоу, говорите одну только чистую правду. Кто этот человек и что вы о нем знаете?
Отступать было некуда, он перестал колебаться и, глядя в упор на того, о ком я спрашивал, без промедления выложил следующее:
Его настоящее имя Джордж Бристоу. Он из Нового Орлеана, два года назад был вторым помощником па. каботажном пакетботе «Капитолий». Отчаянный, никакого удержу не знает, дважды сидел за убийство: один раз раскроил череп матросу по имени Хайд, а другой — убил подсобного матроса, отказавшегося бросать лот, что, как известно, не входит в обязанности подсобных матросов. Он шпион, и полковник послал его сюда как шпиона. Он был третьим помощником на «Святом Николае», когда тот взорвался в пятьдесят восьмом году недалеко от Мемфиса, и его тогда чуть не линчевали, потому что он грабил убитых и раненых, когда их перевозили на берег на дощанике…
И так далее и тому подобное — вся биография была выложена полностью. Когда он кончил, я спросил вызванного:
— Что вы можете на это сказать?
— Не при вас будь сказано, сэр, он врет, как сам дьявол!
Я отослал его обратно в камеру и по очереди вызвал других. Тот же результат. Мальчик подробно описал жизнь каждого из них, ни разу не запнувшись ни в слове, ни в факте. Но от обоих негодяев я не добился ничего, кроме возмущенных утверждений, что все это ложь. Они ни в чем не сознались. Я отправил их обратно и вызвал одного за другим остальных заключенных. Уиклоу рассказал о них все — из какого города на Юге каждый приехал и мельчайшие подробности, касающиеся их участия в заговоре.
Но они все отрицали, и ни один ни в чем не сознался. Мужчины бесились от злости, женщины плакали. Послушать их — так все они были невинными приезжими с Запада и любили северян больше всего на свете. Я с возмущением засадил опять всю эту шайку и принялся снова допрашивать Уиклоу.
— Где номер «сто шестьдесят шестой» и кто такой «Б. Б.»?
Но здесь он решил поставить предел своей откровенности. ни уговоры, ни угрозы не действовали. Время летело, необходимо было принять строгие меры. Я подвязал его за большие пальцы рук так, что он мог стоять только на цыпочках. Усиливающаяся боль исторгала у него пронзительные крики и вопли, слышать их было невыносимо. Но я твердо стоял на своем, и вскоре он выкрикнул:
— Ох. пожалуйста, спустите меня, и я все скажу!
— Нет, сперва скажи, а тогда я тебя спущу.
Каждое мгновенье стоило ему теперь неимоверных страданий, так что ответ не заставил себя ждать.
— Номер сто шестьдесят шестой — гостиница «Орел»!
Это был дрянной постоялый двор внизу у моря, посещавшийся простыми рабочими, грузчиками и еще менее почтенной публикой.
Я отвязал его, а затем потребовал назвать цель заговора.
— Захватить форт сегодня ночью, — сказал он угрюмо, сквозь всхлипывания.
— Все ли руководители заговорщиков у меня в руках?
— Нет. Вы не захватили тех, кто должен собраться в сто шестьдесят шестом.
— Что значит «помните ХХХХ»?
Ответа нет.
— Каков пароль у тех, кто придет в номер сто шестьдесят шестой?
Ответа нет.
— Что значат буквы: «ФФФФФ» и «ММММ»? Отвечай, а то за тебя примутся опять!
— Этого я никогда не скажу! Лучше умереть. Делайте со мной что хотите!
— Думай, что говоришь, Уиклоу. Это твое последнее слово?
Он ответил твердо, не дрогнувшим голосом:
— Последнее. Я умру, но не открою этих тайн. И решение мое так же непоколебимо, как моя любовь к моей несчастной, оскорбленной родине, как моя ненависть ко всему, на что светит ваше Северное солнце.
Я снова подвесил его за пальцы. Когда боль стала невыносимой, сердце просто разрывалось от воплей несчастного, но мы ничего от него не добились. В ответ на все вопросы он кричал одно и то же:
— Я умру, но ничего не скажу!
Нам пришлось уступить. Мы убедились, что он действительно умрет, но не скажет. Его отвязали, увели в тюрьму и приставили строгую охрану.
Следующие несколько часов мы слали телеграмму за телеграммой в военное министерство и усиленно готовились к налету на номер 166.
В эту мрачную и тревожную ночь никто не знал покоя. Слухи о заговоре просочились, и весь гарнизон был настороже. Посты были утроены, и всякого, кто пытался войти или выйти из форта, останавливал часовой, беря его голову на мушку. Однако нам с Уэббом стало спокойнее: ведь заговор был почти обезглавлен, раз мы арестовали стольких руководителей.
Я решил прийти в номер 166 заблаговременно, захватить Б.Б., заткнуть ему рот кляпом и дождаться остальных. В четверть второго ночи я потихоньку выбрался из форта; меня сопровождали шестеро храбрых и дюжих кадровых солдат; мы захватили с собой и Уиклоу, связав ему руки за спином. Я сказал ему, что мы идем в номер 166, и если я обнаружу, что он снова наврал и сбил нас с толку, то он либо отведет нас, куда надо, либо получит по заслугам.
Осторожно мы подкрались к постоялому двору. Весь дом был погружен во мрак, только в маленьком баре горел свет. Я попробовал открыть входную дверь, она поддалась, мы тихо вошли, прикрыли ее за собой. Затем мы разулись, и я повел всех в бар. Там в кресле спал хозяин — немец. Я осторожно разбудил его и, предупредив, чтоб он не поднимал шуму, велел снять сапоги и идти впереди пас. Он повиновался безропотно, но явно был очень напуган. Я приказал ему вести нас в номер 166. Бесшумно, как кошки, мы поднялись на два или три лестничных пролета и пошли по длинному коридору к двери; через стекло в верхней ее части виднелся тусклый свет ночника. Хозяин в темноте тронул меня за руку и шепнул, что это номер 166. Я толкнул дверь — она была заперта изнутри. Я шепотом отдал приказ самому рослому из солдат, мы уперлись в дверь плечами и одним толчком сорвали ее с петель. Я уловил в постели очертания человеческой фигуры, увидел, как рука дернулась к свечке, огонек потух, мы очутились в непроглядной тьме. Одним огромным прыжком я очутился на кровати и придавил ее обитателя коленями. Мой пленник отчаянно сопротивлялся, но я схватил его левой рукой за горло, и это помогло моим коленям удержать его в постели. Я тотчас выхватил револьвер, взвел курок и приложил холодный ствол к его щеке.
— Ну-ка, посветите кто-нибудь! — сказал я. — Я его держу крепко.
Приказ был выполнен. Взметнулось пламя спички. Я взглянул на своего пленника и… провалиться мне на этом месте — это была молодая женщина!
Я отпустил се и слез с кровати, чувствуя себя последним дураком. Все мы оторопело уставились друг на друга. Мы словно лишились всякого соображения, до того ошеломила нас эта неожиданность. Молодая женщина заплакала и закрыла лицо простыней.
Хозяин кротко проговорил:
— Моя дочь, она что-нибудь сделала недозволенное, nicht wahr?[121]
— Ваша дочь? Это ваша дочь?
— Да, да, она моя дочь. Она только сегодня вечером приехала домой из Цинциннати, и она немножко нездорова.
Проклятье! Мальчишка снова наврал. Это никакой не сто шестьдесят шестой и не Б.Б.
— Ну, Уиклоу, теперь ты нам покажешь, где настоящий номер сто шестьдесят шестой, не то… Эй! Где же мальчишка?
Удрал, ясное дело! Исчез бесследно. Положение было — хуже некуда. Я клял себя за свою глупость — надо было привязать его к кому-нибудь! Но что толку теперь каяться? Как быть дальше — вот вопрос. В конце концов, может быть, эта девушка и есть Б. Б. Правда, мне в это не верилось, но разве можно в таких случаях полагаться на свои чувства? Поэтому я все-таки поместил своих людей в свободной комнате напротив номера 166 и приказал хватать каждого, кто приблизится к комнате девушки; хозяина я оставил с ними под строгим надзором, впредь до будущих распоряжений. Затем я поспешил назад в форт — посмотреть, все ли там в порядке.
Да, все пока было в порядке. И осталось в порядке. Я не ложился всю ночь, чтобы быть наготове, но ничего не произошло. Я был несказанно рад, когда наконец рассвело и я смог телеграфировать министерству, что звездно-полосатый флаг продолжает развеваться над фортом Трамбул.
Огромная тяжесть свалилась с моей души. Но я, конечно, не ослабил ни бдительности, ни своих усилий раскрыть это дело до конца — слишком оно было серьезное. Я вызывал по одному своих пленников и часами изводил их, пытаясь застав