Эта забота диктовалась соображениями сугубо практическими. Генеральный штаб был рабочим органом Ставки. Тут анализировался, суммировался весь поток информации о войне.
В сжатом виде два раза в сутки мы докладывали ее Верховному Главнокомандующему. Основываясь на этом, Ставка принимала свои решения. Вряд ли надо говорить, насколько ответственны и серьезны были эти решения и какая ответственность в связи с этим лежала на нас, генштабистах:
Вопрос.Где помещался штаб?
Ответ. В Москве, большую часть войны на улице Кирова. Бомбоубежищем для нас служила станция метро «Кировская». Для пассажиров она была закрыта — поезда проходили без остановки. Зал станции от колеи был отгорожен и поделен на рабочие помещения. Сюда же во время воздушной тревоги спускались Верховный Главнокомандующий и члены Политбюро, находившиеся в Москве В критический момент осени 41-го года, когда из Москвы были спешно эвакуированы некоторые учреждения и дипломатический корпус, часть Генштаба тоже выехала из Москвы. Для работы со Ставкой была оставлена небольшая группа оперативных работников.
Мне поручили ее возглавлять. Это было время невероятного напряжения сил. Дни сливались с ночами. Жили одной мыслью: отстоять Москву…
Вопрос.На посту начальника Генштаба вы сместили Георгия Константиновича Жукова?
Ответ. Нет. В жесточайшие для нас августовские дни 1941 года было решено использовать командирский опыт Г. К. Жукова в войсках. Начальником Генштаба был назначен Борис Михайлович Шапошников. Это был талантливый, в высшей степени образованный человек, имевший огромный опыт штабной работы. Уважение было к нему безграничным.
Сталин, называвший всех по фамилии, Шапошникова называл по имени-отчеству и — любопытная деталь — в знак особого расположения только ему позволял курить в своем кабинете.
Если говорить о человеческой благодарности, то Борису Михайловичу я многим обязан в жизни. Он умел научить делу, был для всех образцом исполнения воинского долга и просто добрым, сердечным человеком. После ухода Б. М. Шапошникова из Генштаба иногда, обращаясь ко мне, Верховный говорил: «Ну а что нам скажет шапошниковская школа?» Таким обращением можно было только гордиться.
На пост начальника Генерального штаба (думаю, не без участия Бориса Михайловича Шапошникова и вопреки моим просьбам не делать этого) в июне 1942 года был назначен я.
С благодарностью вспоминаю многих военных специалистов в Генштабе той поры. Их волей, талантом, огромным опытом проводилась работа чрезвычайной важности. И среди этих людей особо теплое слово я должен сказать о моем близком друге и преемнике по Генштабу Алексее Иннокентьевиче Антонове.
Я познакомился с ним до войны, а в декабре 1942 года мы встретились в момент, когда Генштаб испытывал острую нужду в опытных руководящих работниках. Алексей Иннокентьевич на посту начальника штаба одного из фронтов показал себя опытным и способным человеком. Мне по заданию Ставки приходилось часто выезжать на фронт, и я решил, что лучшего заместителя мне и желать не надо.
Вопрос о работе Антонова в Генштабе я поставил перед Верховным Главнокомандующим.
Сталин не сразу признал огромный опыт и несомненный талант Антонова. Требовалось время, моя настойчивость и выдержка Алексея Иннокентьевича, чтобы Верховный Главнокомандующий по достоинству оценил Антонова и, как принято говорить, сработался с ним.
Я был очень рад этому. И когда на заключительном этапе войны Государственный комитет обороны назначил меня командующим 3-м Белорусским фронтом, я предложил передать пост начальника Генерального штаба Антонову. Поступая так, я знал, что передаю дело в надежные руки. И действительно, Генеральный штаб под руководством Алексея Иннокентьевича Антонова блестяще разработал заключительные операции войны на Западе.
Вопрос.Последнее слово во всем, что касалось руководства войной, было за Ставкой?
Ответ. Да, за Ставкой…
О работе Ставки меня спрашивают чаще всего. Думаю, эти же вопросы побудили Георгия Константиновича Жукова написать для второго издания своей книги «Воспоминания и размышления» отдельную главу о Ставке. Жуков дал глубокий и объективный анализ работы этого главного командного пункта войны.
В нашем разговоре важно подчеркнуть следующее. Ставка не была неким собирающимся на регулярные заседания органом. Людям, которые просят меня прислать или опубликовать хотя бы один снимок заседания Ставки, я отвечаю: таких снимков просто не существует. За всю войну, если не ошибаюсь, в утвержденном составе Ставка не собиралась ни разу. Работа Ставки строилась особым образом. Верховный Главнокомандующий для выработки того или другого оперативно-стратегического решения или для рассмотрения других важных проблем вооруженной борьбы вызывал к себе ответственных лиц, имевших непосредственное отношение к рассматриваемому вопросу. Тут могли быть члены и не члены Ставки, но обязательно члены Политбюро, руководители промышленности, вызванные с фронта командующие. Все, что вырабатывалось тут при взаимных консультациях и обсуждениях, немедленно оформлялось в директивы Ставки фронтам. Такая форма работы была эффективной.
Вопрос.Это были коллективные решения?
Ответ. Все важнейшие решения вырабатывались коллективно. Возникшая война была столь сложным явлением, что одному человеку безошибочное решение принимать было невозможно.
Вопрос.Случались в Ставке столкновения мнений?
Ответ. Конечно! Иначе и быть не могло.
Со Сталиным спорить, правда, решались не многие. Но сам он, слушая иногда очень горячие споры, улавливал истину и умел менять уже, казалось бы, принятое решение.
Вопрос.Какова была роль представителей Ставки на фронте?
Ответ. При чрезвычайных обстоятельствах на том или ином фронте, при подготовке ответственных операций Ставка посылала на фронт своих представителей. Сам я в этой роли выезжал на фронт много раз. Это была ответственная работа. Оценить на месте возможности войск, поработать совместно с военными советами фронтов, помочь им лучше подготовить войска к проведению операций, наладить взаимодействие фронтов, оказать помощь в обеспечении войск поставками всего необходимого, быть действенным, связующим звеном с Верховным Главнокомандующим — таков лишь короткий перечень всяких работ, лежавших на представителей Ставки.
Верховный Главнокомандующий очень требовательно относился к нашей работе. К исходу суток по телеграфу представитель Ставки обязан был доложить обстановку на фронте, сказать, что сделано за минувшие сутки. В период наиболее ответственных сражений Главнокомандующий несколько раз в сутки звонил нам и выяснял интересующие его вопросы. Надо прямо сказать: Ставка держала руку на пульсе войны постоянно.
Вопрос.Говоря о руководстве войной, нам неизбежно придется коснуться личности Верховного Главнокомандующего…
Ответ. Война затронула все стороны жизни нашей страны. Надо было сплотить людей; надо было умело руководить небывалой по масштабам вооруженной борьбой, огромным и сложным хозяйством страны, перестраивать его, всецело подчиняя войне; надо было хорошо ориентироваться в мировой обстановке, не упасть духом перед лицом драматических неудач начала войны и поддержать в народе веру в победу. Думая обо всем этом, испытываешь гордость за нашу партию.
Что касается Сталина, то надо сказать, человеком он был незаурядным, с натурой сложной, противоречивой. В силу положения на нем лежала особая ответственность. Эту ответственность он глубоко сознавал.
Это вовсе не значит, что он не делал ошибок.
На первых порах войны он явно переоценивал свои силы и знания в руководстве войной, основные вопросы крайне сложной фронтовой обстановки пытался решать единолично, что нередко приводило к еще большему осложнению обстановки и тяжелым потерям.
Будучи человеком сильной воли, но с крайне неуравновешенным и жестким характером, Сталин в ту пору серьезных неудач на фронте часто выходил из себя, срывая гнев иногда и на людях, которых трудно было винить.
Но надо откровенно сказать, свои ошибки, допущенные в первые годы войны, Сталин не только глубоко пережил, но и сумел сделать из них правильные выводы. Начиная со Сталинградской операции его отношение ко всем, кто принимал участие в разработке стратегически важных решений, резко изменилось к лучшему.
Вопрос.Александр Михайлович, не могли бы вы вспомнить несколько конкретных эпизодов работы с Верховным Главнокомандующим?
Ответ. В такой беседе, к сожалению, нет возможности иллюстрировать сказанное, хотя любопытного можно было бы вспомнить немало.
Ну вот один эпизод.
Ко мне Сталин относился всегда хорошо. На протяжении войны я неизменно чувствовал его внимание, сказал бы, даже чрезмерную заботу, как мне казалось, далеко мной не заслуженные. В особо хорошем расположении духа Верховный мог сказать, например, такие слова: «Товарищ Василевский, вы вот массой войск руководите, и у вас это неплохо получается, а сами, наверное, и мухи не обидели…»
Правда ведь — почти похвала? Но вот сейчас я прочту выдержки из документа, копию которого я тоже храню как реликвию… Вот. «Маршалу Василевскому. Сейчас уже 3 часа 30 минут 17 августа, а Вы еще не изволили прислать в Ставку донесение об итогах операции за 16 августа и о Вашей оценке обстановки… Предупреждаю Вас, что в случае, если Вы хоть раз еще позволите забыть о своем долге перед Ставкой, Вы будете отстранены от должности начальника Генерального штаба и будете отозваны с фронта. И. Сталин».
Телеграмма тогда меня потрясла. За все годы военной службы я не получил почти ни одного серьезного замечания по работе. Моя вина состояла в том, что, находясь в войсках (шло сражение за Донбасс), я действительно часа на четыре нарушил установленный порядок — к полуночи 16 августа послать донесение в Ставку.
Эпизод этот весьма красноречив.