Дескать,
в самом лучшем стиле,
будто
розы на заре,
лепестки
пораспустили б
мы
без этих цензорей.
А поди
сними рогатки —
этаких
писцов стада
пару
анекдотов гадких
ткнут —
и снова пустота.
Цензоров
обвыли воем.
Я ж
другою
мыслью ранен:
жалко бедных,
каково им
от прочтенья
столькой дряни?
Обличитель,
меньше крему,
очень
темы
хороши.
О хорошенькую тему
зуб
не жалко искрошить.
Дураков
больших
обдумав,
взяли б
в лапы
лупы вы.
Мало, што ли,
помпадуров?
Мало —
градов Глуповых?*
Припаси
на зубе
яд,
в километр
жало вызмей
против всех,
кто зря
сидят
на труде,
на коммунизме!
Чтоб не скрылись,
хвост упрятав,
крупных
вылови налимов —
кулаков
и бюрократов,
дураков
и подхалимов.
Измельчал
и обеззубел,
обэстетился сатирик.
Крыть бы в розги,
взять в слезу бы!
Где вы,
бодрые задиры?
[1929]
Урожайный марш*
Добьемся урожая мы —
втройне,
земля,
рожай!
Пожалте,
уважаемый
товарищ урожай!
Чтоб даром не потели мы
по одному,
по два —
колхозами,
артелями
объединись, братва.
Земля у нас хорошая,
землица неплоха,
да надобно
под рожь ее
заранее вспахать.
Чем жить, зубами щелкая
в голодные года,
с проклятою
с трехполкою
покончим навсегда.
Вредителю мы
начисто
готовим карачун.
Сметем с полей
кулачество,
сорняк
и саранчу.
Разроем складов завали.
От всех
ответа ждем, —
чтоб тракторы
не ржа́вел и
впустую под дождем.
Поля
пройдут науку
под ветром-игруном…
Даешь
на дружбу руку,
товарищ агроном!
Земля
не хочет более
терпеть
плохой уход, —
готовься,
комсомолия,
в передовой поход.
Кончай
с деревней серенькой,
вставай,
который сер!
Вперегонки
с Америкой
иди, СССР!
Добьемся урожая мы —
втройне,
земля,
рожай!
Пожалте,
уважаемый
товарищ урожай!
[1929]
Проверь, товарищ, правильность факта — так или не так это*
Вот
что пишут рабкоры
про Севкавгоссахзавод
— Экономия «Большевик».
Да впрямь — большевик ли?
Большевизма
не видно,
хоть глаз выколи.
Зав
Караченцев
откалывает коленца:
из комнаты Шахова,
в ярости зловещей,
зав
аховый
вышвыривает вещи,
со всем
авторитетом веским
с окон
срывает занавески
и гордо говорит,
занавески выдрав:
— Этот Шахов —
контра и гидра!
А Логунов —
предрабочком —
теснит
работников
бочком,
Но нежен к родным,
нежней не найдете.
Родня
в учреждение тянется —
и тести,
и зяти,
и дяди,
и тети,
и кумовья,
и племянницы.
Уважим также,
строкой одаря,
ячейкиного секретаря.
Нам грустно —
секретарь Седов,
должно быть,
скоро
станет вдов.
Он
на глазах
рабочей массы
жену до смерти отдубасил.
Рабочий класс,
нажми плечистей
и в чистку эдаких прочисти!
[1929]
Душа общества*
Из года в год
легенда тянется —
легенда
тянется
из века в век.
что человек, мол,
который пьяница, —
разувлекательнейший человек.
Сквозь призму водки,
мол,
все — красотки…
Любая
гадина —
распривлекательна.
У машины
общества
поразвинтились гайки
люди
лижут
довоенного лютѐй.
Скольким
заменили
водочные спайки
все
другие
способы
общения людей?!
Если
муж
жену
истаскивает за́ волосы —
понимай, мол,
я
в семействе барин! —
это значит,
водки нализался
этот
милый,
увлекательнейший парень.
Если
парень
в сногсшибательнейшем раже
доставляет
скорой помощи
калек —
ясно мне,
что пивом взбудоражен
этот
милый,
увлекательнейший человек.
Если
парень,
запустивши лапу в кассу,
удостаивает
сам себя
и премий
и наград
значит,
был привержен
не к воде и квасу
этот
милый,
увлекательнейший казнокрад.
И преступления
всех систем,
и хрип хулигана,
и пятна быта
сегодня
измеришь
только тем —
сколько
пива
и водки напи́то.
Про пьяниц
много
пропето разного,
из пьяных пений
запомни только:
беги от ада
от заразного,
тащи
из яда
алкоголика.
[1929]
Долой шапки!*
Ну, и дура —
храбрость-то:
всех
звала
шавками.
Всех, мол,
просто-напросто
закидаю —
шапками.
Бойся
этих
русских фраз
и не верь —
в фуражку.
С этой фразой
нам
не раз
наломают —
ряшку…
Враг Советов
не дитё,
чтоб идти
в кулачики.
Враг богат,
умен,
хитер…
По гробам —
укладчики!
Крыты —
сталью-броней
кони их
крепкие.
Не спугнешь их
враньем
о киданьи кепки.
Враг
в дредноутах-китах,
с танками
с тяжкими,
их —
не сломишь,
закидав
шапками —
фуражками!
Они
молчком
к тебе
придут,
лица
не показывая.
Лишь
на траншею,
на редут
вползет
смертища газовая.
Пока
стальным окружием
враги
не нависли,
крепись —
во всеоружии
техники
и мысли!
[1929]
Тигр и киса*
Кийс был начальником Ленинградского исправдома. В результате ряда омерзительных поступков его перевели в Москву на должность… начальника Таганского исправдома.
В «Таганке» Кийс орудовал старыми приемами. Разоблачивший Кийса общественник Сотников после трех незаслуженных выговоров был уволен.
ГУМЗ* восстановило Сотникова. Но вмешался Наркомюст, и Сотникова вновь уволили. Дело тянется до сих пор. А Кийс, замешанный в ряде других темных дел, назначен ГУМЗ… начальником Сокольнического исправдома.
Кипит, как чайник,
и кроет беспардонно
Кийс —
начальник
Таганского исправдома.
Но к старшим
у Кийса
подход
кисы.
Нежность в глазках.
Услужлив
и ласков.
Этому
Кийсу
потворствуют выси.
Знакомы густо
от ГУМЗ
до Наркомюста.
А товарищ Сотников
из маленьких работников.
Начальству
взирать ли
на мелких надзирателей?
Тем более,
если
служители мелкие
разоблачать полезли
начальника проделки?
И нач зубами
Кийса
в Сотникова вгрызся.
Кийс
под ласковость высей
докатился до точки.
Не пора ль
этой Кийсе
пообстричь коготочки,
чтоб этот
Кийс
умолк
и скис.
[1929]
Что такое?*
Петр Иваныч,
что такое?
Он,
с которым
не ужиться,
стал
нежнее, чем левкои,
к подчиненным,
к сослуживцам.
Целый день
сидит на месте.
Надо вам
или не надо,
проходите,
прите,
лезьте
сколько влезет —
без доклада.
Весь
бумажками окидан,
мыслит,
выгнувшись дугой.
Скрылась
к черту
волокита
от энергии
такой.
Рвет
бумажки,
мигом вызнав.
Тают,
как от солнца иней.
Этих
всех
бюрократизмов
просто
нету и в помине.
Свет
в лице
играет с тенью…
Где вы,
кисть
или резец?!
Нет
названий
поведенью,
поведенье —
образец.
Целомудрен,
— смейтесь, куры! —
Нету
силы
надивиться:
не плюет,
не пьет,
не курит
и
не смотрит на девиц он.
Петр Иваныч,
что такое?
Кто
подумать это мог!
Поведенье
таковое
нам,
простите,
невдомек.
Что случилось
с вами,
милый?
Расцвели вы
и взялись
с разутроенною силой
строить
нам
социализм.
Эти
возгласы
не в тон,
лоб
в сомнении