Революция есть по сути дела одна из форм того имманентного явления, которое теснит нас со всех сторон и которое мы зовем Необходимостью.
И перед лицом этого загадочного переплетения благодеяний и мук История настойчиво задает вопрос: Почему?
Потому — ответит тот, кто ничего не знает, и таков же ответ того, кто знает все.
Наблюдая эти стихийные катастрофы, которые разрушают и обновляют цивилизацию, не следует слишком опрометчиво судить о делах второстепенных. Хулить или превозносить людей за результат их действий — это все равно, что хулить или превозносить слагаемые за то, что получилась та или иная сумма. То, чему положено свершиться, — свершится, то, что должно разразиться, — разразится. Но извечно безоблачная синева тверди не страшится таких ураганов. Над революциями, как звездное небо над грозами, сияют Истина и Справедливость.
XII
Таков был этот Конвент, к которому приложима своя особая мера, этот воинский стан человечества, атакуемый всеми темными силами, сторожевой огонь осажденной армии идей, великий бивуак умов, раскинувшийся на краю бездны. Ничто в истории несравнимо с этим собранием людей: оно — сенат и чернь, конклав и улица, ареопаг и площадь, верховный суд и подсудимый.
Конвент склонялся под ветром, но ветер этот исходил от тысячеустого дыхания народа и был дыханием божьим.
И ныне, после восьмидесяти лет, всякий раз, когда перед человеком, — историк ли он, или философ, — встанет вдруг образ Конвента, человек этот бросает все и застывает в раздумье. Нельзя взирать рассеянным оком на великое шествие теней.
XIII. Марат за кулисами
На следующий день, после свидания на Павлиньей улице, Марат, как он и объявил накануне Симонне Эврар, отправился в Конвент.
Среди членов Конвента имелся некий маркиз Луи де Монто, страстный приверженец Марата; именно он поднес Собранию десятичные часы, увенчанные бюстом своего кумира.
В ту самую минуту, когда Марат входил в здание Конвента, Шабо подошел к Монто.
— Эй, бывший, — начал он.
Монто поднял глаза.
— Почему ты величаешь меня бывшим?
— Потому что ты бывший.
— Я бывший?
— Да, ты, ты ведь был маркизом.
— Никогда не был.
— Рассказывай!
— Мой отец был простой солдат, а дед был ткачом.
— Ну, завел шарманку, Монто!
— Меня вовсе и не зовут Монто.
— А как же тебя зовут?
— Меня зовут Марибон.
— Хотя бы и Марибон, — сказал Шабо, — мне-то что за дело?
И прошипел сквозь зубы:
— Куда только все маркизы подевались?
Марат остановился в левом коридоре и молча смотрел на Монто и Шабо.
Всякий раз, когда Марат появлялся в Конвенте, по залу проходил шопот, но шопот отдаленный. Вокруг него все молчало. Марат даже не замечал этого. Он презирал «квакуш из болота».
Скамьи, стоявшие внизу, скрадывал полумрак, и сидевшие там в ряд Компе из Уазы, Прюнель,361
Виллар,362
епископ, впоследствии ставший членом Французской академии, Бутру,363
Пти, Плэшар, Боне, Тибодо,364
Вальдрюш бесцеремонно показывали на Марата пальцем.
— Смотрите-ка — Марат!
— Разве он не болен?
— Как видно, болен, — явился в халате.
— Как так в халате?
— Да в халате же, говорю.
— Слишком уж много себе разрешает.
— Смеет в таком виде являться в Конвент!
— Что ж удивительного, ведь приходил он сюда в лавровом венке, почему бы не прийти в халате?
— Медный лоб, да и зубы словно покрыты окисью меди.
— А халат-то, глядите, новый.
— Из какой материи?
— Из репса.
— В полоску.
— Посмотрите лучше, какие отвороты!
— Из меха.
— Тигрового?
— Нет, горностаевого.
— Ну, горностай-то поддельный.
— Да на нем чулки!
— Странно, как это он в чулках!
— И туфли с пряжками.
— Серебряными.
— Ого, что-то скажут на это деревянные сабо нашего Камбуласа!
На других скамьях делали вид, что вообще не замечают Марата. Говорили о посторонних предметах. Сантона подошел к Дюссо.
— Дюссо, вы знаете?
— Кого знаю?
— Бывшего графа де Бриенн.
— Которого посадили в тюрьму Форс вместе с бывшим герцогом Вильруа?
— Да.
— Обоих знавал в свое время. А что?
— Они до того перетрусили, что за версту раскланивались, завидя красный колпак тюремного надзирателя, а как-то даже отказались играть в пикет, потому что им подали карты с королями и дамами.
— Ну и что?
— Вчера гильотинировали.
— Обоих?
— Обоих.
— А как они держались в тюрьме?
— Как трусы.
— А на эшафоте?
— Как храбрецы.
И Дюссо добавил:
— Да, умирать, видно, легче, чем жить.
Барер между тем зачитывал донесение, касающееся положения дел в Вандее. Девятьсот человек выступили из Морбигана, имея полевые орудия, и отправились на выручку Нанта. Редон под угрозой сдачи — крестьяне наседают. Пэмбеф атакован. Перед Мендрэном крейсировала эскадра, чтобы помешать высадке. Весь левый берег Луары от Энгранда до Мора ощетинился роялистскими батареями. Три тысячи крестьян овладели Порником. Они кричали: «Да здравствуют англичане!» Письмо Сантерра, адресованное Конвенту, которое оглашал Барер, кончалось словами: «Семь тысяч крестьян атаковали Ванн. Мы отбросили их и захватили четыре пушки…»
— А сколько пленных? — прервал Барера чей-то голос.
Барер продолжал:
— Тут имеется приписка: «Пленных нет, так как пленных мы теперь не берем».365
Марат сидел не шевелясь и, казалось, ничего не слышал, — он весь был поглощен суровыми заботами.
Он вертел в пальцах бумажку, и тот, кто развернул бы ее, прочел бы несколько строк, написанных почерком Моморо и, очевидно, служивших ответом на какой-то вопрос Марата.
"Мы бессильны против всемогущества уполномоченных комиссаров, особенно против уполномоченных Комитета общественного спасения. И хотя Женисье заявил на заседании 6 мая: «Любой комиссар стал сильнее короля», — ничего не переменилось. Они карают и милуют. Массад в Анжере, Трюллар в Сент-Амане, Нион при генерале Марсе, Паррен при Сабльской армии, Мильер366
при Ниорской армии, — все они поистине всемогущи. Клуб якобинцев дошел до того, что назначил Паррена бригадным генералом. Обстоятельства оправдывают все. Делегат Комитета общественного спасения держит в руках любого генерал-аншефа".
Марат попрежнему теребил бумажку, затем сунул ее в карман и не спеша подошел к Монто и Шабо, которые продолжали разговаривать, ничего не замечая вокруг.
— Как там тебя, Марибон или Монто, — говорил Шабо, — знай, я только что был в Комитете общественного спасения.
— Ну и что ж там делается?
— Поручили одному попу следить за дворянином.
— А!
— За дворянином вроде тебя.
— Я не дворянин, — возразил Монто.
— Священнику…
— Вроде тебя.
— Я не священник, — воскликнул Шабо.
И оба расхохотались.
— А ну-ка расскажи подробнее.
— Вот как обстоит дело. Некий поп, по имени Симурдэн, делегирован с чрезвычайными полномочиями к некоему виконту, по имени Говэн; этот виконт командует экспедиционным отрядом береговой армии. Следовательно, надо помешать дворянину вести двойную игру, а попу изменять.
— Все это очень просто, — сказал Монто. — Придется вывести на сцену третье действующее лицо — Смерть.
— Это я возьму на себя, — сказал Марат.
Собеседники оглянулись.
— Здравствуй, Марат, — сказал Шабо, — что-то ты редко стал посещать заседания.
— Врач не пускает, прописал мне ванны, — ответил Марат.
— Бойся ванн, — изрек Шабо, — Сенека367
умер в ванне.
Марат улыбнулся.
— Здесь, Шабо, нет Неронов.
— Зато есть ты, — произнес чей-то рыкающий голос.
Это бросил на ходу Дантон, пробираясь к своей скамье. Марат даже не оглянулся.
Наклонившись к Монто и Шабо, он сказал шопотом:
— Слушайте меня оба. Я пришел сюда по важному делу. Необходимо, чтобы кто-нибудь из нас троих предложил Конвенту проект декрета.
— Только не я, — живо отказался Монто, — меня не слушают, я ведь маркиз.
— И не я, — подхватил Шабо, — меня не слушают, я ведь капуцин.
— И меня тоже, — сказал Марат, — я ведь Марат.
Воцарилось молчание.
Когда Марат задумывался, обращаться к нему с вопросами было небезопасно. Однако Монто рискнул:
— А какой декрет ты хочешь предложить?
— Декрет, который карает смертью любого военачальника, выпустившего на свободу пленного мятежника.
— Такой декрет уже существует, — прервал Марата Шабо. — Его приняли еще в конце апреля.
— Принять-то приняли, но на деле он не существует, — ответил Марат. — Повсюду в Вандее участились побеги пленных, а пособники беглецов не несут никакой кары.
— Значит, Марат, декрет вышел из употребления.
— Значит, Шабо, надо вновь ввести его в силу.
— Само собой разумеется.
— Об этом-то и требуется заявить в Конвенте.
— Совершенно необязательно привлекать к этому делу весь Конвент, достаточно Комитета общественного спасения.
— Мы вполне достигнем цели, — добавил Монто, — если Комитет общественного спасения прикажет вывесить декрет во всех коммунах Вандеи и накажет для острастки двух-трех виновных.
— И при том не мелкую сошку, — подхватил Шабо, — а генералов.
— Пожалуй, этого хватит, — произнес вполголоса Марат.
— Марат, — снова заговорил Шабо, — а ты сам скажи об этом в Комитете общественного спасения.
Марат посмотрел на него таким взглядом, что даже Шабо поежился.
— Шабо, — сказал он, — Комитет общественного спасения — это Робеспьер. А я не хожу к Робеспьеру.
— Тогда пойду я, — предложил Монто.
— Хорошо, — ответил Марат.
На следующий же день соответствующий декрет Комитета общественного спасения был разослан повсюду; властям вменялось в обязанность расклеить его по всем городам и селам Вандеи и выполнять неукоснительно, то есть предавать смертной казни всякого, кто причастен к побегу разбойников и пленных мятежников.