заслуг. Этот Чарлз Йорк, в течение двадцати лет член парламента от Кембриджа, был одним из тех избранных, которым Питт, Персивал и Ливерпул поручали «to do the dirty work for them» [ «делать за них грязную работу». Ред.]. Каждая из «лояльных» террористических мер того времени находила в нем своего Пиндара. В каждой петиции против открыто практиковавшейся продажи мест в палате общин он усматривал «якобинские козни». Каждое предложение против бесстыдной системы синекур в такое время, когда в Англии уже появился пауперизм, Чарлз Йорк объявлял покушением на «благословенный покой нашей святой религии». При каких же обстоятельствах праздновал этот Чарлз Йорк свое вознесение в палату лордов? Валхеренская экспедиция[149] привела в 1810 г. в Англии к событиям, аналогичным тем, которые в 1855 г. были вызваны крымской экспедицией. Лорд Порчестер внес в палату общин предложение назначить следственную комиссию. Чарлз Йорк резко возражал, говорил о заговорах, о возбуждении недовольства и тому подобное. Несмотря на это, предложение Порчестера было принято. Тогда Йорк решил лишить публику возможности ознакомиться с материалами следствия, настаивая, на основании старой нелепой парламентской привилегии, на том, чтобы галерея парламента была очищена от публики и корреспондентов. Это было сделано. Тогда некий г-н Гейл Джонс, председатель одного Debating Club Лондона, опубликовал сообщение, в котором говорилось, что на ближайшем заседании клуба будет обсужден вопрос о нарушении свободы печати и о грубом оскорблении общественного мнения Чарлзом Йорком. В ответ на это Чарлз Йорк обвинил Гейла Джонса перед лицом палаты общин в оскорблении члена парламента и в нарушении «привилегии парламента», после чего Джонс вопреки всем английским законам, прямо с заседания палаты, без суда и следствия, был отправлен в Ньюгейтскую тюрьму, «чтобы содержаться там под стражей, пока это будет угодно общинам». Совершая эти геройские подвиги, Чарлз Йорк кичился своей независимостью. Он, видите ли, действует лишь как порядочный «сельский дворянин», как «друг короля», как «лояльный антиякобинец». Между тем не прошло и трех недель после закрытия галереи по настоянию Йорка, как стало известно, что он успел уже предъявить свой счет министерству Персивала и выторговал себе пожизненную синекуру Teller of the Exchequer [контролера казначейства. Ред.] (нечто вроде «хранителя зеленого воска»), иначе говоря пожизненный доход в 2700 ф. ст. ежегодно. Приняв эту синекуру, Чарлз Йорк должен был явиться к своим избирателям в Кембридж для переизбрания. На избирательном собрании его приветствовали свистом, шиканьем, гнилыми яблоками и тухлыми яйцами, и он вынужден был бежать. В качестве компенсации за неудачу Персивал возвел его в звание пэра. Таким путем превратился Чарлз Йорк в лорда и таким путем, — поучает лорд Элленборо лорда Пальмерстона, — заслуги должны получать признание в хорошо налаженном государственном аппарате. Не считая этих наивных и характерных lapsus linguae [обмолвок. Ред.], Элленборо, обладающий неоспоримым сходством с рыцарем печального образа [Дон-Кихотом. Ред.], придерживался большей частью фразеологии митингов Сити.
Его друг Дерби постарался ограничить даже эту чисто риторическую уступку. Он опроверг слух о том, что находится в союзе с Лейардом. Он, весь талант которого заключается в осмотрительности, обвинял Лейарда в неосмотрительности. Во взглядах господ из Сити много-де верного, но они пришли к слишком экстравагантным (!!) выводам. Министр должен подыскивать себе коллег в парламенте, и не только в парламенте, но и в партии, к которой он принадлежит, и не столько в партии, сколько в кругу тех членов своей партии, которые имеют вес в парламенте. Внутри этого круга решающее значение должны иметь, конечно, способности, до сих пор часто не принимавшиеся в расчет. Ошибка, полагает Дерби, лежит в парламентской реформе 1831 года. Уничтожили «гнилые местечки», «rotten boroughs», а как раз эти местечки и поставляли здравомыслящих государственных деятелей Англии. Местечки давали возможность влиятельным людям проводить талантливых, но не располагающих средствами, молодых людей в парламент, откуда они попадали на государственную службу. Следовательно, даже по мнению Дерби, никакая административная реформа невозможна без парламентской реформы — только парламентской реформы в обратном смысле, в смысле реставрации «гнилых местечек». Жалобы Дерби кажутся не вполне обоснованными, если принять во внимание, что 85 мест в палате общин до сих пор еще принадлежат примерно 60 мелким «rotten boroughs» (в одной только Англии), ни одно из которых не насчитывает больше 500 жителей, хотя некоторые из них и посылают по два депутата.
Лорд Панмюр, выступавший от имени министерства, направил дебаты в палате лордов по линии обсуждения существа дела. Ваша декламация, заикаясь заявил он, преследует цель использовать шум, поднятый за стенами парламента, чтобы выгнать нас из министерства и самим занять наше место. Почему Дерби не образовал министерство три месяца тому назад, когда получил предложение от королевы? Да, ответил Дерби ухмыляясь, три месяца тому назад! За три месяца обстоятельства изменились. Три месяца тому назад лорд Пальмерстон был homme a la mode [человеком в моде. Ред.], великим, незаменимым государственным деятелем. Сейчас песенка его спета, и очередь за нами.
Дебаты в палате лордов показали, что здесь ни у одной из сторон нет материала, из которого можно выкроить настоящего человека. Что касается палаты общин, то Элленборо справедливо заметил, что она выдохлась, потеряла авторитет и что политическое влияние надо искать не внутри, а вне парламентских стен. Дебаты в палате лордов ясно показали mala fides [неискренность. Ред.] аристократической оппозиции, которая пытается обманным путем свести на нет буржуазное движение и одновременно использовать его в качестве тарана против министерства. В следующей корреспонденции мы будем иметь случай доказать также mala fides реформаторов из Сити по отношению к рабочему классу, с которым они собираются играть так же, как играет ими аристократическая оппозиция. Это даст возможность убедиться в том, что нынешнее движение в Англии по своему характеру является весьма сложным и, как мы уже раньше указывали, заключает в себе два противоположных и враждебных друг другу движения.
Написано К. Марксом 15 мая 1855 г.
Напечатано в «Neue Oder-Zeitung» № 228, 19 мая 1855 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с немецкого
К. МАРКСБУРЖУАЗНАЯ ОППОЗИЦИЯ И ЧАРТИСТЫ[150]
Лондон, 16 мая. Негодование буржуазной оппозиции по поводу голосования в палате лордов в связи с предложением Элленборо является показателем ее слабости. Она должна была бы, напротив, праздновать, как победу, отклонение этого предложения. Заставить палату лордов, этот высший совет аристократии, в ходе торжественных и публичных дебатов заявить, что она удовлетворена тем, как до сих пор велась война, заставить ее во всеуслышание признать Пальмерстона своим вождем и представителем и окончательно отвергнуть даже благие пожелания административной реформы и вообще всякой реформы — какого же более благоприятного результата могли ожидать враги аристократии от предложения Элленборо? Они должны были бы прежде всего постараться дискредитировать палату лордов, этот последний оплот английской аристократии. А они жалуются, что палата лордов пренебрегла возможностью приобрести мимолетную популярность не за счет своих привилегий, а за счет нынешнего кабинета! Если жалуется «Morning Herald», орган тори, орган всех предрассудков «нашей непревзойденной конституции», то это в порядке вещей. Газета «Morning Herald» утешалась надеждой, что после того как вигская олигархия в течение полутора столетий выполняла обязанность друзей буржуазии и «либерального прогресса», роли переменятся, и в течение следующих полутора столетий роль «аристократических» представителей буржуазии и «либерального прогресса» будет поручена тори. «Morning Herald» имела полное законное право сетовать. А буржуазная оппозиция? Неужели она вообразила, что умеренной демонстрации купцов Сити будет достаточно, чтобы толкнуть аристократию на самоубийство, на отречение от власти? Истина, однако, заключается в том, что буржуазия желает компромисса, что она ожидает уступчивости со стороны противника, чтобы получить возможность самой быть уступчивой, что она по возможности хотела бы избежать действительной борьбы. Как только начинается настоящая борьба, на арену проталкивается «миллион», как они называют «низшие» классы, и включается в нее не только в качестве зрителя или третейского судьи, но и в качестве борющейся стороны. А этого буржуазия хотела бы избежать во что бы то ни стало. Аналогичная причина заставляла вигов оставаться вне кабинета с 1808 по 1830 год. Они хотели выбросить своих противников любой ценой, но только не ценой действительных уступок буржуазии, без помощи которой нельзя было выгнать тори, только не ценой парламентской реформы. Мы видели, как двусмысленно пожимая плечами, с какими оговорками и в какой иронической, ничего не говорящей форме Элленборо и Дерби объявили себя сторонниками буржуазной административной реформы, одновременно отмахиваясь руками и ногами от своих мнимых союзников. С другой стороны, мы сейчас увидим, с каким трусливым коварством купцы-реформаторы из Сити с самого начала старались предупредить всякое противодействие со стороны чартистов и временно обеспечить их молчание, чтобы затем, под шумок, вытеснить их с добровольно уступленных ими позиций. У господ из Сити страх и враждебность к мнимым союзникам в такой же мере, как у тори, перевешивают неприязнь к мнимым противникам. Вкратце события развертывались следующим образом:
Ассоциация административной реформы боялась оппозиции чартистов, которые на двух больших митингах, как читатель припомнит, в Сент-Мартинс холле и в Саутуарке, дали успешный бой Национальной и конституционной ассоциации и вынудили ее к отступлению с избранной ею позиции. 26 апреля на квартиру Эрнеста Джонса явился г-н Джемс А