— Не продолжай! — взмолился мистер Лльюэлин. — Знаю, знаю.
— В таком вот настроении она села писать тебе письмо. Сказала, что изложит план действий просто и ясно, чтобы ты ничего не напутал со шляпой, а остаток чернил потратит на то, чтобы объяснить тебе, что тебя ждет, если откажешься. Думаю, стоит ознакомиться.
Мистер Лльюэлин взял у нее из рук пухлый конверт и вскрыл его. И пока он читал при свете, льющемся из окна библиотеки, его нижняя челюсть все больше отвисала, так что к концу письма второй подбородок почти совсем зарылся в тот, что под ним. Было ясно, что ни одна добрая мысль не смягчила его жены и не охладила яростного пыла ее замечаний. Она написала именно то, что обещала.
— Да… — пробормотал он, разорвал письмо на мелкие клочки и выбросил их за борт. — М-да… Это надо обмозговать.
— Иди. Обдумай как следует.
— Ну, я пошел, — сказал мистер Лльюэлин и уныло побрел в библиотеку. Там никого не было, если не считать молодого человека, медитирующего в углу над листом бумаги. Мистер Лльюэлин был рад одиночеству. Усевшись, он сунул в рот сигару и принялся думать.
Судя по поведению Грейс… она сощурилась и показала зубки…
Да-да, ему уже не раз доводилось это видеть, и всегда он испытывал неприятное ощущение!
Что, если махнуть на все рукой?
Боже упаси!
Тогда другой вариант?
Страшно подумать!
Дело в том, что, постоянно думая о всяких важных вещах, он почти ничего не знал о том, что делают с пойманными контрабандистами.
В этот момент в библиотеку бодрым шагом вошел старший стюард. «Он-то мне и нужен», — подумал мистер Лльюэлин и поспешил перехватить его.
— Эй, — позвал он. — У вас есть минутка?
В начале плавания у стюардов, как правило, не бывает никаких минуток, но просьба исходила не от простого, а от более чем достойного пассажира, и стюард остановился.
— Чем могу помочь, мистер Лльюэлин?
— Хотел бы поговорить, если вы не очень заняты.
— Пожалуйста. Надеюсь, ничего плохого не случилось? Мистер Лльюэлин готов был смеяться сквозь слезы. С тем же успехом подобный вопрос можно задать висельнику, идущему на эшафот.
— Нет-нет, я… хотел спросить вас кое о чем. Мне кажется, вы должны знать. Это касается контрабанды. Я, конечно, не собираюсь ей заниматься, как вы понимаете. Нет уж, увольте! Дурак я, что ли, чтобы играть в такие игрушки, ха-ха-ха!
— Ха-ха, — с готовностью подхватил стюард, ибо в Лондоне его специально предупредили, что его задача — сделать все возможное, чтобы другим приятно было находиться на корабле.
— Да нет, просто я вдруг подумал, что можно сделать фильм про контрабандистов. Только для этого нужно все точно знать. Так вот: что ждет человека, который пытался протащить что-нибудь через нью-йоркскую таможню, а его схватили?
Стюард хихикнул.
— Ответить на это, мистер Лльюэлин, можно очень коротко: много чего ждет!
— Много чего?
— Много чего, — повторил стюард и снова хихикнул. Смех у него был здоровый и жизнеутверждающий, отчасти напоминающий бульканье виски, когда его льют из бутылки в стакан. Обычно такой звук нравился мистеру Лльюэлину; но не сейчас.
Повисло молчание.
— И что же, например? — проговорил мистер Лльюэлин дрожащим голосом.
Стюард оживился. Ему вообще нравилось распространять свет знаний. Он даже забыл, что спешит.
— Итак, — начал он, — представьте, что этого персонажа в вашей картине поймали, когда он пытался провезти что-нибудь очень ценное, например жемчужное ожерелье… Простите?
— Я… я ничего, — пробормотал мистер Лльюэлин.
— Мне показалось, вы что-то сказали?
— Нет.
— Странно. Так на чем я остановился? Ах, да. Этот ваш персонаж, скажем, хочет нелегально пронести жемчужное ожерелье через нью-йоркскую таможню — и попадается. Тогда он оказывается в довольно неприятной ситуации. Конечно, за контрабанду могут отправить и в тюрьму, а могут только конфисковать товар и наложить штраф вплоть до полной стоимости конфискованного. Лично я осмелился бы предложить вам представить дело так, чтобы у него конфисковали товар, оштрафовали по максимуму, а потом посадили в тюрьму.
Мистер Лльюэлин болезненно дернулся.
— Мне надо, чтобы было правдоподобно.
— Это и будет правдоподобно, — бодро заверил его стюард. — Так часто делают… чаще, чем кажется. Я почему это предложил — это позволило бы дать несколько тюремных сцен.
— Не люблю тюремные сцены, — заметил мистер Лльюэлин.
— Бывают очень захватывающие, — возразил стюард.
— Ну и что? — сказал мистер Лльюэлин. — Я их не люблю.
Стюард озадаченно примолк, но уже через минуту прежний энтузиазм вернулся к нему. Он был давним почитателем кино и понимал, что такой человек, как мистер Лльюэлин, должен сначала досконально изучить предмет, а потом уж решать, с какого конца к нему лучше подступиться. Вероятно, мистер Лльюэлин, со свойственным ему чутьем, собирается представить это не как драму, а как комедию…
И стюард задал вопрос:
— Может быть, вас привлекает смешная сторона ситуации? Я думаю, вы правы. Все любят посмеяться. Тогда, — продолжал он, заранее посмеиваясь над воображаемыми персонажами, — вышла бы очень смешная сцена, где таможенники его обыскивают. Особенно если он толстый. Возьмите хорошего толстяка — чем толще, тем смешнее, — и я гарантирую, что по крайней мере в саутгемптонском «Супер-Бижу» публика будет хохотать так, что в Портсмуте услышат. Мистер Лльюэлин, судя по всему, не разделял вкусов саутгемптонского «Супер-Бижу». Лицо его оставалось все таким же каменно-застывшим. Он сказал, что не понимает, над чем тут можно смеяться.
— Не понимаете?
— Абсолютно ничего смешного.
— Как?! Ну вот, например, они раздевают его и дают ему рвотный порошок.
— Рвотный порошок? — выпучил глаза мистер Лльюэлин. — Это еще зачем?
— Посмотреть, не прячет ли он чего внутри.
— Они посмеют?!
— Еще бы! Можно сказать, обычное дело.
Мистер Лльюэлин мрачно посмотрел на собеседника. В свое время он недолюбливал многих киносценаристов, но ни один из них не был неприятен ему так, как этот разглагольствующий стюард. Такое смакование мерзких подробностей казалось ему отвратительным.
— Никогда об этом не слышал.
— Что вы!
— Чудовищно! — заметил мистер Лльюэлин. — И это в цивилизованной стране!
— Люди не должны заниматься контрабандой, — назидательно произнес стюард, — Вы и говорите им своей картиной: не беритесь за это дело, оно безнадежное!
— А оно безнадежное?
— Еще бы! У них отработанная система слежки. Мистер Лльюэлин облизнул пересохшие губы:
— Я об этом тоже хотел вас расспросить. Как работают сыщики?
— О, они повсюду… Так и шныряют по Лондону и Парижу, да и по всему континенту.
— А в Каннах?..
— В Каннах-то их больше всего, после Лондона и Парижа, конечно. Сейчас ведь у американцев вошло в привычку плыть домой новым южным маршрутом, на итальянских кораблях. Солнечные ванны, к тому же модно… Думаю, в каждом каннском отеле имеется таможенный сыщик. Я знаю, что один есть в «Гигантике», еще один — в «Манифике»…
— В «Манифике»!
— Это такой отель, — пояснил стюард. — Ну и в других тоже свои сыщики есть. Накладно, конечно, держать их, но американская таможня в итоге выигрывает, рано или поздно они оправдают расходы. В заграничных гостиницах люди не боятся говорить открыто — а их подслушивают. Ну разве подумаешь на прилично одетого молодого человека, который случайно встал рядом, когда они в баре обсуждали план? Потом они встречают его на корабле — и опять же, им в голову не придет, что он тут неспроста. Но он — неспроста, и в Нью-Йорке они это почувствуют.
Мистер Лльюэлин прокашлялся.
— Вы… кхм… видели его? Из «Манифика»?
— Лично я — нет, а мой знакомый видел. Высокий, хорошо одет, внешность приятная — знакомый говорил: последний, на кого можно подумать… Боже мой! — вскричал вдруг стюард, глянув на часы. — Время-то как летит! Мне нужно бежать. Смею думать, я хоть немного помог вам, мистер Лльюэлин. На вашем месте я бы действительно вывел в картине таможенного сыщика. Весьма занятная профессия. А сейчас, надеюсь, вы меня извините? Тысяча дел. Так всегда бывает, пока не пройдем Шербур.
Мистер Лльюэлин, конечно, извинил его. Особой радости этот разговор ему не доставил. Он погрузился в раздумья, зажав в зубах незажженную сигару; и раздумья эти могли бы продолжаться вечно, если бы их не прервали.
За его спиной раздался голос:
— Извините, вы случайно не знаете, как пишется «беспрецедентно»?
Состояние мистера Лльюэлина в данный момент не позволяло ему делать пируэты, но тут он сделал более или менее полный пируэт, насколько это вообще возможно для человека, чья талия исчезла еще лет двадцать назад. После этого он издал тонкий мышиный писк и обмяк в кресле.
Перед ним был зловещий незнакомец с террасы каннского отеля «Манифик».
В эту минуту дверь распахнулась, и вошла Гертруда.
Глава VI
Первые часы плавания она провела в каюте мисс Пассенджер, капитана женской хоккейной сборной, примеряя шляпки. Вот почему Монти, как ни старался, не мог найти ее Пока он обшаривал прогулочную палубу, шлюпочную палубу, комнату отдыха, курительную комнату, библиотеку, гимнастический зал и все остальные помещения, кроме разве что машинного отделения и капитанской рубки, все это время она находилась в каюте мисс Пассенджер на палубе «В», примеряя, как уже было сказано, шляпки.
Со шляпками у мисс Пассенджер было все в порядке, ибо она задалась целью с первых дней своего пребывания в Штатах произвести на тамошних жителей неизгладимое впечатление. У нее были голубые шляпки, розовые шляпки, бежевые шляпки, зеленые шляпки, соломенные шляпки, вязаные шляпки, фетровые шляпки — и Гертруда все их перемерила одну задругой. Сам процесс этот, как оказалось, помогает заглушить сердечную боль.
Потому что, хотя по ее поведению на вокзале Ватерлоо это было не заметно, боль все-таки терзала ее сердце. После того, что случилось, девичья гордость не позволяла ей даже думать о Монти как о будущем муже, но вспоминать о нем ей никто не запрещал. Реджи Теннисон ошибся, предположив, что бывший жених потерял в ее глазах свой героический ореол. Нет, роковые чары все еще действовали.