И затем… — Католичка, ваша честь!
— Отлично. Прошу оторвать лоскут от ее одеяла. Благодарю. Полушерсть заграничного производства. Отлично. Теперь кусочек от ее платья. Благодарю. Ситец. Поношенный. Превосходная улика. Превосходная! Теперь, будьте любезны, соберите мне немножко мусору с пола. Спасибо, большое спасибо! О! Превосходно! Превосходно!.. Теперь мы, кажется, знаем, в чем дело…
Продолжает размышлять. И вот, друзья мои, у него уже есть все необходимые улики, и больше ему ничегошеньки не надо. И потом, как вы думаете, что делает Выдающаяся Личность? Он раскладывает на столе все эти кусочки материи и мусор, кладет на стол локти, склоняется над ним, укладывает все вещицы ровно в ряд, изучает их, тихо шепчет: «Женского пола», перекладывает их по-другому, шепчет: «Шесть лет», снова перекладывает их и так и сяк и опять шепчет: «Пять зубов… один выходит… католичка… нитяные… ситец… юфть… будь она проклята, эта юфть!» Потом выпрямляется, устремляет взор в небеса, запускает обе пятерни в волосы и все ерошит их, ерошит, бормоча: «Будь проклята эта юфть!» Потом он встает из-за стола, хмурит лоб и начинает пересчитывать все свои улики по пальцам и… застревает на безымянном. Но лишь на один миг! Потом лицо его озаряется, будто дом во время пожара, он расправляет плечи и во всем своем величии обращается к собравшимся: «Пусть двое возьмут фонарь и сходят к индейцу Билли за ребенком. Остальные — по домам. Спокойной ночи, сударыня! Спокойной ночи, джентльмены!»
Его стиль. И он кланяется, величественный, как Маттерхорн[19], и уходит в трактир. Вот каков его стиль работы. Единственный в своем роде, научный, глубокомысленный: четверть часа — и дело в шляпе. И не надо всей толпой полтора часа шататься в диких зарослях, верьте моему слову.
— Черт подери! Вот это здорово! — воскликнул Хэм Сандвич. — Фергюсон! Ты же все это разыграл как по нотам! Ни в одной книге его так точно не описали! Да я будто все своими глазами видел! А вы?
Сделано в Германии. — Еще бы! Точная фох-тох-графия!
Фергюсон был весьма польщен такой похвалой. Он посидел некоторое время молча, наслаждаясь своим успехом, потом проникновенно спросил:
— Интересно, господь ли его создал?
Ответа не последовало.
Никто не откликнулся, но спустя минуту Хэм Сандвич почтительно произнес:
— Если и господь, то вряд ли за один присест!
Обреченная хижина. В восемь часов вечера мимо хижины Флинта Бакнера в морозном сумраке брели два человека. Это были Шерлок Холмс и его племянник.
— Подождите меня здесь на дороге, дядюшка, — сказал Фетлок, — я сбегаю к себе только на минуту.
Обратно в трактир. Он попросил дядю что-то дать ему, тот выполнил просьбу племянника, после чего Фетлок скрылся во тьме. Но вот вскоре он вновь появился, и беседа — прогулка продолжалась. К девяти часам они уже возвратились в трактир и с трудом проталкивались сквозь толпу поклонников в бильярдной, набившихся туда, в надежде хоть одним глазком взглянуть на Выдающуюся Личность. Грянуло «ура!», словно при встрече коронованной особы. Мистер Шерлок Холмс отвечал на овацию целой серией учтивых поклонов, и когда стал удаляться, его племянник оповестил собравшихся:
— Джентльмены! Дяде Шерлоку нужно поработать. Он будет занят до полуночи или до часа ночи, но потом, возможно, и несколько раньше этого времени, спустится к вам. Мой дядюшка выражает надежду, что кто-нибудь из вас еще останется выпить с ним.
Угощение почитателей. — Ого, ребята! Вот это королевский размах! Троекратное «ура!» в честь Шерлока Холмса, самого великого человека, когда-либо жившего на свете! вскричал Фергюсон. — Гип-гип-гип!..
— У-р-р-р-а! У-р-р-а! Ур-р-а!
Оглушительные раскаты сотрясли все здание, столь искренним было чувство, которое почитатели вложили в свои приветствия.
Наверху, у себя в номере, дядя сказал племяннику с легким укором:
— Зачем ты впутал меня в такую историю?
— Но вы же не хотите утратить популярность? В таком случае нечего держаться особняком в поселке старателей. Ребята восхищаются вами, но если бы вы вздумали уехать, не выпив с ними, они решили бы, что вы задираете нос. Кроме того, вы же сами оказали, что располагаете таким запасом новостей из дому, что разговоров нам хватит на полночи.
Алиби. Юноша был вполне прав и рассуждал разумно, что дядя не замедлил признать. Юноша рассуждал разумно и в другом отношении, о котором не счел нужным упоминать, разве что только самому себе: «Дядюшка и все остальные будут очень полезны — пусть подтвердят и без того твердое алиби».
В течение трех часов племянник усердно беседовал со своим дядюшкой, а затем около полуночи вышел из трактира, скрылся во тьме шагах в десяти от дома и стал ждать. Через пять минут, едва не задев Фетлока, на дорогу, пошатываясь, вышел Флинт Бакнер.
Последняя прогулка Флинта Бакнера. — Его песенка спета, — прошептал юноша и, мысленно продолжая говорить с самим собой, поглядел вслед удаляющейся темной фигуре: «Прощай, Флинт Бакнер, прощай навсегда! Ты назвал мою мать… Ладно уж, забудем, как ты ее назвал! А теперь, милейший, это твоя последняя прогулка».
Фетлок вернулся в трактир. «Остался еще целый час. Проведем его с ребятами, — пригодится для алиби».
Он привел Шерлока Холмса в бильярдную, битком набитую восторженными почитателями. Гость заказал выпивку на всех, и веселье началось. Все были счастливы, все выражали свое восхищение. Вскоре лед был сломан. Песни, рассказы, снова выпивка — так летели минуты, столь чреватые событиями.
Взрыв. Без шести минут час веселье достигло апогея, и в этот миг:
Т-р-р-р-ах!
В комнате мгновенно воцарилась тишина. Глухой гул прокатился по ущелью и, постепенно замирая, стих. Оцепенение прошло, и все кинулись к выходу, крича:
— Что-то взорвалось!
Во тьме раздался чей-то голос:
— Это вон там! Я видел вспышку.
Люди толпой ринулись вниз по каньону: Шерлок Холмс, Фетлок Джонс, Арчи Стилмен — все… За несколько минут они пробежали целую милю. При свете фонаря они обнаружили гладкий глинобитный пол лачуги Флинта Бакнера. От самого жилья не осталось ни следа, ни кусочка, ни щепки. Не осталось следа и от самого Флинта. Разбившись на группы, люди отправились на поиски.
— Вот он!..
Всего лишь останки. И в самом деле, на расстоянии пятидесяти ярдов вниз по ущелью они нашли его, вернее сказать, нашли растерзанные, останки, которые недавно были им. Фетлок Джонс поспешил туда вместе с остальными и тоже увидел их. Дознание заняло не более четверти часа. Хэм Сандвич, старшина присяжных, огласил вердикт, отличавшийся непринужденным изяществом стиля и заканчивавшийся следующим выводом: «Покойный умер по своей вине, или по вине лица, или нескольких лиц, неизвестных данному составу присяжных, а также не оставил после себя ни семьи, ни прочих домашних пожитков, кроме хижины, которая взлетела в воздух. И да сжалится над ним господь бог. Аминь!»
Присяжным не терпится. Затем сгоравшие от нетерпения присяжные вновь присоединились к толпе, ибо там находился эпицентр всеобщего внимания — Шерлок Холмс. Молчаливые, торжественно — почтительные старатели образовали полукруг, включавший в себя большой пустырь, на котором недавно стояла хижина Флинта Бакнера. По этому просторному пустырю двигалась Выдающаяся Личность, сопровождаемая племянником с фонарем. С помощью рулетки Шерлок Холмс вымерил ширину и длину участка, на котором стояла хижина; затем он вымерил расстояние между кустами чапарраля и дорогой, вымерил высоту кустов чапарраля, а затем произвел еще целый ряд всевозможных измерений.
Показательный метод Шерлока Холмса. Время от времени он подбирал то лоскут, то щепку, то горстку земли, тщательнейшим образом осматривал их и прятал. С помощью карманного компаса он определил местоположение участка, сделав поправку в две секунды на магнитное склонение. Затем засек время (тихоокеанское) по своим часам, с учетом местного времени. Затем измерил шагами расстояние от места, где стояла хижина, до останков покойного, сделав поправку на прилив и отлив. Вычислил высоту расположения участка с помощью карманного барометра-анероида, а также измерил температуру воздуха своим карманным термометром. Наконец, величаво поклонившись, он объявил:
— Я закончил. Итак, вернемся в трактир, джентльмены?
Он возглавил шествие, направлявшееся в обратный путь, и все двинулись за ним, обстоятельно комментируя действия Выдающейся Личности, восхищаясь ею и высказывая всевозможные догадки о причине разыгравшейся трагедии и о том, кто был ее виновником.
Поселку повезло. — А ведь правда, ребята, поселку здорово повезло, что он к нам приехал? — заметил Фергюсон.
— Это величайшее событие нашего века, — подхватил Хэм Сандвич. Попомните мои слова, об этом заговорит весь мир.
— Готов биться об заклад, наш поселок на этом прославится, — сказал Джейк Паркер, кузнец. — Верно, Фергюсон?
— Ну, если уж вы спрашиваете мое мнение, то лично я, со своей стороны, могу сказать следующее: вчера, по моим расчетам, заявка на Стрэйт-Флаш стоила два доллара за фут; сегодня желал бы я взглянуть на ловкача, который сумеет получить ее по шестнадцать.
Куча улик. — Ты прав, Фергюсон. Новому поселку привалило великое счастье. А вы заметили, как он собирал лоскутки, и землю, и все прочее? Какой глаз! Ни одна улика не ускользнет от него! Нет, уж этот не из таких!
— Будьте покойны! Другой пройдет мимо и ничего не заметит, но для него… Да он эти улики читает, как книгу, и притом напечатанную во — от такими буквами.
— Вот-вот! Верно сказано! Каждая из этих штучек — закорючек хранит свою тайну и думает, что никто ее не выведает. Не тут-то было! Попадешь к нему в лапки — хочешь не хочешь, а развяжешь язычок! Уж это как пить дать!
— А знаете, ребята, — оно даже хорошо, что его не было, когда разыскивали девчонку! Это дело похлесче и куда запутанней и требует более научного подхода. Тут умственное понятие требуется!