На этот раз поблизости не было Аристобулуса Урсиклоса, который мог все испортить.
Ветер улегся, волны уснули у подножия скал, где шелестел прибой, отчего казалось, что море спокойно и ровно дышит. Вдали оно было зеркальное и словно бы маслянистое, даже легкая зыбь не морщила гладкой поверхности.
Ничто уже не могло помешать наблюдению, как вдруг Патридж заметил что-то на юге и, указывая туда рукой, крикнул:
— Парус!
Неужели парус опять закроет солнечный диск в тот самый момент, когда он вот-вот исчезнет под водой?!
Судно вышло из пролива, отделяющего остров Иону от острова Малл. При попутном ветре оно делало не менее двух-трех узлов, а сейчас скорее подгонялось течением, нежели легким бризом, чьи последние вздохи едва ли могли наполнить паруса.
— Это «Клоринда»,— сказал Оливер Синклер,— она идет с востока, чтобы бросить якорь в бухте Клем-Шелл. Она нам не помешает.
И в самом деле то была «Клоринда». Она обогнула остров Малл с юга и стала на якорь у острова Стаффа.
Все взоры были прикованы к линии горизонта. Солнце опускалось все быстрее, по мере того как приближалось к горизонту,— по крайней мере так казалось наблюдателям. На поверхности моря дрожала серебристая дорожка, отбрасываемая солнечным диском, на который пока еще было больно смотреть. Затем солнечные лучи приняли палевый оттенок и наконец приобрели цвет червонного золота. Если прикрыть глаза, начинали мелькать красные ромбы и желтые круги, точно в калейдоскопе. От волнистых струек по воде пошли полосы, и начало казаться, будто по морю от отраженного в воде светила тянется хвост кометы.
Путники завороженно смотрели, как солнечный диск опускается все ниже... Вот он застыл на миг над горизонтом, будто засомневался, затем начал менять свою форму, расширяясь по бокам и сплющиваясь сверху. Сейчас он напоминал этрусскую вазу. Потом солнце начало медленно погружаться в воду, посылая, точно стрелы, прощальные лучи на скалы Стаффа. Уже заполыхали, словно в зареве пожара, утесы острова Малл и вершина Бен-Мор. Наконец над поверхностью моря остался лишь тонкий светящийся сегмент.
— Зеленый Луч! Зеленый Луч! — хором закричали братья Мелвилл, Бесс и Патридж. Какую-то долю секунды они наслаждались этим несравненным оттенком расплавленного нефрита.
Однако Оливер и Хелина ничего не видели. В тот миг, когда солнце метнуло в пространство свой последний луч, взоры влюбленных встретились, и они, позабыв обо всем на свете, утонули в глазах друг друга.
Хелина видела лишь черный луч, блеснувший в глазах ее друга, а Оливер — голубой луч в глазах любимой. Солнце скрылось, и ни один из них так и не увидел Зеленого Луча.
Глава XXIIIЗАКЛЮЧЕНИЕ
На другой день, двенадцатого сентября, погода благоприятствовала путешественникам, дул попутный ветер, и «Клоринда», снявшись с якоря, взяла курс на юго-запад. Вскоре Стаффа, Иона и мыс острова Малл исчезли из виду.
Успешно завершив плаванье, пассажиры яхты высадились в маленькой гавани Обана, проехали по железной дороге в Делмели, а оттуда — в Глазго. Путь их лежал через всю живописную Горную Страну, и вскоре наши путешественники прибыли к себе в Эленсбург.
Прошло всего восемнадцать дней после их возвращения, и в церкви Святого Георга в Глазго состоялась торжественная церемония венчания. Заметим, что женихом был вовсе не Аристобулус Урсиклос, а Оливер Синклер, тем не менее братья Мелвилл радовались этому событию ничуть не меньше, чем их племянница.
Союз, заключенный при столь необычных обстоятельствах, обещал быть счастливым. Эленсбургский замок, особняк на Уэст-Джордж-стрит, да что там говорить — целый мир не могли бы вместить то счастье, которое зародилось в гроте Фингала.
Хотя Оливер Синклер и не видел Зеленого Луча на острове Стаффа, он решил изобразить как бы воспоминание о нем. Однажды на вернисаже появилась картина молодого художника под названием «Закат», на которой посетители увидели необычное явление — последний луч солнца ярко-изумрудного цвета, какого никто никогда не встречал в природе. Одни утверждали, что полотно отражает хоть и редкое, но вполне реальное явление природы, другие считали, что это чистейшая фантазия художника. Это последнее суждение чрезвычайно разгневало братьев Мелвилл, которые собственными глазами видели Зеленый Луч. Они с жаром отстаивали правоту живописца.
— И все же,— заметил братец Сэм,— лучше любоваться Зеленым Лучом на полотне...
— ...чем в природе,— закончил его мысль Сиб,— потому что долго смотреть на солнце и напряженно ловить его последние лучи вредно для глаз!
Как всегда, братья Мелвилл были правы.
Месяца два спустя молодые супруги, прогуливаясь вместе с дядюшками в своем парке на берегу Клайда, неожиданно встретились с Аристобулусом Урсиклосом.
Молодой ученый, следивший за работой драги, очищавшей дно реки, собирался уже отправиться на Эленсбургский вокзал, когда заметил старых знакомых.
Мы не беремся утверждать, что Аристобулус Урсиклос жестоко страдал, потеряв мисс Кэмпбелл. Казалось, он не испытывал ни малейшего волнения при встрече с госпожой Синклер. Раскланявшись со всеми, Аристобулус Урсиклос вежливо поздравил новобрачных. Братья Мелвилл, видя доброе расположение со стороны молодого человека, не преминули поделиться своей радостью по поводу замужества племянницы.
— Я так счастлив,— поведал ему Сэм,— что даже когда остаюсь один, не могу иной раз сдержать улыбки...
— А мне случается даже всплакнуть иногда,— признался Сиб.
— Ну-у, господа,— протянул Аристобулус Урсиклос,— кажется, это первое разногласие в вашей жизни: один плачет, а другой улыбается...
— Но ведь, по сути, это одно и то же, господин Урсиклос,— мягко возразил Оливер Синклер.
— Как так? — удивился Аристобулус Урсиклос и свойственным ему назидательным тоном начал объяснять: — Что такое улыбка? Это произвольное сокращение мускулов лица, которое почти не связано с дыхательной функцией организма, тогда как слезы...
— Что же такое, по-вашему, слезы? — спросила госпожа Синклер.
— Слезы — это не что иное, как влага, омывающая глазное яблоко; она состоит из хлористого натрия, фосфорнокислой и хлористокислой солей.
— В химии вы, безусловно, разбираетесь, но в данном случае речь идет не только о химии, — заметил Оливер.
— Не понимаю я этих ваших тонкостей,— хмуро оборвал его Аристобулус и, сухо поклонившись, зашагал к вокзалу.
— Он весь в этом,— вздохнула госпожа Синклер,— Аристобулус Урсиклос пытается научно обосновать движения души, как когда-то пытался объяснить явление Зеленого Луча.
— Но, по правде говоря, дорогая Хелина, мы с тобой так и не увидели этого луча, за которым столько охотились.
— Зато мы познали счастье,— прошептала его супруга,— которое, как гласит предание, доступно только тем, кто видел Зеленый Луч. Быть может, теперь и другие отыщут его.
Замок в Карпатах
ГЛАВА I
Эта история отнюдь не фантастика, а романтическая быль, хотя кому-то описанные события и могут показаться невероятными. Но таков XIX век: то, что сегодня загадочно и сложно, завтра благодаря достижениям науки становится простым и понятным.
Жаль только, что в нашей жизни все меньше остается места для сказаний, легенд, поверий. Так происходит и в Британии, где обитают злые карлики-карриганы[34], и в Шотландии — пристанище домовых и гномов, и в Норвегии, на родине великанов, эльфов, лесных духов и валькирий, и даже в Трансильвании, где величественное кольцо Карпатских гор способно, кажется, разбудить самое бескрылое воображение. Впрочем, какие-то отголоски старых преданий в этих краях еще живы.
Ни Жозеф Жерандо[35], ни Элизе Реклю[36], описавшие малонаселенные окраины Европы, ни словом не обмолвились об удивительной истории, которая легла в основу нашего романа. Слыхали ли они о ней? Возможно. Но особого значения, судя по всему, не придали, что весьма прискорбно, поскольку первый мог бы передать ее с точностью и строгостью историка, тогда как второй — с поэтичностью лирика, присущей его путевым заметкам.
Так или иначе, ни один из них этого не сделал, и мне не остается ничего другого, как самому взяться за перо.
Двадцать девятого мая сего года некий пастух стерег стадо на горном пастбище невдалеке от вершины Ретьезад[37], вздымавшейся над цветущей, плодородной долиной, окруженной стройными тополями. Это плато открыто всем ветрам, но особенно «пробривается» (по выражению местных жителей) северо-западным.
Наш пастух нимало не походил на буколического пастушка из античной Аркадии — ни одеждой, ни повадками. Его невозможно было спутать с Дафнисом[38] или Аминотасом[39], принять за Титира[40], Лисида[41] или Мелибея[42]. Да и река Силь, бушевавшая у его ног, обутых в грубые башмаки на деревянной подошве, не походила на греческий Линьон, хотя ее прозрачные воды и были достойны омывать меандры[43], описанные в романе «Астрея»[44].
Фрик — так звали овчара — не принадлежал к баловням судьбы: в убогой хижине на краю родной деревни Верст он, подобно многим своим собратьям-пастухам, ютился вместе с овцами и поросятами.
Следуя известному латинскому изречению «Immanum pecusimmanior ipse»[45]