<…> самодовольно нахлобучила французский красный колпак, присвоила русское крестное имя, русскую человеческую кличку и, обольстив изголодавшуюся горемычную чернь медовым пряником – посылом мира, хлеба, земли и воли <…> завладела Русью <…> ты <…> объявила изменниками русских людей, для которых твоя обезьянья морда есть обезьянья морда, а не лик Спасителев» (Взвихренная Русь-РК V. С. 534). Ср. дневниковую запись Ремизова от 1 января 1918 г.: «Русская литература всегда стояла на стороне угнетенных и по заветам ее никогда не может стать в ряды торжествующей обезьяны» (Там же. С. 488).
С…полагают печать на лоб и ведут во дворцы: там музыканты играют и нарядные танцуют гости, там пьют и едят и веселятся. – Ср. в «Слове о скончании мира и о антихристе»: «Яко царь велiи явися всей земли, прiидите вси и видите крепость его и силу, сей бо и животъ вамъ подастъ, и вино вамъ даруетъ, и богатство <…> прiидите вси къ нему. И вси тѣсноты ради пищныя к нему прiидутъ, и поклонятся ему, и дастъ имъ знаменiя на руцѣ десной и на челе» (Сахаров В. Эсхатологические сочинения и сказания в древнерусской письменности и влияние их на народные духовные стихи. С. 142).
А уж тех антиевых печатей им никогда не сбросить. – Антиева печать – печать Антихриста.
Претерпевши муку врага, спасется. – Неточная цитата из Евангелия. Ср.: «Претерпевший до конца – спасется» (Мф 10: 21; Мк 13:13).
…сам наклонил ко мне чашу, и насильно толкнул ее к моим устам. И прикосновение чаши учинило мне горькость в устах и гортани… – Ср. образ смерти, дающей умирающей Феодоре какое-то зелье: «Сотвори въ чаши нъкое раствореше и ко устомъ моимъ придавши, нужею напои мя. Только бъ горько напоеше то, яко не могущи стеръти, душа моя содрогнуся и изскочи отъ ткла яко оторжена нуждею» (Веселовский А. Н. Безразличные и обоюдные в Житии Василия Нового и народной эсхатологии. С. 123–124).
Растянули меня на измазанной липким дегтем коже. ~ завыли надо мной плети. – Характерный вид истязания св. мученика. Ср. в «Георгиевом мучении»: «повелъ бити и протягше четырми жилами сырыми» (Памятники отреченной русской литературы / Собраны и изданы Н. Тихонравовым. Т. II. М., 1863. С. 105). В «Никитином мучении»: «И повелъ царь вести вонь из града и привязати у столпа, и бити жилами говяжими жилы же намочены оцта и желчи» (Там же. С. 114).
Посадили меня в железную печь. ~ Печь прохолонула ~ я вышла – невредимая. – вид чуда, неоднократно повторяющийся в житиях-мартириях. Восходит к чуду с тремя иудейскими отроками Седрахом, Мисахом и Авденаго, брошенными в печь огненную за отказ поклониться идолу и спасенными ангелом (Дан 3:1-33). Ср. в «Ипатиевом мучении»: «Разгневавшесе царь и повале одръ железнь принести прострети его и подъ нымъ запалити дрѣва борова и горсти даже до 4 дни сѣжену пещи въниде царь и <…> въздвиже его здрава» (Памятники отреченной русской литературы / Собраны и изданы Н. Тихонравовым. Т. II. С. 139). Ср. также в «Иринином мучении»: «Царь <…> рече <…> къ слугамъ разожжете три волы мѣдяны поляща огнемъ <…>. Вверженъже бывши блаженъи (въ) медяный воль <…> она же моляшеся <…> явися аггелъ глаголя <…> не прикоснеть бо ся тебѣ пламень ни мука люта <…> угасшиже огню» (Там же. С. 161).
…отбивать печь… – зд.: открывать дверцу.
А я поднялась на воздух и летела. – Ср. фразеологизм: «душа отлетела».
У берега широкой реки опустилась я. ~ Видишь мост, мы тебя переведем на тот берег. ~ Там будет тебе совсем хорошо. А мост широкий-преширокий и крепкий, а поодаль вровень с мостом проложены тонкие жердинки. – См. анализ сказочного мотива «моста» в кн. В. Я. Проппа «Исторические корни волшебной сказки»: «Герой проходит по жердочке благополучно, а старый царь сваливается в яму. <…> Огромное количество материалов показывает, что этот мотив идет от представления, что царство мертвых отделено от царства живых тонким, иногда волосяным мостом, через который переходят умершие или души умерших. <…> Очень ярок этот образ в парсизме. „На 4-й день после смерти душа при восходе солнца доходит до места суда у моста Тшинват. <…> Праведная душа может радостно перейти. <…> Злые же души <…> спотыкаются на тонком как волос мосту и низвергаются в пропасть“» (Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. М., 2000. С. 296). Ср. описание моста в аду в средневековом трактате XII в. «Видение Тундала»: «Долина, такая угрюмая и мрачная <…>. Бушующий в ней ветер зверем воет, разнося грохот протекающей в ней серной реки <…>. Через бездну эту перекинут мост, длиною в тысячу шагов, а шириною не более одного вершка» (Амфитеатров А. В. Дьявол: Дьявол в быте, легенде и в литературе средних веков // Амфитеатров А. В. Собр. соч. Т. XVIII. СПб., [1913]. С. 281). Ср. также в Библии: «Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их» (Мф 7: 13–14).
…враги моей души… – парафраза библейского текста. Ср.: «Враг преследует душу мою» (Пс 142:3).
…я стояла у входа на высоком месте, и мне все было видно. А что там только не творилось! – Эпизод видения странницей мук грешников основан на тексте переводного древнерусского апокрифа «Хождение Богородицы по мукам». Ср.: «Благовесты святая богородица вѣзыде на гору Елеонсѣи <…> и рече богородица къ архангелу повали да откриетсе адъ и въсе мукы великие» (Памятники отреченной русской литературы / Собраны и изданы Н. Тихонравовым. Т. II. С. 30, 32).
…демоны страстей понукают и грозят: – Ты наш! Ты наш! – См. в древнерусском слове «О преподобiѣмъ Исакии Печерницъ» из «Киево-Печерского патерика» (XI в.): «Бѣси же кликнута и рѣша: „Нашь еси, Исакие!“» (Киево-Печерский патерик / Подг. текста Л. А. Ольшевской, пер. Л. А. Дмитриева, комм. Л. А. Дмитриева и Л. А. Ольшевской // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 4: XII век. СПб., 1997. С. 283).
Смрад и дым душили меня. Я слышала плач ужасный… – Ср. в «Хождении Богородицы по мукам»: «и лежаше множество народъ мужие и жени и плачь великъ» (Памятники отреченной русской литературы / Собраны и изданы Н. Тихонравовым. Т. II. С. 32).
Вопь – вопль; крик, как призыв о помощи; выражение отчаяния (Мжельская О. С., Васильева О. В., Варина С. Н. Словарь обиходного русского языка Московской Руси XVI–XVII веков. Вып. 2: В-Вопь. СПб., 2006. С. 337).
Какие-то в серп согнутые человечки шныряли туда и сюда. – Имеются в виду бесы.
Умран-Королевич – Умран (Умрун) – мертвец, персонаж обрядовых святочных игр в покойника. «Генетически связанные с древнеславянскими похоронными обрядами, культом предков, покойницкие игры постепенно превратились в веселое представление, комическое воспроизведение эпизодов похорон. Самого бесстрашного из парней, согласившегося стать „мертвецом“ („умраном“), одевали в саван и на досках вносили в избу, на поседки. Там начиналось „прощание“ и „отпевание“, сопровождавшиеся пением непристойных песен, шуточных причитаний и молитв. В конце действа „покойник“ вскакивал и убегал, пугая присутствующих» (Некрылова А. Ф., Савушкина Н. И. Русский фольклорный театр // Народный театр / Сост., вступ. и предисл. к текстам А. Ф. Некрыловой, Н. И. Савушкиной. М., 1991. С. 8). Также, согласно поверьям, умран по ночам вставал из могилы, проникал в спальню к женщине и пугал ее.
В старинном городе я с моей любимой сестрой Ариандой. – Сюжет подглавки «Умран-царевич» имеет параллели с сюжетом сказки Ш. Перро «Синяя борода» (1697).
Розаночек (розанчик) – булочка с верхушкой из сходящихся лепестков.
И вижу я, глаза на портрете поворачиваются, как живые. – Ср. в повести Н. В. Гоголя «Портрет»: «Он опять подошел к портрету с тем, чтобы рассмотреть эти чудные глаза, и с ужасом заметил, что они точно глядят на него. Это уже не была копия с натуры, это была та странная живость, которою бы озарилось лицо мертвеца, вставшего из могилы <…>. Глаза еще страшнее, еще значительнее вперились в него» (Гоголь Н. В. Портрет // Гоголь Н. В. Полн. собр. соч.: В 14 т. Т. 3: Повести. М.; Л., 1938. С. 88–89).
Сендюконы (искаж.) – мн. число от слова синдетикон – жидкий клей для бумаги и картона, изначально приготовлявшийся из кишок и плавательного пузыря некоторых рыб.
Ломберный столик – четырехугольный раскладной стол, обтянутый сукном, предназначенный для карточной игры в ломбер.
Я знаю тебя, я твой жених! – королевич взял меня за руку и вдруг переменился: спина согнулась в серп, глаза налились кровью и оскалились два страшных клыка, а из ноздрей пыхнуло смрадное пламя. – Фольклорный сюжет о женихе-покойнике контаминирован с сюжетом об инцесте – кровосмесительной страсти отца-колдуна к Катерине в повести Н. В. Гоголя «Страшная месть» (1831). Ср.: «Вдруг все лицо его переменилось: нос вырос и наклонился на-сторону, вместо карих, запрыгали зеленые очи, губы засинели, подбородок задрался и заострился, как копье, изо рта выбежал клык, из-за головы поднялся горб, и стал козак – старик» (Гоголь Н. В. Страшная месть // Гоголь Н. В. Полн. собр. соч.: В 14 т. Т. 1: Ганс Кюхельгартен. Вечера на хуторе близ Диканьки. М.; Л., 1940. С. 245).
За оградой ~ В саду – Я была не одна, молча следовал за мной древний белый старец. Оба мы прислушивались к пению ~ откуда-то из-за садовой ограды – Ср. описание входа в райские пространства и встречи визионера с проводником – Св. Ильей в древнерусском переводном апокрифе «Сказание отца нашего Агапия» (XII в.): «И рече Агапии: „Господи, камо ми велиши ити?“ И рече господь: „Идеши по пути сему, по нему же мы приидохомъ къ тебѣ, и шѣдѣ приидеши къ стенамъ яже суть от землѣ до небесе и обрящещи стьжицю малу и по стьжици той идеши. И обърящеши окъньце мало въ стѣшъ. И тълъкнеши въ не, и взидетъ къ тобѣ человѣкъ старъ и поимъ тя въведетъ въ стѣну, ижи ти съкажеть тамо вься“» (Памятники литературы Древней Руси. XII век. М., 1980. С. 158).