Подавшись вперед, Джилл перебила мистера Брауна посреди описания оживленной перепалки между ним и упомянутой сестрой, которая в его пересказе представала не очень приятной особой.
— Мистер Браун!
— А?
— Как вы думаете, есть у меня шанс, если я попрошу работу У «Гобла и Коэна»?
— Вы шутите! — воскликнула Нелли.
— Нет.
— Зачем вам работа?
— Нужна. И немедленно!
— Не понимаю.
Джилл заколебалась. Свои личные дела обсуждать она не любила, но сейчас этого явно не избежать. Нелли сидела заинтригованная, с круглыми глазами, а мистер Браун не выказывал ни малейших намерений тактично удалиться. Он жаждал услышать все.
— Я потеряла деньги… — начала Джилл.
— Как это, потеряла? То есть, вы хотите сказать?..
— Ну да. Потеряла все. До последнего пенни.
— Облом, — беспристрастно прокомментировал мистер Браун. — Как-то раз я и сам очутился на мели в одном захолустном городишке. Наш менеджер смылся со всеми деньгами. Последний раз мы видели его, когда он катил в Канаду. Такой вот простачок!
— Но как же?.. — выдохнула Нелли.
— Случилось это приблизительно в те дни, когда мы с вами познакомились. Помните Фредди Рука? Он еще был у нас в гостях в тот день.
В глазах у Нелли появилось мечтательное выражение. После их расставания не проходило и часа, чтобы она не вспоминала этого безупречного джентльмена. Фредди поразился бы, узнай он, что для нее нет человека совершеннее в этом несовершенном мире.
— Помню ли?! — восторженно выдохнула она.
— Ага! — остро взглянув на нее, вскричал мистер Браун. — А ну-ка, Нелли, кто это такой? Кто этот голубоглазый красавец?
— Если желаешь знать, — вызывающе откликнулась Нелли, — так это тот самый человек, который подарил мне пятьдесят фунтов, когда я застряла без гроша в Лондоне! Если б не он, я б и до сих пор там торчала.
— Подарил деньги! — воскликнула Джилл. — Фредди!
— Вот именно. О, Господи! — снова вздохнула Нелли. — Наверное, я уже никогда больше не встречу его в этом мире.
— Если встретишь, обязательно познакомь меня с ним, — пылко попросил мистер Браун. — Как раз с таким человеком мне давно хотелось завести знакомство!
— Ну так вот, Нелли. Помните, Фредди рассказывал, что потерял деньги в обвале на фондовой бирже, — продолжила Джилл. — И я свои потеряла. История долгая, не стоит ее рассказывать. Но вот так сейчас обстоят дела. Поэтому мне нужно найти какую-то работу. Кажется, в театре у меня больше шансов, чем где-то еще.
— Мне ужасно жаль. Ужасно!
— О, ничего. Сколько эти «Гобл и Коэн» дадут мне, если я получу ангажемент?
— Долларов сорок в неделю.
— Сорок долларов! Да это же целое состояние! Где они?
— В театре «Готэм» на 42-й стрит.
— Сейчас же бегу туда!
— Да вам не понравится. Вы не представляете, как это все. Вам придется дожидаться много часов, пока кто-то заметит. А могут и не заметить.
— Почему бы мне просто не войти и не сказать — пришла наниматься на работу?
Большие глаза Нелли округлились еще больше.
— Так нельзя!
— Почему?
— Нельзя, и все.
— Не понимаю, почему.
— Ты абсолютно права, — одобрительно решил мистер Браун. — Если спросишь меня, только так и нужно. Какой толк плесневеть на лестнице? Менеджеры тоже люди. Ну, во всяком случае, некоторые… Возможно, если ты попробуешь такой ход, им понравится. Докажет им, что в тебе есть перчик. Ступай и попробуй, так вот прямо и войди. Не съедят же тебя. Меня с души воротит, когда я смотрю, как все эти бедолаги маются под дверью, дожидаясь, пока их заметят, а на них все — нулем. Если конторский мальчишка попытается тебя остановить, двинь его по физии. Смело входи. Только, послушай, ни в коем случае не оставляй имени и адреса! Это их старый трючок! Они непременно попытаются выкинуть его и с тобой. Заяви с порога — нет, так не пойдет. Скажи, решение тебе нужно прямо сейчас! Поставь их, гадов, на голову'
Воспламененная его красноречием, Джилл вскочила и попросила счет.
— До свидания, — попрощалась она. — Исполню все в точности. А где я смогу найти вас? — повернулась она к Нелли.
— Да неужто вы и вправду пойдете?
— Непременно!
Нелли нацарапала на листке адрес.
— Вот. Дома буду вечером.
— Зайду. До свидания, мистер Браун. И спасибо вам.
— Всегда просим!
Круглыми глазами Нелли следила за убегавшей Джилл.
— Зачем ты ей насоветовал?
— Ну, а что? — парировал мистер Браун. — Воодушевил девочку, что, нет? Ладно, пожалуй, и мне пора. Надо возвращаться на репетицию. Слушай-ка, а мне понравилась эта твоя подружка. Смелая такая, о-го! Желаю ей удачи.
Глава X ДЖИЛЛ ПОБЕЖДАЕТ ВЛАСТЬ ПРЕДЕРЖАЩИХ
Офис «Гобла и Коэна» был расположен, как и большинство театральных офисов Нью-Йорка в районе Таймс-сквер. Он занимал пятый этаж театра «Готэм» на 42-й стрит. Так как лифта в здании не было, за исключением маленького, частного, каким пользовались только эти два члена фирмы, Джилл стала подниматься по лестнице пешком и признаки процветающего бизнеса обнаружила уже на третьем этаже, где с десяток терпеливых особ обоего пола пристроились на перилах, будто совы на ветке. На четвертом этаже особ еще поприбавилось, а площадка пятого, служившая фирме приемной, была совсем уж забита.
Таковы порядки у нью-йоркских театральных агентов, стоящих на том уровне умственного развития, ниже которого располагаются разве что limax maximus, или улитка садовая. Они наотрез отказываются принимать в расчет то, что каждодневно к ним является масса посетителей, которым приходится ждать. Посетителям этим надо где-то сидеть, но такие соображения им и в голову не приходят. Для визитеров «Гобла и Коэна» поставили на площадке малюсенькую скамеечку, очень остроумно разместив ее на стыке трех сквозняков, и на том успокоились.
Пустой скамейку эту никто никогда не видел, разве что ночной сторож. В какой бы час вы ни заглянули сюда, вы всегда обнаружите на ней трех томящихся индивидуумов, сидящих бок о бок, вперив глаза в крошечную приемную, где помещались конторский мальчишка, телефонистка и стенографистка мистера Гобла. В глубине приемной темнела дверь с табличкой «Личный кабинет», в которую, когда та открывалась, чтобы впустить какого-нибудь беспечного, бурлящего весельем комика, стоящего тысячу долларов в неделю, входившего вразвалочку с бойким «Хэлло, Айк!», или звезду женского пола, раздушенную, в мехах, перед рядовыми театра, словно Моисеем на Фасге,[37] мелькал фрагмент земли обетованной в виде огромного письменного стола и частички огромного лысого толстяка в очках или человека помоложе, со светлыми волосами и двойным подбородком.
Ключевой нотой лестничной массовки было нарочитое, почти вызывающее щегольство. Мужчины — в ярких плащах с поясами, на женщинах — искусственные меха, стоившие, на неискушенный взгляд, куда дороже настоящих. У всех очень дерзкий, молодой вид. Выдавали одни лишь глаза — усталость сквозила почти во всех взглядах, обратившихся на Джилл. Девушки, все как одна блондинки, решили, что золото — самый эффектный цвет. А мужчины, словно на одно лицо, настолько похожи, будто они — члены одного большого семейства. Иллюзию усиливали обрывки доносившихся до ушей Джилл разговоров, в которых так и мелькали словечки «дорогой», «старина», «милый»… Десяток пахучих и терпких ароматов, витавших на площадке, вели жестокую борьбу за превосходство.
На минутку такое зрелище огорошило Джилл, но она почти тут же и опомнилась. В ней все еще бродил пьянящий, своевольный дух Нью-Йорка. Бесстрашие владело ею, вспомнилось наставление Брауна из команды «Браун и Вид-жон»: «Смело входи!». Припомнив это зерно его вдохновляющей речи, Джилл протолкалась сквозь толпу и оказалась в маленькой приемной.
Здесь были выставлены аванпосты врага: в одном углу с бешеной скоростью тарахтела на машинке девушка; вторая, сидевшая за коммутатором, спорила с «Центральной», уже готовая перейти на личности; а на стуле, запрокинутом так, что спинка его упиралась в стенку, сидел мальчишка, жевавший сладости и уткнувшийся в юмористическую страничку вечерней газеты. Все трое, точно звери в клетке, были отгорожены высокой стойкой с медными прутьями.
Позади этих стражей виднелась дверь с табличкой «Личный кабинет». Оттуда до Джилл, когда она достигла внешней линии обороны, донеслись звуки пианино.
Хамство конторских мальчишек — не результат простой случайности, как думают многие, изучив этот предмет, и уж тем более, конторских мальчишек, которые служат у театральных агентов. Где-то на криминальных задворках Нью-Йорка, в некоей зловещей берлоге существует школа, где мальчишек специально тренируют для такой работы. Высококвалифицированные учителя нещадно выкорчевывают лучшие стороны их натуры и систематически прививают грубость и хамство.
Цербер конторы «Гобл и Коэн» в этой школе наверняка блистал. Быстро разглядев его таланты, учителя уделяли ему особое внимание. Окончил он эту школу, осыпаемый самыми сердечными пожеланиями всего персонала. Они научили его всему, что знали сами, и гордились им. Мальчик делал им честь.
Так вот, мальчишка этот вскинул на Джилл глаза, окруженные розовыми ободками, фыркнул, куснул ноготь большого пальца и заговорил. Был он курносым, уши и волосы у него багряно алели. Звали его Ральф. На лице у него цвело семьсот сорок три прыща.
— Чо-на-а? — вопросил Ральф с предельной лаконичностью.
— Мне нужен мистер Гобл.
— Нету! — отрезал Король Прыщей и снова уткнулся в газету.
Классовые различия, вне всякого сомнения, существовать будут вечно. В Спарте были свои цари и свои илоты. В королевстве Круглого Стола имелись и рыцари, и чернь. В Америке есть Саймон Легри[38] и дядя Том. Но ни у одной нации ни в какой период истории не было человека, высказывающего такую презрительную надменность любому посетителю, пожелавшему увидеть его менеджера, какую в бродвейской театральной конторе выказывает мальчишка-рассыльный. Томас Джефферсон