— Какое яйцо?
— Любое.
— Зачем ты мне об этом говоришь?
— Затем, что я ему вручил бальзам Прайса.
— Какой ты, однако, прыткий! — восхитился Тони. — Да, мне это выгодно.
— Тебе?
— А кому? Теперь я тут хозяин.
— Не дури. Ты тут недолго просидишь.
— Ты думаешь, Сид откажется от иска?
— Думаю? — Фредди засмеялся. — Я знаю. Он слабеет на глазах. Вчера вспоминал свою вольную жизнь, чуть не плакал. Игры там всякие, заливной угорь… Поверь, он при последнем издыхании.
Бродя по салону, он подошел к зеркалу и сразу замолчал, поднеся руку к подбородку.
— Ничего себе!
— В чем дело?
— Зарос.
Каждый, кто видел боевого коня при звуке трубы, легко представит Тони. Он задрожал. Он облизал губы. Глаза его сверкнули.
— Зарос? — сказал он тем голосом, каким, наверное, говорил Моисей, глядя на Обетованную землю. — И правда!
Фредди тем временем сел в кресло.
— А где этот тип? Такой, в очках.
— То есть Мич?
— Он самый. Кликни его, а? Я спешу.
— Не беспокойся, — сказал Тони, оборачивая его простыней.
— Что ты делаешь? — испугался Фредди.
— Так, все готовлю.
— А!
Фредди откинулся на спинку, Тони стал взбивать пену. Иногда он думал, зачем таких, как Фредди, посылают в мир. Теперь он знал. Промысел Божий ничего не делает зря.
Сид появился в ту самую секунду, когда он взял бритву. Фредди закрывал глаза, когда его брили, тем более сейчас, и думал, что это вошел Мич. Точнее, думал он о том, не лучше ли добрый старый мартини, чем все эти модные штучки. В эти размышления сочился ласковый голос Тони.
— Знаешь, Фредди, каждый парикмахер помнит ту великую минуту…
Фредди открыл глаза, словно лесной зверек, заметивший ловушку под листьями.
— Эй! Ты что?
— Ничего, старик, все в порядке.
— В по-ряд-ке???
Сид больше не мог сдержаться. Эта сцена разбудила в нем былую страсть. Он кинулся вперед с криком:
— Дайте мне!
И, выхватив у Тони бритву, взмахнул ею смело, дерзко, решительно, как взмахивал мечом Роланд.
— Ой, не могу! — сказал он. — Дюлютанты безрукие! Чем благодарить небеса, Фредди испугался.
— Эй, что вы делаете?
— Садитесь!
— Да я…
— Сидите тихо, ясно? — сказал Сид сквозь зубы. Он уже не чувствовал, что судьба играет им в футбол. Сильный и властный человек был на своем месте.
Фредди смирился. О том, почему эта морда здесь, а не в манеже, он решил пока не думать. Побриться надо? Тогда лучше, чтобы тебя брил мастер. Он закрыл глаза и скова откинулся на спинку.
Тони смотрел на Сида с немалым удивлением.
— Вы ли это, милорд? — воскликнул он. Сид метнул в него холодный взгляд.
— Да, я-то лорд. А об этом две недели мечтал.
— Как я вас понимаю!
— Вы только поглядите!
— Я и гляжу.
— Может, чему научитесь. Тони подошел ближе.
— Мысль я схватил, — сказал он. — Держать покрепче, водить туда-сюда.
— Глядите! — вскричал гордый Сид. — Главное — корень, ясно? Куда волос растет, туда и ведем. Как говорится, по шерсти. А против шерсти что будет?
Обращался он к Тони, но у него были и другие слушатели. В дверь незаметно вошли три человека. Мысль зайти к Тони посетила и леди Лидию с мужем, и Вайолет.
При виде субъекта, который, если не чудо, станет лордом Дройтвичем, они застыли, поскольку он брил клиента в своей парикмахерской.
— Что будет, а? — продолжал Сид. — Выдерните луковицу. Работал у меня такой Перкинс. И что ж, научился он? Да Боже мой! Говорю, говорю: «Альф, ты что, спятил…»
Повесть эту, несомненно — с моралью, кончить не удалось. Первая из вошедших больше не могла сдерживать чувства.
— Та-ак!.. — сказала леди Лидия.
Глава XV
Все разумные люди знают, что творца надо судить по всему его творчеству, а не по отдельным ошибкам. Тем самым, мы не осудим Сида Прайса за порез на подбородке. Он был и остался лучшим мастером к западу от Мраморной арки.
Однако клиента он порезал, испуганный внезапным вторжением, и тот с печальным воем зарылся лицом в полотенце.
Сид этого почти не заметил. Он смотрел на посетителей.
Первым заговорил Тони.
— Так, так, так, так! — сказал он. — Семейство в сборе! Леди Лидия едва взглянула на него.
— Как поживаешь, мой дорогой? — наскоро осведомилась она и обратила взор к Сиду. — Вот как вы себя ведете, если вас на секунду оставить без присмотра!
Фредди тоже страдал, оглядывая себя в зеркале.
— Что вы наделали? — воскликнул он, и голос его дрогнул от жалости к себе. — Какая рана! И это — парикмахер!
Сид мог бы сказать, что и парикмахер не устоит, если заорать на него сзади, но сдержался и подошел к делу с другой стороны.
— Я не парикмахер, я граф
Сэр Герберт громко фыркнул.
— Хорошенький граф!
Тони присмотрелся к профилю Сида и переспросил:
— Хорошенький?
Сэр Герберт выразил мысль иначе:
— Тоже мне, граф! Бреет клиентов!
— Я думаю, — заметила Вайолет, — он соскучился по своим лосьонам.
Вайолет мало кто любил, и слова эти, быть может, объяснят такие чувства.
Тем временем Сид достаточно оправился, чтобы спорить. Он знал, что спорит мастерски.
— Хорошо, хорошо, хорошо, — начал он. — Простите, виноват. Как говорится, поддался порыву. Мы, Дройтвичи, люди эмпульсивные. Зашел сюда кой-что взять, а братца моего вот-вот зарежут. Ну, подскочил. Ну, спас. Чего тут плохого?
— Ничего, если, по вашему мнению, резать его не надо, — сказал Тони.
— Все равно порезали, — напомнил Фредди.
Сид этого не вынес. Положив бритву, он горестно махнул рукой.
— А ну это все!.. — сказал он. — Не могу, хватит! Согнувшись под грузом страданий, он подошел к окну и посмотрел на улицу. Сэр Герберт и леди Лидия обменялись многозначительными взглядами.
— М-да… — сказала леди Лидия и немного помолчала, являя образ доброты, сраженной неблагодарностью. — Я вижу, вы устали от нашей помощи? Мы стараемся, чтобы вы не посрамили своего титула, а вы… вы… Ничего не цените! Что ж, воля ваша…
Сид в тревоге обернулся.
— Да я что!.. Да я…
— Тогда о чем вы думаете, любезный? — спросил сэр Герберт. — Сейчас вы должны сидеть на лошади. Однако вы проникаете в этот сало-он, чтобы заняться своим, с позволения сказать…
— Что вы, что вы! — воскликнул несчастный Сид. — Я просто подумал, надо помочь. Как-то в голову не пришло, стоит ли овчинка выделки.
— Какой отвратительный образ! — сказала леди Лидия.
— Ну, варенье — сахара.
— Ненамного лучше! Что ж, оставим эту тему. Вам пора.
— Пора? — проговорил Сид, надеявшийся, что в суматохе об уроке забыли.
— Мергатройд ждет вас с половины третьего.
— Если вам безразлично имя Дройтвичей, — заметил сэр Герберт, — пожалейте хотя бы животных.
Это повлияло даже на Фредди при всех его страданиях.
— И правда! — воскликнул он. — Они там совсем замерзли. Дух рыцарственных Дройтвичей совсем угас в их предполагаемом потомке. Сид буквально окаменел.
— Не могу я, — взмолился он. — Одни синяки! Нога прям как туча какая-нибудь…
— Мне кажется, — предположила Вайолет, — что нам собираются показать лодыжку.
Тони стало не по себе, словно его затащили на очень уж неравный матч.
— Синяки или не синяки, — твердо сказал сэр Герберт, — учиться надо. Вам не приходило в голову, что граф Дройтвичский охотится?
— Вероятно, вы думаете, — прибавила леди Лидия, — что можно охотиться на мотоцикле?
Сид поник под грузом упреков, но все же проговорил:
— А чего лис губить? Тоже, знаете, животные. Повисло тяжкое молчание. Потом сэр Герберт с угрожающим спокойствием обратился к жене:
— Что ж, Лидия, оставим все это. Не хочет соответствовать своему положению, его дело.
Сид перепугался.
— Нет-нет, иду! — закричал он. — Иду, иду!
— Постойте, — сказал Тони. — Подождите минутку. Ну что вы, честное слово! Они над вами издеваются.
— Тони! — вскричала леди Лидия.
— Зачем вам учиться верховой езде? Не хотите — не учитесь. Сид остановился и прищурился.
— Чего это вы за меня вступаетесь?
— Да мне вас жалко!
— Вон как? — Сид горько засмеялся. — Умный какой выискался!
— Что вы имеете в виду?
— Знаю я вас! — сказал Сид голосом хорошего человека, разоблачающего змею. — Не хотите, чтобы я учился, да? Хотите, чтоб все надо мной смеялись, да? Как бы не так! Всему выучусь, себя не пожалею!
— Не забудьте, в пять концерт, — напомнила леди Лидия.
— Концерт? — огорчился Сид. — Тьфу ты!.. Хорошо, тетя. Приду. Нет, собачья моя жизнь…
Он побрел к выходу. Фредди последовал за ним, так же мрачно глядя в будущее.
— Ну и вид у меня! — сказал он. — Все лицо порезано.
Глава XVI
Семейный совет мгновенно утратил прежнюю суровость. Из грозного судьи, обличающего уж очень подлого злодея, сэр Герберт превратился в приятного джентльмена, каким и был по природе. Дамы улыбались счастливой улыбкой. Только Тони невесело смотрел на эту веселую кампанию.
— Замечательно! — сказал сэр Герберт.
— Да, — согласилась Вайолет. — Просто блеск!
— Еще недельку, — подхватил баронет, — и ему конец. Леди Лидия улыбалась Тони. Вайолет тоже его одобрила:
— Мастерский удар, ничего не скажешь!
— Да, — поддержала ее леди Лидия. — Очень умный ход.
— Истинный Макиавелли,[71] — заметила Вайолет. — Не знала за вами такой тонкости.
Тони ничуть не обрадовался.
— Быть может, — осведомился он, — вам интересно узнать, что я его действительно пожалел?
— Что?!
— Да, мне его жалко.
— О чем ты говоришь? — удивился сэр Герберт.
— Тони, — сказала Вайолет, — вы бредите.
— Нет, я его жалею, — упрямо ответил Тони. — Мне и раньше не нравилась эта затея, а теперь и подавно.
Леди Лидия почти заблеяла от чувств.