Горделив ли сеньера вид,
И кюре наш — он по-латыни
Иль по-гречески говорит.
Слез иль смеха пора настала,
Или гнездам пришел сезон,
Только вот что верно, пожалуй, —
Только верно, что я влюблен.
Ах, о чем я, Жанна, мечтаю?
О прелестной ножке твоей,
Что, как птичка, легко мелькая,
Перепрыгнуть спешит ручей.
Ах, о чем я вздыхаю, Жанна?
Да о том, что, как приворот,
Незаметная нить неустанно
К вам в усадьбу меня влечет.
Что пугает меня ужасно?
То, что в сердце бедном моем
Создаешь ты и полдень ясный
И ненастную ночь с дождем.
И еще мне забавным стало —
Что на юбке пестрой твоей
Незаметный цветочек малый
Мне небесных светил милей.
«Вот Жанна запела…»
Вот Жанна запела. Кокетка!
Смотри, улетает!.. Но нет:
Порхает, как с ветки на ветку,
С куплета она на куплет.
О чем она? Трели… пассажи…
Во взоре заря горит,
Цветок у нее в корсаже…
О чем она мне говорит?
О небе? О знамени старом?
О подвиге славном в бою?
О том ли, что нужно муаром
Отделать ей шляпку свою?
Иль дух она мой сокровенный
Смущает, который господь
Вдохнул в мой трепетный, бренный
Сосуд, называемый плоть?
Не знаю. Забыл все на свете.
Псалом или вздор? Не поймешь.
Так славочка на рассвете
Поет, вызывая дрожь.
Я слушал как завороженный,
Я крылья в плечах ощущал.
Себя золотою короной
Я в смутном виденье венчал.
Во всей наготе ее мне бы,
Во всей красоте лицезреть,
Все звезды похитить бы с неба,
На помощь позвать, умереть!
Был женщиной пьян я. Смертельный,
Высокий недуг! Не дыша,
Я слушал — и в мир запредельный
Моя исходила душа.
Чтоб мозгу в бреду испариться
И, череп взорвав, улететь, —
Такой обольстительной птице
Крылом его стоит задеть.
«Полна любви природа, Жанна…»
Полна любви природа, Жанна,
К нам, к нашим радостям простым,
И кажется, цветы нежданно
Встают, прося склониться к ним.
Ждем Анжелику! Прочь Оргона!
Пугает зиму этот крик —
И, пятясь, в тучах небосклона
Она скрывает хмурый лик.
У нас в сердцах победа мая
Звучит на сотни голосов,
Счастливой песней прогоняя
Мглы цепенеющей покров.
Признаний дарит май немало,
Цветы бросая на откос,
Но разве сетовать пристало
На болтовню весенних роз?
И ласточка так близко реет
У глаз твоих, блестя крылом,
Что взор твой, кажется, успеет
Пересчитать все перья в нем.
Ты, Жанна, юностью прелестной,
Полурасцветшей красотой
Мир озаряешь поднебесный
И споришь с утренней зарей!
И лилия горда без меры,
Что чистотой тебе равна;
Твоя душа — та чаша веры,
Где лишь голубка пить вольна.
«Друзья, покончил я с пирами…»
Друзья, покончил я с пирами.
Меня вполголоса зовут
От суеты, где был я с вами,
Леса в тенистый свой приют.
Прочь от чертогов горделивых
Пойду куда глаза глядят,
Дружить с малиновкою, с ивой,
С холмом, где скалы встали в ряд.
Покину город, не жалея.
Бог, милосердный искони,
Помазал благостным елеем
Мои колени и ступни.
Но думать вам, друзья, не надо,
Что для буколики моей
Нужна мне древняя Эллада
Иль римский домик средь полей.
Не думайте, что я, лелея
Мечту, согревшую мне грудь,
Не знаю, где найти Алкея,
И повернул к д'Юрфе свой путь.
Нет, как Вергилий, не хочу я
Ни южных гор, ни теплых вод.
Свою Нормандию люблю я,
И в ней эклога расцветет.
Довольно яблони с цветами,
Чтоб ею вдохновился я.
Классическими пастухами
Крестьяне будут мне, друзья.
Мила идиллия мне эта.
Она свободна. Разве ей
Для меда нужен склон Гимета,
Аркадия — для трав полей?
Все песня в ней, очарованье,
Когда вечернею порой
В лугах я слушаю дыханье
Быка, бредущего домой.
Ей счастье кажется законом,
И в ней никто не удивлен,
Когда Ален под старым кленом
Платок снимает с Туанон.
В ней к Феокриту сердце чутко,
Но разве будет странно ей,
Что и цветок — лишь незабудка,
Что птица — только воробей?
Люблю я этот плющ зеленый,
Ползущий в трещинах оград,
И мушек рой неугомонный,
Что так торжественно трубят.
Люблю я церковь и кладбище,
У входа нищего с сумой;
Люблю, — как голубок, что ищет,
Кому рассказ поведать свой
Про древние метемпсихозы
На Лесбосе, у волн морских, —
Я девушек свежее розы,
В сабо и платьицах простых.
Милы Мари и Жанны лица
Мне столько же, как и Орфей.
Цветут поля, щебечут птицы,
А ширь небес все голубей.
«Мой стих, беги в лесок живей ты…»
Мой стих, беги в лесок живей ты,
Попойка ждет, — не будь ленив!
Тебе подсунут фавны флейту,
Под кустик лиру схоронив.
Спеши. Уж начат пир веселый:
Зерном полны зобы у птах,
Перепились росою пчелы,
Какие лакомства в цветах!
Возьми товарищей с собою:
Дух галльский и латинский дух, —
В тимьян свалиться с перепою
Ты не стыдись при этих двух.
Входя в долину изобилий,
Будь весел, смел, но не лукав.
Прибавит шагу пусть Вергилий,
Держи Вийона за рукав.
Упейся! Пан так хочет. Благо,
Фиал твой той доверил он,
Что по Горацию — Лалага,
По Лафонтену — Жаннетон.
В доисторические гроты
Тебя зовут, склонясь, цветы,
И пьет Силен, да без охоты:
Хлебнет и ждет — нейдешь ли ты.
ПРАЗДНИЧНЫЙ ДЕНЬВ ОКРЕСТНОСТЯХ ПАРИЖА
Бряцают тамбурины где-то,
И зноем пышет от земли;
Расплывчатые силуэты
Неспешно движутся вдали.
Сверкают вихри легкой пыли
Вкруг древней башни короля;
Лучи полудня ослепили
И обессилили поля.
Дыханием горячим веют
Трепещущие ветерки;
В горниле луга маки рдеют,
Как огненные языки.
Овечье стадо бродит сонно;
Прекрасен этот жгучий день!
Трещат цикады монотонно;
Прохлады не приносит тень.
Недавно убрана пшеница, —
Теперь и отдохнуть не грех!
Из полной бочки в жбан струится
Божественно веселый смех.
Нетвердый на ногах пьянчужка
К столу треногому приник.
Ему дарует храбрость кружка,
И забывает он на миг
Прямую линию, нехватки,
Законы, страх, жандарма власть.
И вот напиток Вакха сладкий
Над податью смеется всласть!
Жует осел, мудрец хвостатый;
Вполне доволен он собой:
Конечно, уши длинноваты,
Зато луга полны травой.
Несутся по тропинке узкой
Веселой стайкой малыши.
Исчерчена картечью прусской
Высокая стена Клиши.
Поскрипывает воз негромко;
Париж бормочет все слышней —
Старьевщик черный, чья котомка
Хранит охапку королей.
Вдали, за дымкой светло-синей,
Мерцают шпили и кресты.
Венчают девушек в долине
Улыбки, радость и цветы.
ДУБ ИЗ РАЗОРЕННОГО ПАРКА
1
Меня, — промолвил дуб косматый,
От жалости уволь.
Да, был из мрамора когда-то
Дворец и сам король.
Я видел на фронтоне лица
Надменных королей,
Стремительные колесницы
И каменных коней.
Я видел, как из-под завесы
Раскидистых ветвей
Поглядывали Геркулесы
На Геб и на Психей.
Охотничий рожок тревожный
Я различал вдали,
И, дуб могучий и вельможный,
Своим я был в Марли.
Супругов царственных объятья
Я наблюдал подчас
И замечал под их кроватью
Лозена много раз.
Версалю я дарил прохладу,
Густую тень свою,
У ног моих бродил по саду
Лашез, как черт в раю.
Меня чугунная дуэнья —
Решетка — стерегла
От неприличного вторженья
Теленка иль осла.