С насмешкой истина прощает суеверьям.
А я — я, как всегда, с надеждой и доверьем
Пойду путем своим.
Есть два сокровища; в них жизнь моя и сила:
Мне солнце разума, великое светило
Сияет вдалеке,
А здесь, вблизи меня, смеется Жанна звонко.
В моей душе — любовь, и детская ручонка —
В моей большой руке.
НАСТОЙЧИВОСТЬ
И все-таки — вперед. Вперед! Оставим споры.
Когда у нас ключи, нам не страшны запоры.
Быть может, ночь сама, уставшая от зла,
Упорству уступив, охотно бы ушла:
Препятствия всегда настойчивости рады,
Дать победить себя — лишь в этом долг преграды.
Да, пятится, ворча и огрызаясь, тьма.
Оглянемся ж на них, апостолов ума,
Титанов прошлого, вперед шагавших смело;
Их оторвала смерть от праведного дела;
Тернистым был их путь к звездам грядущих дней.
Почтим нелегкий труд развьюченных коней
И, на плечи себе переложив их бремя,
Начнем свой переход. Не ждет погонщик — время.
Итак, скорее в путь! Должны продолжить мы
Не нами начатый поход сквозь толщу тьмы,
Из мрака прошлого, из мглы средневековой.
Уже забрезжило сиянье жизни новой.
Великие умы предшествовали нам:
Тут был еще Платон, а Лютер был вон там;
Лучи их мудрости дорогу освещают
И в лабиринте тьмы проходы отмечают.
Вон там, боясь упасть, Паскаль замедлил шаг;
Вот здесь, где я иду, шел некогда Жан-Жак;
В своем стремленье ввысь, к небесному простору,
Вольтер шагнул сюда, но потерял опору.
«Я вижу!» — он успел воскликнуть, как пророк.
Пускай теперь и нас покроет пыль дорог!
Должны преодолеть и мы крутые склоны;
Нам предстоит открыть безвестные законы;
Пока жива душа и разум не умолк,
Мы будем выполнять апостольский свой долг.
О люди! Радуйтесь, стремитесь к счастью, верьте!
— Но что я слышу там? То хриплый хохот смерти!
Столетия вражды, усобиц и угроз,
Несправедливостей, изгнаний, горя, слез,
Вся злоба и весь гнев, все, все, что накопилось
И что в глубинах душ осадком отложилось,
Неслыханной грозой не разразится ль вдруг?
Озлобленность вокруг и ненависть вокруг;
Уже притихло все, ждет грозового гула,
И молния вдали меж черных туч сверкнула!
Но тщетно хочет месть сорвать свой горький плод:
Нам в этот страшный миг бог просветленье шлет,
Он стрелы молнии в зарю преображает.
Бог в нашем сердце гнев и злобу пожирает;
Он в душу грешную свергается с высот,
И все, что видит в ней, он казни предает,
Щадя одну любовь; он зависть рвет на части,
Он клювом совести выклевывает страсти;
Он когти разума вонзает в мысли нам
И исторгает ложь, что угнездилась там;
Он очищает нас от грязи и страданий,
Инстинктов низменных и суетных желаний;
И, нас освободив, очистив нас от зла,
Взмывает в небеса; и вновь душа светла;
Смущенная, она взирает в удивленье.
Кто в хватке огненной принес ей дар прощенья,
Кто вырвал ненависть, и радость от кого,
Кто это был — орел? Нет, — это божество.
ПРОГРЕСС
Вперед, в великий путь, народы,
За тесный свой предел и грань!
Личинка, чудом стань природы,
О стадо, легионом стань.
Орел, спеши навстречу свету.
Лишь совы, верные запрету,
Свет не приемлют заревой.
Угадан в солнце бог от века;
Луч вяжет душу человека,
Как нить, с божественной душой.
К нам луч слетает с небосвода;
С ним свет и разум к нам сойдут,
Он пламя там, он здесь свобода,
Архангел там, апостол тут!
Творец Горация и Данта,
Он позлащает лист аканта
И хаос, где плывем в ладье;
Блеск придает он изумрудный
И перышку колибри чудной
И гада скользкой чешуе.
Стези держитесь озаренной,
Держитесь солнечных путей.
Чтоб сеять, собирать бессонно,
Вперед, вперед, вперед смелей!
Вчерашний раб, сойдя с понтона,
Развратник, выйдя из притона, —
Смелей вперед — и к высям гор!
На них взбираться — ваше право.
Пусть возвеличит вас и слава
И вами попранный позор!
Моря переплывая, киньте
Былое в пену; фитилем
В фонарь пеньку веревки вдвиньте
От виселицы, сданной в лом.
О человек, иди к вершине,
Грозой всех чудищ стань отныне,
Стань новым Аполлоном ты.
Меч правый чист. Рази, бесстрашен:
Ведь кровью гидры ты украшен,
Пятнающей твои пяты.
ПАПА1878
СЦЕНА ПЕРВАЯСОН
Ватикан. Папская спальня. Ночь
(в постели)
Ах, наконец засну!
. . . . . . . .
(Засыпает)
О смертные, усните!
Мужчины, женщины, — забудьтесь, отдохните!
Потребный для земли настал покоя час.
Уймись, волненье душ! О злые, хватит с вас!
От злопыхательства устали вы и сами
Во сне людским сердцам божественное пламя
Господне сердце шлет. Нас возвышает сон
Не в неизвестное ты, смертный, погружен —
Ты знаешь все, познав, что зла творить не надо.
Судьба — вертеп, душа — священная лампада.
Бог высшей мудростью своей соединит
С твоей невинностью сияющий зенит
Лучится мысль твоя, чтоб к небу прикрепиться.
Жизнь — это в сумраке раскрытая страница,
Ты только в смертный час прочтешь ее сполна,
Так расшифровывай ее во время сна.
Сон — это шелест крыл, плеск, мрака просветленье,
Меланхоличных стад и бледных толп движенье
Под взглядом вечности в божественный предел.
Взнесись, Ответственность, над тьмою наших дел!
Сковала, смертные, нас цепь одна и та же.
Почувствуй, о пастух, как твой ягненок тяжек.
А вы, властители, непрочные весьма,
Старайтесь, чтобы вас терпела эта тьма.
Ведь бездна яростью великою вскипает,
Но только сильному она и угрожает,
А атом мыслящий надеется, что он
Спокойно может спать, сей бездной защищен.
Так спите, зло, добро, и горе, и страданье
Под чистым серебром небесного сиянья.
И счастлив человек, почувствовав во сне:
Вот звезды ясные сияют в вышине,
Чтоб слабых защитить, над скорбными склониться,
Над всеми, кто во сне осмыслить явь стремится
И хочет получить таинственный совет.
Так пусть же проплывет над вами этот свет
Высокочтимых звезд! О бедняки, владыки,
Как тени в саванах вы жалки, вы велики!
Да содрогнут вас всех сейчас во время сна
Виденья многие, но пусть чиста, ясна,
О смертные, душа не спит в вас!
. . . . . . . .
. . . . . . . .
. . . . . . . .
Папа, здравствуй!
Мы — власть, мы — господа.
Привет вам, люди.
Пастырь,
Всесильны мы.
Зачем?
На то мы короли!
А бог?
Сам знаешь: есть вершины у земли!
С господней высоты увидел лишь одно я —
Равнину.
Мы — цари, мы — власть!
Тень все земное!
Мы — лучшие!
Равны все люди меж pсобой.
Нет! Мы — Хорив, Галгал. Над ровною землей
Встаем мы, как Синай. Мы — дубы над горами!
Мы — небо, созданное божьими руками.
На ликах гор — заря, на ваших лицах — ночь.
Бог не творил владык!
Но сам же ты точь-в-точь
Король!
Я? Царствовать? К чему мне власть такую?
Так что ж ты делаешь?
Что делаю? Люблю я!
Внимайте, Рим и мир! Вам говорю я так: