Том 13. Стихотворения — страница 66 из 87

Среди зеленых трав, среди цветов высоких.

Запретной для меня на свете нет страны;

Мне оскорбители и жалки и смешны.

Все солнца любы мне и все отчизны милы;

Мечты великой я поборник, полный силы,

Мне сновиденье — друг, утопия — сестра,

И ненависть моя — желание добра.

Я, словно шуму волн, взбегающих на землю,

Неясным шепотам идей грядущих внемлю,

Потоку этому готовить русло рад.

Обетованием чудесный рок чреват.

И я прогрессу путь в пространстве пролагаю,

Сон колыбелей, сон могил оберегаю;

Я жажду истины, добра и красоты,

Не внемля королям, столь крошечным, как ты.

" Сан короля святой! Что означает он? "

Сан короля святой! Что означает он?

Злодейства гнусные, народа долгий стон,

Мольбы и вопли жертв скорбящих.

Эндорских призраков ужасных мгла полна!

Средь них отчетливо корона лишь видна,

Вся в золотых зубцах блестящих.

То — вихрь невежества и злобы в тьме ночной,

Где люди, лошади и пушки, меч стальной

И глас трубы столкнулись в сече.

То — призрак прошлого, восставший из могил,

Который ясное сверканье зорь гасил,

Как гасит рот дыханьем свечи.

То — туча тяжкая, нависшая в веках

Над человечеством, откуда, тьму и страх

Тысячелетий пробивая,

Вослед за грохотом тележки роковой,

Прорвется вдруг рука, над замершей толпой

Главою мертвой потрясая.

" Зловещая жена! Простясь с венцом бесценным, "

Зловещая жена! Простясь с венцом бесценным,

Предстанешь тенью ты пред призраком священным,

И он, бесплотный, он, единственный живой,

Он вопросит: «Кто ты?»

Дрожа, как прут сухой

Под ветром, скажешь ты: «Была я королевой». —

«Была ль ты женщиной?»

«Господь, я юной девой

В объятья короля, супруга, шла, цветя;

Познала счастье я и власть: еще дитя,

Старинный скипетр я заржавленный держала». —

«Что скипетр! Суть не в нем, но в прялке. Что ты пряла,

Когда народ лежал, простерт у ног твоих?

Что людям ты дала?»

«Веревку — вешать их».

24 ноября 1867

СОЦИАЛЬНЫЙ ВОПРОС

Нет, говорю вам, нет, все хитрости людские

Не в силах покорить таинственной стихии;

Не будет никогда могучий Аквилон

Злоумышленьями мирскими побежден.

Не допускаю я, чтоб ветры присмирели,

Вдруг на трапеции увидевши Блонделя;

И не страшит грозу, когда, как акробат,

Муж государственный ступает на канат;

Гром — это вам не пес, дерущий злобно глотку,

Которого смирить всегда сумеет плетка.

У Марка и Луки прочесть нам довелось,

Что взглядов Бисмарка не разделял Христос;

Не так, как наш Делангль, рассматривал он право,

И к тем, кого казнят, над кем чинят расправу,

Самаритянином всегда был добрым он:

Его алтарь — приют для всех, кто угнетен,

Для всех отверженных, развеянных по свету, —

И Бельгия его изгнала бы за это.

Прилив, достигнешь ты назначенных границ…

Нет императора и нет всесильных лиц,

Трезубца в мире нет, нет трубного призыва,

Которые могли б смягчить твои порывы.

В грозовой бездне скрыт сам бог, и никогда

Не успокоится та страшная среда,

Хотя бы соблазнять суровую стихию

Богини вызвались, смеясь, полунагие.

Род человеческий — как море. В свой черед

Он видел гибель дня и первых звезд восход;

Он знал урочные приливы и отливы;

Уйдя от берегов, к другим бежал бурливо;

Он видел, как в ночи Левиафан плывет;

На юге он кипит, у полюсов он лед.

Руэра слушать он не хочет; то беспечный,

То грозный, волен он, и будет вольным вечно,

Хотя бы, чтоб смирить его грозящий вал,

Нептуном — Бонапарт, Девьен — тритоном стал.

Ты — бездна, о народ! Ты, скрытый черной пеной,

Для скептиков — ничто, для мудрых — соль вселенной.

Ты взмыл, отхлынул ты, поднялся ты опять, —

Засовам и замкам тебя не удержать.

Твой бесконечен путь, великая свобода!

Дано нам сверху плыть, но не проникнуть в воды.

Пиррону, скептикам застлал глаза туман,

Перед Колумбом же раскрылся океан!

ДЛИННЫЕ УШИ

Прекрасный атрибут — осла большие уши!

Им свойственно во тьме слегка дрожать и слушать,

Смиренно поникать и вдруг вставать торчком,

Все криво толковать, подслушивать тайком,

При шуме вздрагивать, свою казать всем тупость,

Привычно одобрять срифмованную глупость,

Тирана низвергать, когда он пал и сам,

Трибуну злобно мстить, внимать пустым речам.

Гордитесь, господа, огромными ушами!

Они всегда под стать тому, кто слаб мозгами.

Они — почти диплом, благоразумья знак,

И спрятать вам легко их под ночной колпак.

Они — невежества авторитет и норма.

Твердите: «Пуст Шекспир, у Данте — только форма,

А Революция — маяк, чей свет в волнах

Лишь к рифу приведет». Узнать полезно страх!

От ужаса к врагам пылайте злобой истой,

Порядок славя свой, к воде старайтесь чистой

Прибавить муть речей, что кровью отдают,

И там, где есть прогресс, зовите власть и кнут!

Хвалите свой сенат, правительство, сутаны,

Насилие — вот путь надежный, постоянный,

На нем Дюпен, Кузен, Парье в наш жалкий век

Сумели показать, что значит человек

Солидный, буржуа, лишенный вредной дури, —

В Палате заяц он, осел в литературе.

24 мая 1872

из книги«МРАЧНЫЕ ГОДЫ»(Посмертное)

" Народ восстал от сна. Велик был тот народ. "

Народ восстал от сна. Велик был тот народ.

Бросая свет кругом, он двигался вперед.

Другие нации за ним пошли, как дети.

Он бурю пережил, год Девяносто Третий,

И, старый мир сразив, его похоронил,

В бою жестоком он всегда прекрасен был.

Он горд был. На него обрушились страданья,

Но муки страшные он превратил в сиянье.

Освободив людей, он — демон или бог —

От пламени веков свой яркий свет зажег,

Был у него Паскаль, и он имел Мольера.

Как будто плющ густой, к нему тянулась вера

Народов, для кого опорою он стал,

И шесть десятков лет в его среде блистал

Вольтер, дух разума, могучий воин смеха,

Титан в изгнании, изгнаниям помеха:

Наставник душ людских, долг преподал он нам.

Он догмы старые на свалку сбросил сам,

И у него народ прогрессу научился.

Народ был Францией, в Европу превратился;

Европой став, он взмыл до мировых вершин.

В разнообразии он был всегда един.

Коль числа — нации, он — сумма этих чисел.

Он человечества значение возвысил,

Разведку вел в лесах, где вечно мрак и ночь,

Широкий шаг его гнал заблужденья прочь.

Он правду возвестил здесь, на земле. Стремленье

К добру он возбуждал. Рабу освобожденье,

Свободу женщине, науку беднякам —

Он дал все это им и яркий свет слепцам.

Он факел засветил, чтоб зло прогнать лучами,

И убежала ночь, старуха с кандалами.

Но преграждали путь ему обломки зла…

В полях осколки бомб и мертвые тела.

Воскресшие права и нравственность вернулись,

И руки маленьких детей к нему тянулись.

Пощады он не ждал, он молвил: «Мы должны!»

Сломал он эшафот и не хотел войны.

Он был отец и брат и жизни ведал цену.

За ним шпионили — не верил он в измену.

Он светел был и чист, как юный Флореаль.

Все было в будущем, и прошлого не жаль.

Негаданно ему подстроили засаду,

И труп его упал теперь на баррикаду.

1853

" Объединитесь же! Пускай царят грабеж, "

Объединитесь же! Пускай царят грабеж,

Обман, убийство, страх томительный. Ну что ж:

Мы к мученичеству готовились недаром.

Скосите нас теперь скорей! Одним ударом!

Колите, вешайте! Любой из нас взойдет

Бестрепетно на ваш последний эшафот.

Пусть сила грубая перед лицом вселенной

Ликует мерзостно, глумясь над мыслью пленной.

Пускай в грядущего сияющую плоть

Вопьется прошлое; пусть ястребом, господь,

Набросится на нас молящийся Мастаи

С Гайнау-палачом; пускай веревка злая

Запястья нам сожмет; пускай нас гонят, бьют;

Пускай отметят нас лобзанья всех Иуд, —

Мы сами голову кладем под меч жестокий…

Но только бы рассвет забрезжил на востоке!

Но только б из могил, где мы найдем покой,

Грядущий день восстал во славе огневой,

И с новою душой, таинственною девой,

Избранницей небес, как с некой горней Евой

Адама ветхого соединил творец,

Чтоб кровь и желчь веков забыл он наконец!

Но только бы потом, когда мы будем, братья,

Последней сгубленной в борьбе за правду ратью,

Последней жатвой зла, — родился новый век,

Когда священный мир полюбит человек,

Когда в земном раю над нашим древним адом

На солнце сможет он глядеть орлиным взглядом!

БАШМАЧНИК

Ты беден, старина. Ты рад бы выпить кружку.

Нет хлеба у тебя порой, но крепок сон.

Как головешка ты, корпя в своей лачужке,