«Профессор Н. А. Добровольская-Завадская вернулась в конце декабря пр. года из поездки по Северной Америке, где она прочла ряд лекций о раке и раковой наследственности в университетах и ученых собраниях».
Из этого сообщения ясно, что Надежда Алексеевна читала лекции о каком-то особом виде «рака», называемом «университетский рак» и о раковой наследственности, наблюдаемой в ученых собраниях. А в действительности ничего подобного: Надежда Алексеевна прочла ряд лекций в университетах и ученых собраниях о раке и раковой наследственности. Ведь совсем пустяковая перестановка, а весь смысл другой!
Сказанное слово звучит для всех, написанное слово звучит не для всякого: читая, воспринимают только начертание, которое представляется и окрашивается чувством, вызывая другие представления, другие чувства и другие слова. Не одни иностранцы, а и писатели часто лишены этого «глазного слуха».
Единственный выход: написанное читать себе вслух.
Анкета «Рубежа», Харбин.
Ясно, что писал глухой. А ведь как просто: «кем бы вы хотели быть?» А кроме того, ударение на «кем», – к нему, значит, и «бы».
Одна старая петербургская писательница и теперь упражняющаяся в словесности, имела необычайное пристрастие к частице «же», она не то что ставила ее, а сеяла, где надо и не надо, должно быть для гладкости стиля, и еще была у нее неизбывная страсть писателей читать публично свои произведения. И такая получалась музыка; кончит, точно концерт прослушал. А вспомнил я ее при чтении тоже «опытного» писателя, поместившего свой рассказ в хрестоматии, изданной в Париже:
«Но за то какие же есть жрецы! От них же первый – Иван Осипович Степанов».
«Рыбная ловля».
«Опытные» и неопытные писатели! во имя русского слова остерегайтесь музыки! Не ассонируйте, не рифмуйте в прозе, не пишите: «крутились-доносились» или «скрывать-спать» или «в работе – на народе», читайте написанное вслух! даже при острейшем «глазо-слухе», не уступающем ажану на пасаж-клютэ, есть опасность замузыцировать; «музыка», как и пестрота «живописи» эпитетов, делает прозу «разложившимся элементом», подкрашенным и надушенным треско-пустословием; проза, и самая сложнейшая, скромна, как сталь.
«Линдберги живут в маленьком доме, в открытом поле, в двух часах езды от Нью-Йорка, Однажды они пригласили меня к чаю. На мой вопрос, как к ним добраться, г-жа Линдберг ответила: „О, это очень просто! Езжайте прямо по дороге“».
«Андрэ Моруа и миссис Линдберг»
из парижской газеты
Не о неправильности идет речь: по-русски от «ехать» и не только «езжайте», а и почище можно, только все в своем месте, а неуместно – получается неловко. Ну, возможно ли, чтобы Анна Каренина сказала Вронскому: «Езжайте прямо по дороге», – никогда! – она скажет: «поезжайте», а вот Анютка из «Власти тьмы» может. «Анну Каренину» и «Власть тьмы» написал Лев Толстой.
«Буква е может произноситься как ё только тогда, если она стоит под ударением. Если, с изменением формы слова, ударение переходит на другой слог, то звук ё исчезает.
Напр.: учён, но учена».
«Pour bien savoir le russe»
Payot, Paris, 1930, p. 297.
Ничего подобного: если «учён» (т. е. образованный), то женский род – «учёна» (т. е. образованная), а если «учен» (выучен или не выучен), то женский род – «учена» (выучена или не выучена).
Это то же, за что Игоря Северянина в Варшаве нынче обличали русские Грамматики, всякие бывают Грамматики: ему говорят – неправильно произносите «утонченный», надо говорить «утончённый»! А он по простоте своей – учение о предложении и о словосочетаниях для него мертвая грамота – возразить ничего и не может. Так и уехал в Тойлу. А ведь был прав: есть «утончённый» (по существу тонкий), а есть «утонченный» (не тонкий, лишь сделавшийся тоньше: как бы рубанком прошлись!).
Если вы спросите Грамматика, он вам скажет, что «о» надо употреблять перед согласной, а «об» перед гласной, и примеры приведет из старинных памятников: на «об»: «сташа об оноу страноу Оке» (Новг. I л. 6717 г.); и на «о»: «Аже братья ростяжються перед князем о задницю» (Р. Прав. Влад. Мономаха). И этим «об ону» и «о задницу» все решит. А между тем искони говорится: «ударился мордой об стол», «треснулся головой об стену», «об рундук головой билась» («Власть Тьмы» Толстого), как есть русская традиция, известная поэтам (свидетельство Валерия Яковлевича Брюсова и Михаила Алексеевича Кузмина) и книжным справщикам, что искони писалось и надо писать: «комедия о Алексее, человеке Божьем», а не «об Алексее», или «комедия о Евдокии», а не «об Евдокии». Стало быть, опять все дело в «глазо-слухе»: начертание «об» перед «Алексеем» и звучание этого «об» – нестерпимо, но и как нечувствителен был бы звук, если, следуя правилу «о задницу», написать «треснулся головой о стену». Вот почему следует писать «о Осоргине» и «о Алданове», непосредственно: «а-Осоргине», «а-Алданове». И только желающему придать своему слову гром и грозу может быть сделано исключение к удовольствию Грамматика.
Великая тайна сказать слово, и чем тайнее слово, тем оно проще, и самые простые и самые тайные из слов – самоочевидности: «все, что имеет начало, имеет и конец», «целое всегда больше своей части», «из ничего и будет ничего». (Ex nihilo nihil fit) и т. д. – все их знают и никому в голову не приходит, что кто-то сказал их первый. В дополнение к известным приведу еще две, не зарегистрированных ни в каких философиях, принадлежащие Юлии Леонидовне Сазоновой:
1) «Чем выше вершина, тем дальше с нее взор охватывает горизонт».
2) «Тенор не может стать хорошим басом»
(Из статьи в «Последних Новостях»).
«Нилка был большой мужик с набухшим, в зеленых угрях носом».
Леонид Зуров. «Кривичи».
Самое соблазнительное по двусмысленности в русской литературе – описание деревни, мужиков и вообще «народа». Это описание сводится или к фальшивому представлению барином мужика, как любили барыни представлять кухарок, или к переодеванию в мужика для высказывания через него своих заветных мыслей. О проникновении в душу «народа» – о перевоплощении в мужика (а почему не в слона и зайца?), – а об этом старались неискушенные критики к соблазну авторов повестей о жизни «народа» и читателей, желавших узнать жизнь «народа», – не может быть речи: творчество не перевоплощение в кого-то и не проникновение куда-то, а только в самого себя и в извлечении из себя мыслей-чувств-и-слов и в изображении себя – своих мыслей-чувств-и-слов. Пример Толстой, который хотел обнять необъятное, – так и поняли: чего только не описал Толстой! Дядя Брошка в «Казаках» без Толстого в природе не существует, потому что это Толстой в маске Брошки. Каратаев в «Войне и мире» существует настолько же, насколько его лиловая собачонка, – пример расславленного «художественного проникновения»: Каратаев существует через обонятельно-зрительное восприятие – крепкий пот, и как сидит перед расстрелом у березы (а почему не заяц?), а между этими впечатлениями набор слов, среди которых мотив русской заветной сказки: «чужая вина». Толстой внешне нарядился под мужика и написал «Власть тьмы», переряживаясь то в Акима, то в Никиту, то в Митрича.
Библиография*
Sigmund von Herberstain, Moscovia. In Anlehnung an die cdteste deutsche Ausgabe aus dem Lateintschen ubertragen von Wolfram von den Steinen, eingeleitet and herausgegeben von Hans Kauders. Mit zum Teilhandkolorierten WiedergabenzeitgenbsslischerBilder. Verlag der Philosophlschen Akademie. Erlangen, MCMXXVI. Der Weltkreis – Bucher von Entdeckerfahrten und Reisen. Erster Band. S. 238.
Эта замечательная книга, которая не только немецкая, а и такая русская. Имя Герберштайна для России – имя Нестора Летописца: Герберштайна знает в России всякий образованный человек, т. е. все, кто учил русскую историю. И если Герберштайн не попал в «святые» подобно Нестору Летописцу и не зовется преподобный Зигмунд, то разве только за фамилию, которую на русский лад никак не переделать.
Герберштайн – посол императора Максимилиана дважды посетил Россию: в 1517 и 1526 при царе Василии III (1505–1533). Московия – один из главных источников русской истории: единственный исторический атлас – проф. Замысловского основан на карте Герберштайна.
Герберштайн открыл Европе Россию, России – Москву XVI в.
А картинки, которыми украшена книга, они памятны всякому русскому человеку: по Герберштайновским изображениям представляем мы себе старую Россию. И не надо читать П. П. Сувчинского, а только взглянуть на «русских всадников» – этих подлинно «русских» (не васнецовских) богатырей и уж на всю жизнь поверовать в Евразийство.
Книга издана чудесно.
Eartpopidaire еп Russie Subcarpaihique. Texte explicatifde S. Makovski. Preface par Denis Roche. Edition Plamja, Prague, 1926. Planches: 10 en couleur et 100 en noir. P. 152.
Кому только из русских ни мерещилась «Подкарпатская Русь»! Гоголь в своем таинственном – своим «Вием» и «Страшной местью» – глядит из-за Карпат, а с его голоса и всех туда тянет.
Подкарпатская Русь – перекресток, завязь нечистой силы: «там ей попить, там ей поесть и погулять!» – в людях-нелюдях (басуркунах) и в упырях.
А вот что человек сделал своими руками, как украсил он свою жизнь, свои дни, каким крестам кланяется и в каких церквах молится, и чем себя прихорашивает, и какие лица – как этот человек глядит на Божий мир, это – в книге «Народное искусство Подкарпатской Руси».
Материалы собраны С. К. Маковским, он же и растолковал – что и к чему. Denis Roche в предисловии открывает латинскому глазу Подкарпаты. Это хорошо, что Подкарпатской Русью занялся русский, – Маковскому есть что подарить России. А издателям – «Пламени» – Ф. С. Мансветову и И. В. Тайному за искусное выполнение книги золотая медаль.