«Die literarische Welt». Herausgeber Willy Haas. Ernst Rowohlt Verlag, Berlin.
С октября 1925 г. в Берлине выходит еженедельная литературная газета на манер парижской «Les nouvelles litteraires». Из русских участвуют А. Ремизов и Илья Эренбург. (Переводчик – Hans Ruoff). В № 3,1926 – статья Эренбурга о С. Есенине «поминки». В № 2, 1926 – «Die russische Dichterkolonie im Cafe „Prager Diele“» (1922–1923); Эренбург описывает из заседателей кафе только высокопоставленных лиц: вы видите таких «трезвенников», как наш знаменитый философ Лев Шестов, наезжавший в Берлин по делам нового философского общества «Z. V. S», и не менее знаменитого Андрея Белаго, и таких «молчальников», как Ф. А. Степун и Виктор Шкловский, затем выступают – Б. А. Пильняк, В. Г. Лидин, Вс. Мейерхольд, Вл. Маяковский, Натан Альтман, Таиров, Дуров; но всякий, кто только жил об эту пору в Берлине, знает, что самое ядро кофейни – Соломон Каплун («Эпоха») и Абраша Вишняк («Геликон» – племянник «Современных Записок»), и о них ни слова. Укажу, как на дополнение, на рассказ А. Ремизова «Z. V. S.», напечатанный в «Огоньке», Рига, 1925, № 50.
«Russische Rundschau». Monatshefte fur die neue russische Literatur. I. Ladyschnikow Verlag. Berlin, Erstes Heft, October, 1925.
Рассказы: Горького, Лидина, Эренбурга, Соболя, Бабеля, Леонова. Стихи: Маяковского и Тихонова. «Русская литература в Германии» Артура Лютера. О театре – П. Маркова. О стихах – С. Либермана. И «Разыскания» Евг. Замятина о литературе – Евгений Иванович Замятии, стерегущий, как демон в преисподней, преисподние дыры и норы и окнища «русского слова».
<Цапля>*
Георгию Иванову
Есть поэт Клюев и зовут его не Николай Васильевич, а Николай Алексеевич; Николай же Васильевич был Гоголь, а из современников – барон Дрезин. («Дни»).
Барону Дризену
Вы пишете: «что называется, на последнем издыхании». – Бога ради! что хотите и как хотите, только не «на», а «при». («Возрождение»).
Марку Вишняку
Из «монаха» – «монашество», совершенно верно, но из «бунтаря» никак не «бунташество», как и из «токаря» не «токашество», а «токарство». («Дни»).
Георгию Адамовичу
Р. В. Иванов-Разумник – вот бы удивился! нет, он никогда в Москве не жил, а всегда в Царском Селе, теперь в Детском. («Звено»).
Любови Столице
Алянский искренно был убежден, что есть «Альконост», да так было и свое издательство назвал и напечатал проспект. Да к его счастью попал этот проспект двум книжникам (книжники там – в России!) Левкию Ивановичу Жевержееву и Якову Петровичу Гребенщикову, и чего уж, не знаю, только у «Альконоста» отпал его мягкий знак и издательство стало называться «Алконост», и как, бывало, помянешь Алянскому, сердится! («Возрождение»).
Е. В. Постниковой
«Привыкнув оставлять в городе шпагу у швейцара, т. к. в церковь с оружием не полагается входить, отец смущенно дожил шпагу на крыльцо маленькой, беленькой церковки». И еще: «оглохшие мы смотрели на бушующее море огня, покуда не принесли убитого учителя и не поклали в канаву». «Ложить – дожил – дожит», если б «ложет» (лжет), то от «лгать», но никак не «класть», а от «класть» совсем не «поклал!». И еще: «матушка встали и, льстиво прощаясь, стали одевать свои шляпы и ватерпруфы». А ведь до войны – у всех в памяти – Д. В. Философов в «Речи» растолковывал Саше Черному о «шляпе», что по-русски никак невозможно «одевать шляпу»: только то, что можно раздеть, про то говори одену! Ну, а на загадку уж больно заковыристо, куда там «поклали» – I вот, это не стихи:
«пыль пройдет ужасная и везде навоз,
«пахнет потом теплым, Звезда надзвездная
«будто сам потом заразился потом,
«и пастух идет…
(«Воля России»).
Последним Новостям и Возрождению
Гора с горой не сходятся… трогательное единение на «парах»: «история одной пары кальсон» («Последние Новости») и «через пару дней» (Сергей Савинов из «Возрождения»). И почему не сказать и что тут смешного – советское «десяток пар золотых часов?».
«—— сквозь дурманящий головы хмель красноречия прощупывается, однако, холодный и продуманный план». Не иначе, как доктор писал! (№ 1489).
Владиславу Ходасевичу
«Провожая» – «провождая» не нуждается в сопроводительном примечании: Казины в России говорят на русском природном языке. («Дни»).
Н. И. Мишееву
«Кусково», как и «Останкино» ни «некто» и можете безбоязненно склонять во всю: с Кусковым, в Кускове, о Кускове – из Останкина, в Останкине, с Останкиным. («Перезвоны»).
К. И. Чуковскому
«А другой младенец в Крыму, в Коктебеле выдумал слово п у л я т ь… и только потом оказалось, что это слово тоже существует в Сибири». Корней Иванович, зачем Сибирь! неужто проходя по Невскому во «Всемирную Литературу» ни разу не слыхали: что-что, а на счет «пулять», за этим дело не станет, спросите Евг. Замятина. («Красная Газета»).
Д. С. Мережковскому
«Продираться сквозь мертвые дебри учености к живым родникам знания мне помогают немногие спутники. Из старых – такие ученые как Шамполион, Лепсиус, Бругш и мудрецы и поэты – Гёте, Шеллинг, Карлейль, Мицкевич, Гоголь; из новых – Ницше, Ибсен, Вейнингер, Вл. Соловьев, Розанов и, величайший из всех, Достоевский. Не услышали их и меня не услышат. Великая скорбь и радость – быть не услышанным с ними». Благодарите Бога, что спутники-то вас не слышат: народ, хоть и не обидчивый, но совсем не компанейский! («За Свободу»).
Вел. кн. Николаю Николаевичу
«Беззаконие, безверие и разврат продолжают править нашим отечеством… обескровленный и изнемогающий народ русский борется». И еще: «нестерпимы угнетение народа р у с с к о г о… преследование веры и церкви православной». Определение поставленное после определяемого, приобретает свойство парафина («Parlax»), на этой слабительной стороне держится весь т. н. «русский стиль»: не «русский народ», как это было б по-русски, а «народ русский», да Бог с ним! высокопоставленным адресам время прошло. («Новогоднее поздравление» и «Зарубежное приветствие»).
Воровской самоучитель*
1.
Самое верное и выгодное в житейских делах: «отрицательная реклама». Трубить, скажем, о вреде табаку и в то же время заведи табачную фабрику и продавай папиросы в каких-нибудь особых «символических» коробках, вкладывая листок вредной рекламы – «табак – яд, но наш – де табак»… одним словом, кроме пользы, ничего. Тоже и в питейном и в проч, делах, также и в литературных: ведь лучший способ обратить внимание публики на произведение – ругать и выругивать автора систематически, надо и не надо, при всяком удобном и неудобном случае.
2.
Верный способ извести ближнего: выражай ему сочувствие. А делай это так: вызови по телефону и ахай и ахай: «Какое это безобразие, вас все время по телефону беспокоят и по пустякам тревожат!»
3.
А если хочешь извести окончательно: звони, спрашивай адрес общего знакомого, – «не знаете ли адрес Андрея Белого?» Это действует ошеломляюще, если еще позвонить после некоторой паузы: «извините, опять забыл, адрес Андрея Белого?»
4.
Хорошо еще на костюмированном вечере или «в пользу» на благотворительном выбрать самого шикарного «молодого человека» (возраст не важно!), только б с претензией, и отрядя стаю, один за другим пускай подходят, справляясь: «извините, пожалуйста, не знаете ли где уборная»?
5.
Если стянешь, например, картину и ждешь к себе ее хозяина, советую, убери со стены на время, а то он может заметить, спросить: откуда? – сразу и не найдешься. На случай: единственный выход – вали на Пильняка, что подарил-де Пильняк! Пильняк же в Москве, ищи-свищи!
6.
Расстроить человека очень просто: хорошо рассказать дурной какой-нибудь отзыв. Приходи и прямо: «Слышали, что про вас такой-то»? – И жарь, чего хочешь, всему поверит. И пользуйся случаем: себе.
7.
Очень действует: приходить не вовремя «на одну минутку».
8.
Посулить денег, обнадежить, разгласить, чтобы все знали – и ничего не сделать, и притом так смотри, будто ничего никогда и не обещал.
9.
Скорая помощь: иди и проси за многих – наверняка всем откажут.
10.
Взять рукопись, посулить устроить – и держать. Попросит вернуть, не отвечай, и так порядочно выдержав, верни. Да тот уж рад, что получил (дубликата обычно не бывает), не спросит: и почему? Благодарить будет.
11.
Если кто в разговоре помянет, что нету денег (ясный намек одолжиться!) – «У всех теперь нет, – говори, – вот и у меня то же!» А можно вообще предупредить всякие просительные намеки: сошлись на Россию: «в России, скажи, осталась семья, приходится из последних сил помогать: десять человек! Или на «фам де менаж: не по средствам – все самим приходится, и тарелки мыть и кастрюли чистить!» Ну, тот язык и прикусит. Или не дав передохнуть: «Вот, – скажи, – сейчас я и франка не мог бы дать…»
12.
12-ая: «не зевай»!
13-ая: «ешь пирог с грибами, язык держи за зубами»!
14-ая: «прелюбы сотвори»!
15-ая: «укради»!
Впрочем, это всякий дурак знает!
<Письмо Достоевскому (отрывок)>*
«Поэты, эти огни, излетаюшие из сердца народа, вестники его сил», говорят больше, чем народ, из которого они вышли, больше той земли, на которой они родились, и их голос – глас «самосознающей природы». Из Толстого и Достоевского узнаешь о самой завязи «живой жизни» – как строится она на земле, и чем люди живы: и какая несхожесть! но и самое противоположное – правда жизни. И больше, чем для истории литературы, а для истории человеческого самосознания важна каждая их строчка. Но разве не любопытны их корреспонденты – уж одним обращением своим заявляющие о сво