Вот как «Freeman's Journal»[98] резюмирует общие виды на урожай в Ирландии:
«Урожай овса в общем признан почти погибшим. За исключением нескольких небольших районов, овес еще не созрел, он совершенно зелен и полег от сильных непогод. Пшеницу, по-видимому, постигнет то же бедствие, какое угрожает всем зерновым хлебам. До сих пор убрано лишь немного пшеницы, и ее урожай, лишь несколько недель тому назад возбуждавший самые радужные надежды, теперь внушает фермерам самые тревожные опасения. Что же касается урожая картофеля, то, по общему мнению, если нынешняя погода продержится еще месяц, он неминуемо пропадет».
Согласно «Wexford Independent»[99],
«картофельная болезнь прогрессирует, и в некоторых местностях целая треть всего картофеля оказалась пораженной, независимо от ею величины, сорта и времени посадки».
Итак, бесспорным представляется следующее. Общий урожай значительно запоздает сравнительно с обычными сроками, и, следовательно, наличных запасов не хватит. Частичная гибель сена в сочетании с картофельной болезнью вызовет небывалый рост потребления зерновых культур, между тем как урожай всех сортов зерна, в особенности пшеницы, окажется значительно ниже среднего уровня. До сих пор ввоз из-за границы не дает превышения над ввозом за 1858 и 1859 гг., а напротив, обнаруживает значительное понижение. С другой стороны, хотя средний уровень цен на хлеб теперь на 26 % выше, чем в тот же период прошлого года, они все же более не повышались, благодаря сообщениям о хорошем урожае в Америке и на юге России, благодаря надеждам на улучшение погоды, а также ввиду крайней осторожности во всех денежных сделках, вызванной недавним падением торговли кожей. Сравнивая нынешние цены с ценами аналогичных периодов, начиная с 1815 г., я прихожу к выводу, что средняя цена пшеницы, которую теперь можно считать равной от 58 до 59 шилл. за квартер, должна будет повыситься, по крайней мере в Англии, до 65–70 шиллингов. Последствия такого повышения цен на хлеб будут тем более плачевными, что они совпадут с прогрессирующим упадком экспортной торговли страны. С 63003159 ф. ст., вырученных в течение шести месяцев по 30 июня 1859 г., британский экспорт упал до 62019989 ф. ст. в течение соответствующего периода 1860 г., и, как я показал в одной из предшествующих корреспонденций [См. настоящий том, стр. 76–78. Ред.], это сокращение вызвано главным образом падением спроса на хлопчатобумажные ткани и пряжу в результате перенасыщения азиатского и австралийского рынков. Если экспорт, таким образом, падает, то импорт сравнительно с тем же периодом 1859 г. значительно возрос. Действительно, мы видим, что ввоз за пять месяцев, по 31 мая, в 1859 г. составил 44968863 ф. ст., а в 1860 г. — 57097638 фунтов стерлингов.
Это превышение ввоза над вывозом неизбежно должно усилить отлив золота и тем самым создать еще более неустойчивое состояние денежного рынка, характерное для всех периодов неурожаев и чрезвычайных закупок иностранного зерна. Если в Англии влияние неминуемых финансовых затруднений едва ли выйдет далеко за пределы экономики, то совершенно иначе обстоит дело на континенте, где серьезные политические волнения почти неизбежны, коль скоро финансовый кризис совпадает с неурожаем и значительным повышением налогового обложения. Самые серьезные опасения уже волнуют Париж, где городские власти как раз теперь заняты скупкой целых кварталов старых домов, чтобы снести их и тем самым выкроить работу для «ouvriers» [ «рабочих». Ред.]. Цены на лучшие сорта пшеницы в Париже в настоящее время столь же высоки, если еще не выше, как и в Лондоне, а именно, они составляют от 60 шилл. 6 пенсов до 61 шиллинга. Последние махинации, с помощью которых Луи Бонапарт пытался отвлечь общественное мнение, — экспедиция в Сирию, возведение Испании в ранг «великой державы»[100], переговоры с Пруссией, попытки помешать успехам Гарибальди, — все это потерпело полный провал, и тут ему придется столкнуться с опасностями, связанными с дурной погодой, финансовыми затруднениями и пустой казной, в тот самый момент, когда ясно, что его политический «престиж» значительно падает. Если это последнее утверждение нуждается в каком-либо доказательстве, то разве письмо Бонапарта к «Mon eher Persigny» [ «Дорогому Персиньи». Ред.] не является таким доказательством[101]?
Написано К. Марксом 21 августа 1860 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 6043, 6 сентября 1860 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
Ф. ЭНГЕЛЬССМОТР АНГЛИЙСКИХ СТРЕЛКОВ-ВОЛОНТЕРОВ[102]
Англия, как и Германия, вооружается для отражения нападения, которое ей угрожает со стороны бонапартизма. Та же причина, в силу которой Пруссия удвоила число своих линейных батальонов, вызвала появление и английских стрелков-волонтеров. Поэтому немецким военным будет интересно получить некоторые подробные сведения о теперешнем состоянии и боеспособности английской армии волонтеров, так как эта армия по самому ее происхождению и по идее, положенной в ее основу, является врагом бонапартизма и союзником Германии.
За исключением всего лишь нескольких батальонов, эта армия волонтеров ведет свое начало со второй половины прошлого года (1859); большая часть ее одета в военную форму и обучается не дольше года. В настоящее время ее численность формально составляет 120000 человек; но если мы позволим себе сделать выводы из того, что на самом деле наблюдается в некоторых округах, то увидим, что имеется не более 80000 действительно боеспособных и обученных людей; остальные никакого значения для дела не имеют, и их лучше было бы вычеркнуть из списков.
Организация волонтеров чрезвычайно проста. Там, где в какой-либо местности набирается от 60 до 100 волонтеров (в артиллерии от 50 до 80), они образуют роту, на что требуется согласие лорда-наместника данного графства. Волонтеры выбирают кандидатов в офицеры (капитана, лейтенанта и прапорщика), которым в большинстве случаев лорд-наместник и присваивает соответствующие офицерские звания; однако были также случаи, когда избранные кандидатуры отклонялись. Несколько рот могут образовать батальон, и тогда лорд-наместник назначает майора и подполковника, в большинстве случаев либо в соответствии с пожеланиями офицеров, либо по старшинству из числа капитанов. Таким образом, части имеют от одной до восьми и более рот, которые получают номера в порядке их формирования в соответствующих графствах; но подполковник назначается только в полный батальон, состоящий из восьми рот. Все офицеры могут назначаться из среды волонтеров, причем они не подвергаются никаким испытаниям. Однако адъютант[103] должен быть офицером из состава линейных или милиционных войск, и только он один получает установленное жалованье [К отпускаемому правительством содержанию в 180 фунтов большинство батальонов добавляет еще значительные суммы от себя; я знаю адъютантов из лейтенантов регулярной армии, получающих жалованье в 300 фунтов, или 2000 талеров, а больше. (Примечание Энгельса в «Allgemeine Militar-Zeitung».)]. Волонтеры сами обеспечивают себя обмундированием и т. д., а правительство по их просьбе предоставляет им во временное пользование винтовку и штык. Цвет и покрой обмундирования определяются каждой частью самостоятельно и подлежат утверждению лорда-наместника. Каждая часть должна также сама позаботиться об учебных плацах и полях, о боевых припасах, инструкторах и оркестре.
Форменная одежда различных пехотных или стрелковых частей в большинстве случаев темно-зеленого, темно-серого, светло-серого или коричневого цвета. Покрой представляет собой нечто среднее между французской и английской формой; в качестве головного убора они носят большей частью французское кепи или же фуражку французских или английских офицеров. Артиллерийские части одеты в темно-синюю форму. Они ввели у себя, заботясь о внешнем виде, довольно неудобные и громоздкие меховые шапки или кивер конной артиллерии. Имеются в небольшом количестве также конные стрелки, форма одежды которых является подражанием форме английской кавалерии, но эти войска представляют собой, в сущности, предмет роскоши.
Когда впервые началась агитация за формирование этих стрелковых частей, вся затея весьма напоминала наше собственное национальное или гражданское ополчение[104]; было много похожего на игру в солдатики; сам способ фабрикации офицеров [Вместо слов «сам способ фабрикации офицеров» в «Allgemeine Militar-Zeitung» напечатано: «Кумовство [Klьngel] при выборах офицеров», после чего следует примечание редакции: ««Klьngel» — выражение, которое для многих наших читателей не вполне понятно, хотя наш корреспондент не забыл его в Манчестере. Оно старокёльнского происхождения и означает связи наиболее знатных семей с городским полком». Ред.], а также внешний вид и беспомощность некоторых из этих офицеров при исполнении своих служебных обязанностей были довольно забавными. Вполне понятно, что волонтеры не всегда выбирали самых способных или хотя бы тех, которые наиболее сочувствовали волонтерскому движению. В течение первых шести месяцев почти все батальоны и роты производили на наблюдателя такое же впечатление, как и наше собственное ныне не существующее гражданское ополчение 1848 года.
Таков был материал, который вручался сержантам-инструкторам, для того чтобы превратить его в боеспособные полевые войска. Обучение ружейным приемам и взводные учения проходили два или три раза в неделю, большей частью по вечерам, между семью и девятью часами, в закрытых помещениях при газовом освещении. Если представлялось возможным, то по субботам, после полудня, вея часть совершала короткий марш и производила передвижения в составе роты. Проводить обучение по воскресеньям было запрещено как законом, так и в силу обычая. Инструкторами были сержанты и капралы линейных или милиционных войск, или пенсионеры; они же должны были подготовлять и офицеров к исполнению своих обязанностей. Но английский унтер-офицер представляет своего рода прекрасный образ