доточиваясь там, где приходится переходить через открытые пространства; бой со стрелками противника завязывают с фронта, только иногда используя изгородь или что-нибудь в этом роде, для того чтобы пострелять немного во фланг, не рассчитывая и не пытаясь достигнуть этим чего-нибудь большего, кроме отвлечения внимания противника. Не таковы зуавы. Для них расчлененный строй — это самостоятельные действия небольшими группами, подчиненные общей цели; попытка использовать выгоды, как только представится к этому возможность; подойдя неожиданно к главным силам противника, они приводят его в расстройство метким огнем; исход мелких стычек они решают, совсем не собираясь многочисленными группами. Для них неожиданные нападения и засады составляют самую сущность действий в рассыпном строю. Они пользуются прикрытием не для того, чтобы только открывать огонь из-за сравнительно укрытой позиции, а главным образом для того, чтобы незаметно подползти вплотную к неприятельским стрелкам, неожиданно вскочить и отбросить их в беспорядке; они пользуются прикрытиями, чтобы приблизиться к флангам противника и, появившись там неожиданно большими массами, отрезать часть их линии войск или, устроив засаду, заманить в нее неприятельских стрелков, если те слишком поспешно бросятся преследовать предпринявших ложное отступление зуавов. При решительных действиях подобные уловки можно было бы применить во время многочисленных перерывов между напряженными действиями, которые ведутся с целью решить исход боев. Но в малой войне, в войне отдельными отрядами и сторожевыми постами для добывания сведений о противнике или в охранении расположения своих войск на отдыхе эти качества зуавов приобретают особенно большое значение. Что представляют собой зуавы, показывает следующий пример. Во всех армиях существует правило, что в сторожевом охранении, особенно ночью, часовые не должны сидеть, а тем более лежать, и обязаны, как только появится противник, открывать стрельбу, для того чтобы поднять тревогу в сторожевой заставе. Теперь прочтите описание лагеря зуавов, сделанное герцогом Омальским («Revue des deux Mondes»[111], 15 марта 1855 г.):
«Ночью даже отдельный зуав, находящийся на вершине вон того холма и наблюдающий за лежащей впереди местностью, уходит в укрытие. Вы не видите сторожевых постов, но подождите до тех пор, пока офицер начнет проверять караулы, и вы увидите, что он разговаривает с зуавом, который лежит, распластавшись на земле, непосредственно за вершиной, и бдительно за всем наблюдает. Вы видите вон ту группу кустарников. Я вовсе не удивился бы, если бы, осматривая ее, вы обнаружили, что там засело несколько зуавов; в случае, если бы бедуин прокрался в эти кусты для того, чтобы высмотреть, что делается в лагере, они не стали бы стрелять, а бесшумно закололи бы его штыком, чтобы не обнаружить засады».
Что представляют собой солдаты, которые обучаются службе охранения только в гарнизонах, в условиях мирной обстановки, и о которых нельзя сказать с уверенностью, что они бодрствуют, если только они не стоят или не находятся в движении, по сравнению с солдатами, прошедшими подготовку в войне с бедуинами и кабилами, где применяются всякие хитрости и всевозможные уловки? И при всех этих отклонениях от установленной системы зуавы лишь однажды были застигнуты врасплох своим бдительным врагом.
Во владениях Англии на северо-западной границе Индии имеется один округ, очень похожий, с военной точки зрения, на Алжир. Там почти такой же климат, характер местности и почти такое же население пограничной полосы. Там часто случаются набеги и всякого рода враждебные столкновения; в этом-то округе и были подготовлены солдаты, являющиеся одними из лучших на британской военной службе. И без сомнения странно, что эти длительные и в высшей степени поучительные столкновения не оказали глубокого влияния на способы несения всевозможных видов службы в легких войсках британской армии, что после двадцати и более лет борьбы с афганцами и белуджами эта часть войск оказалась столь несовершенной, что надо было спешно копировать французские образцы для того, чтобы сделать пехоту боеспособной в этом отношении.
Французские стрелки ввели во французской армии: 1) новую систему обмундирования и снаряжения: мундир, легкий кивер, поясную портупею вместо портупеи через плечо; 2) винтовку и уменье ею пользоваться: современную систему стрелкового дела; 3) применение беглого шага в течение длительного времени и пользование им при перестроениях; 4) занятия штыковым боем; 5) гимнастику и 6) вместе с зуавами — современную систему рассыпного строя. И если быть искренними, то разве не французам мы обязаны многим из всего этого, поскольку это принято в британской армии?
Все же еще многое можно усовершенствовать. Почему бы британской армии со своей стороны не провести такие усовершенствования? Почему бы на северо-западной границе Индии даже теперь не сформировать из действующих там войск такой вид войск, который был бы способен сделать для английской армии то, что стрелки и зуавы сделали для французской?
Написано Ф. Энгельсом в середине сентября — середине октября 1860 г.
Напечатано в «The Volunteer Journal, for Lancashire and Cheshire» №№ 3, 5 и 7; 21 сентября, 5 и 20 октября 1860 г. и в сборнике «Essays Addressed to Volunteers», Лондон, 1861 г.
Печатается по тексту сборника, сверенному с текстом журнала
Перевод с английского
К. МАРКСРОССИЯ ИСПОЛЬЗУЕТ АВСТРИЮ. — ВАРШАВСКИЙ КОНГРЕСС
Берлин, 17 сентября 1860 г.
Из всех европейских стран Германия в настоящее время представляет самую любопытную, самую запутанную и самую печальную картину. Действительное положение дел в Германии всего лучше можно понять из простого сопоставления двух фактов: недавнего собрания германского Национального союза в Кобурге и предстоящей встречи главных германских государей в Варшаве[112]. В то время как Национальный союз стремится к объединению отечества, отказываясь от немецкой Австрии и возлагая свои надежды на Пруссию, сам прусский регент связывает свои планы сопротивления французской агрессии с восстановлением Священного союза под покровительством России. Как известно, русская внешняя политика ничуть не считается с принципами в обычном понимании этого слова. Она не является ни легитимистской, ни революционной, но с одинаковой легкостью использует все возможности территориального расширения, независимо от того, должно ли оно быть достигнуто присоединением к восставшим народам или к борющимся монархам. Неизменной политикой России в отношении Германии стало присоединение то к одной, то к другой стороне. Сначала она вступает в соглашение с Францией с целью сломить сопротивление Австрии своим восточным планам, а затем становится на сторону Германии с целью ослабить Францию и получить вексель на благодарность Германии, чтобы затем учесть его на Висле или на Дунае. В ходе развития европейских осложнений Россия всегда будет предпочитать коалицию с немецкими государями союзу с французскими выскочками по той простой причине, что ее настоящая сила состоит в дипломатическом превосходстве, а не в материальной мощи. Война со своим непосредственным соседом, Германией, вызванная союзом с Францией, обнаружила бы действительное бессилие северного колосса, тогда как в войне с Францией Россия в силу своего географического положения призвана всегда играть роль резерва, вынуждая Германию нести действительное бремя войны и приберегая для себя плоды победы. Союзные державы в этом отношении походят на различные корпуса армии. Авангарду и центру приходится выдерживать главный удар, но решает исход сражения и одерживает победу резерв. Пусть германские мечтатели льстят себя обманчивой надеждой, что Россия под сильным воздействием внутренней социальной борьбы, связанной с освободительным движением, на этот раз опровергнет догмат русского историка Карамзина о неизменности ее внешней политики.
Высказывалось предположение, что огромная империя, раздираемая классовой борьбой и истощенная финансовым кризисом, с величайшей радостью предоставит Европу самой себе; но такое предположение свидетельствует о плохом понимании истинной природы движения, происходящего внутри России. Каковы бы ни были подлинные намерения благожелательного царя, для него столь же невозможно примирить уничтожение крепостного права с сохранением собственной самодержавной власти, как в 1848 г. для благожелательного папы [Пия IX. Ред.] было невозможно примирить итальянское единство с жизненными интересами папства. Как ни просто звучат слова «освобождение крепостных в России», за ними скрываются самые различные значения и самые противоречивые стремления. Покрывало, в начале движения наброшенное на эти противоречивые стремления своего рода общим энтузиазмом, должно быть неизбежно разорвано, как только будут предприняты шаги, свидетельствующие о переходе от слов к делу. По мнению царя, освобождение крепостных равносильно устранению последних препятствий, еще ограничивающих императорское самодержавие. С одной стороны, должна быть устранена сравнительная независимость дворянства, покоящаяся на его бесконтрольной власти над большинством русского народа; с другой стороны, правительственный проект, направленный на уничтожение «коммунистического» принципа, должен ликвидировать самоуправление сельских общин крепостных крестьян, основанное на их общинной собственности на порабощенную землю. Таково освобождение крепостных в понимании центрального правительства. В свою очередь, дворянство — т. е. та влиятельная часть русской аристократии, которая отчаялась в возможности сохранения прежнего положения вещей — решило предоставить крепостным освобождение на двух условиях. Первым условием является денежное вознаграждение, превращающее крестьян из крепостных в должников по закладной, так что, поскольку речь идет о материальных интересах, то, по крайней мере для двух или трех поколений ничто не изменилось бы, кроме формы крепостной зависимости — ее патриархальная форма была бы заменена новой, цивилизованной формой. Помимо этого вознаграждения, которое должны были бы уплатить крепостные, дворянство потребовало выплаты государством дополнительного вознаграждения. Взамен местной власти над своими крепостными, от которой оно изъявило готовность отказаться, дворянство потребовало политической власти, которая должна быть вырвана у центрального правительства и которая по существу дала бы ему конституционное право участия в общем управлении империей.