«Мы искренне признаем, что в одном отношении северяне имеют право жаловаться и что мы также в одном отношении вынуждены быть больше настороже, чем, может быть, это делали обычно. Наши руководящие газеты были слишком склонны цитировать и считать представителями взглядов и позиций Соединенных Штатов те газеты, которые всегда отличались плохой репутацией и слабым влиянием и о которых теперь почти наверняка известно, что они в душе придерживаются сецессионистских взглядов и прикрываются чужим флагом, что они прикидываются сторонниками крайних воззрений Севера и в то же время пишут в интересах Юга и, вероятно, оплачиваются им. Мало кто из англичан может, например, искренне считать, что «New-York Herald» выражает характер или взгляды северной части республики. Повторяем: мы должны быть очень осторожны, в противном случае наше правильное критическое отношение к унионистам может незаметно превратиться в признание и защиту сецессионистов. Средний человек обычно очень склонен быть пристрастным. Однако, как бы горячо мы ни критиковали слова и дела Севера, мы никогда не должны забывать, что сецессия Юга была продиктована намерениями и началась действиями, вызывающими с нашей стороны самое горячее и глубокое порицание. Конечно, мы должны осуждать протекционистский тариф Союза как гнетущее и мрачное безумие. Конечно, мы сочувствуем стремлению Юга иметь низкие пошлины и свободную торговлю. Конечно, мы хотим, чтобы процветание штатов, которые производят так много сырья и нуждаются в таком количестве фабричных изделий, не было прервано или совсем нарушено. Но в то же время мы не можем упускать из виду бесспорный факт, что истинной целью и основным мотивом сецессии была не защита права владеть рабами на своей собственной территории (северяне проявляли в этом отношении не меньшую уступчивость, чем проявленная южанами требовательность), а распространение рабства на огромные, неограниченные пространства, до сих пор свободные от этого проклятия, но которые плантаторы мечтали в дальнейшем освоить. Эту цель мы всегда считали безрассудной, несправедливой и омерзительной. Общественный порядок, установленный в южных штатах институтом рабства, вызывает у англичан тем большее отвращение и осуждение, чем ближе они с ним знакомятся. И мы должны заявить южанам, что никакие денежные или торговые преимущества, которые наша страна, возможно, могла бы получить от расширенной эксплуатации девственной почвы плантаторских штатов и новых территорий, на которые они претендуют, никогда ни в малейшей степени не изменят наших взглядов на эти вопросы, не помешают нам выражать нашу точку зрения, не остановят нашего выступления, когда оно станет неизбежным или уместным. Предполагают, что они (сецессионисты) еще носятся со странной идеей — причинив Франции и Англии ущерб и лишения полным прекращением снабжения со стороны Америки и доведя их таким образом до истощения, заставить правительства этих стран выступить от их имени и вынудить Соединенные Штаты прекратить блокаду… Нет решительно никаких шансов на то, чтобы какая-либо из этих держав хоть на один момент почувствовала себя вправе совершить такой акт явной и недопустимой враждебности по отношению к Соединенным Штатам… Мы меньше зависим от Юга, чем Юг от нас, и южане скоро начнут понимать это. Поэтому мы хотим, чтобы они поняли, что пока существует рабство, нас будет разделять более или менее высокая моральная преграда и что наши мысли одинаково далеки как от молчаливого поощрения, так и от дерзости открытого вмешательства. Ланкашир — не Англия, и нужно сказать, к чести и мужеству населения наших промышленных районов, что если бы даже их настроения можно было отождествить, то все же хлопок не был бы королем».
Все, что мне хотелось доказать, это то, что Пальмеретон, а следовательно и лондонская пресса, действующая по его приказам, отказывается от своей враждебной позиции по отношению к Соединенным Штатам. Причины этого revirement [перелома. Ред.], как его называют французы, я попытаюсь разъяснить в одной из моих последующих корреспонденции. Прежде чем закончить, добавлю, что г-н Форстер, член парламента от Брадфорда, прочел в прошлый вторник в зале брадфордского Механического института лекцию на тему «Гражданская война в Америке», в которой проанализировал подлинные причины и характер этой войны и с успехом опроверг лживые измышления пальмерстоновской прессы.
Написано К. Марксом 5 октября 1861 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 6411, 21 октября 1861 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
К. МАРКСЛОНДОНСКАЯ ГАЗЕТА «TIMES» О ПРИНЦАХ ОРЛЕАНСКИХ В АМЕРИКЕ
Лондон, 12 октября 1861 г.
По случаю поездки прусского короля в Компьен[171] лондонская газета «Times» напечатала несколько едких статей, показавшихся весьма оскорбительными по ту сторону Ла-Манша. «Pays, Journal de l'Empire»[172], в свою очередь охарактеризовала авторов из «Times» как людей, головы которых отравлены джином, а перья запачканы грязью. Этот случайный обмен ругательствами имел своей целью лишь скрыть от общественного мнения ту близость, которая существует между Принтинг-хаус-сквер[173] и Тюильри. За пределами границ Франции у героя декабря нет большего сикофанта, чем лондонская газета «Times», и услуги последней являются тем более неоценимыми, чем больше эта газета время от времени присваивает себе тон и манеру цензора Катона по отношению к своему Цезарю. Газета «Times» в течение месяцев осыпала Пруссию оскорблениями. Воспользовавшись жалким делом Макдоналда[174], газета сообщала Пруссии, что Англия приветствовала бы переход рейнских провинций из-под варварского господства Гогенцоллернов к просвещенному деспотизму Бонапарта. Это возмутило не только прусскую династию, но и прусский народ. Газета «Times» неодобрительно отозвалась об идее заключения англо-прусскою союза в случае конфликта между Пруссией и Францией. Газета напрягала все силы, чтобы убедить Пруссию в том, что ей нечего ждать помощи со стороны Англии и что самое лучшее для нее — это прийти к какому-нибудь соглашению с Францией. Когда, наконец, слабый и приспособляющийся прусский король решился на поездку в Компьен, газета «Times» могла с гордостью воскликнуть: «quorum magna pars fui» [ «в этом большая заслуга принадлежит мне» (Вергилий, «Энеида», книга вторая). Ред.], но теперь настало время, когда необходимо изгладить из памяти англичан тот факт, что «Times» прокладывала путь прусскому монарху. Отсюда ее бутафорские громы. Отсюда же и ответные громы со стороны «Pays, Journal de l'Empire».
Теперь газета «Times» снова заняла позицию смертельного противника бонапартизма, получив тем самым возможность оказать помощь герою декабря. Случай для этого вскоре представился. Луи Бонапарт, конечно, наиболее щепетилен в тех случаях, когда дело касается славы его соперников — претендентов на французскую корону. Он показал себя в смешном свете в деле с памфлетом герцога Омальского против Плон-Плона[175], и его поведение оказало делу орлеанистов большую поддержку, чем все, что сделали все сторонники Орлеанов вместе взятые. В эти последние дни французскому народу опять пришлось провести параллель между Плон-Плоном и принцами Орлеанскими. Когда Плон-Плон отправился в Америку, в Сент-Антуанском предместье появились карикатуры, изображавшие его в виде толстяка, занятого поисками короны, но в то же время принимающего вид самого безобидного путешественника, который питает особое отвращение к запаху пороха. В то время как Плон-Плон возвращался во Францию, не пополнив лавры, которые он приобрел в Крыму и в Италии, принцы Орлеанские пересекли Атлантический океан, чтобы поступить на службу в национальную армию[176]. Отсюда большая суматоха в бонапартистском лагере. Негодование бонапартистов не могло найти выхода в продажной парижской прессе. Таким образом были бы лишь обнаружены опасения сторонников Империи, повторилась бы скандальная история с памфлетом и напрашивались бы нежелательные сравнения между принцами в изгнании, которые борются под республиканским знаменем против поработителей миллионов трудящихся, и другим изгнанным принцем, который приносил присягу в качестве английского специального констебля, чтобы принять участие в подавлении английского рабочего движения[177].
Кто должен помочь герою декабря разрешить эту дилемму? Кто иной, как не лондонская газета «Times»? Если та самая лондонская газета «Times», которая 6, 7, 8 и 9 октября 1861 г. возбудила ярость «Pays, Journal de l'Empire» своей циничной критикой компьенского визита, если эта самая газета могла выступить 12 октября с беспощадными нападками на принцев Орлеанских за их вступление в ряды национальной армии Соединенных Штатов, то разве Луи Бонапарт тем самым не доказал свою правоту по отношению к принцам Орлеанским? Разве статья «Times» не будет переведена на французский язык, разве она не будет комментироваться французской прессой» разве prefet de police [префект полиции. Ред.] не разошлет ее во все департаментские газеты и разве она не будет циркулировать по всей Франции как беспристрастный приговор, вынесенный лондонской газетой «Times», личным врагом Луи Бонапарта, по поводу последних действий принцев Орлеанских? Поэтому-то «Times» сегодня выступает с весьма грубыми нападками на этих принцев.
Луи Бонапарт, конечно, слишком деловой человек, чтобы, подобно официальным торговцам общественным мнением, проявлять слепоту суждения в отношении войны в Америке. Он знает, что подлинный народ Англии, Франции, Германии, Европы считает дело Соединенных Штатов своим собственным делом, делом свободы и что, несмотря на всю продажную софистику, он видит в Соединенных Штатах свободную землю миллионов безземельных Европы, их обетованную землю, которую теперь надо защи