Услышанное сильнее всего проняло Фрэнка. С лицом, как у Джорджа Рафта,[55] он процедил сквозь зубы, что зря Чарли не всадил в Костолома обойму, и что сам он, Фрэнк, так бы и поступил. Костолом ответил, что такое предложение выдвигалось.
— Пришлось объяснить, как это неразумно. Чарли не дурак, и знает, что бывает в Англии, когда начинаешь палить по людям. Это только в Чикаго запросто, а у нас за такое по головке не гладят. Он понял, какая дурость — схлопотать петлю за минутное удовольствие меня укокошить.
Гораций стоял, безмолвный и недвижный, как будто, подобно Лотовой жене, обратился в соляной столп. Удар сразил его наповал. Он учил в школе слова Бернса о том, что рок одинаково обманывает мышей и людей, но настолько привык к череде успехов, что не ждал подвохов от судьбы. Он был Эпплби, шеф, человек, который всегда прав.
Верно, Ада отвергла его предложение. Что-то тут определенно пошло наперекосяк. Впрочем, это не показатель. Известно, что даровитым людям часто не везет в любви. Взять хоть Наполеона… Шекспира, доктора Криппена…[56] И вот теперь провал, несмываемое пятно на профессиональной репутации.
Гораций принял неудачу стоически, как пристало сильному человеку. В лишениях, он, как и дядюшка Вилли, о котором недавно вспоминала Джил, остался в крови, но несогбен. Только порозовевшая лысина выдавала бурю переживаний. Несмотря на ощущение, будто внутри его взбивают венчиком для яиц, он продолжал недрогнувшим голосом:
— В таком случае, ребята, думаю, операция откладывается.
— Вы будете спать спокойнее, — одобрительно кивнул Костолом. — Что ж, доброй всем ночи.
— Шеф!
Этот возглас издал Ферди, который подошел к большому сейфу в надежде, что тот поддастся его чутким пальцам. Гораций скорбно повернул голову.
— Да, Ферди?
— Сейф открыт!
— Открыт?
— Да, и…
Он осекся, вглядываясь во тьму. Гораций ожил, как засохший цветок, который полили водой.
— В таком случае, мы можем обойтись без Чарли, Костолом, — сказал он.
Эванс не стал тратить время на ответ. С резвостью, неожиданной в человеке его габаритов, он пересек комнату, отодвинул Ферди и одним движением могучей лапищи захлопнул сейф.
— Это уберет искушение с вашего пути, — самодовольно произнес он и со словами: «Еще раз доброй ночи» вышел, оставив по себе гробовое молчание. Его нарушил Ферди.
— Что я собирался сказать, шеф, — произнес он, — там в сейфе девушка.
За долгие годы совместной работы Гораций очень привязался к Ферди. Он любил его по-человечески и ценил за высокий профессионализм. В припадке щедрости он не раз говорил, что без Ферди вся организация бы развалилась.
Однако шуток в такое время, когда все планы рухнули, он спускать не собирался. Лысина стала почти малиновой, в голосе прорезалась сталь.
— Сейчас не время шутить, Ферди.
— Я и не шучу, шеф. Я ее видел. Лежала головой на чемодане.
— Зачем девушке лежать в сейфе головой на чемодане?
— А, — сказал Ферди, — я тоже об этом подумал. Странно мне показалось.
Странным это показалось и Смити, который изрек, что нынешние девушки вытворяют невесть чего. Впрочем, он тут же предположил более правдоподобную гипотезу, что Ферди нализался до чертиков и ему мерещится. Последний с жаром отмел обвинение.
— Вовсе я не нализался! Ничего мне не мерещится! Она там, говорю вам, лежит головой на чемодане.
Гораций поневоле заколебался. Он знал, что Ферди человек трезвомыслящий и не страдает галлюцинациями. Приходилось поверить, что, вопреки всякому вероятию, в его словах что-то есть. Однако сомнения оставались.
— Ферди, банк закрывается в три, и все служащие расходятся в пять. Если девушка лежит там с пяти часов, значит, она мертва. За какое время кончается воздух в герметичном сейфе?
— Дверь была приоткрыта, шеф, и воздух туда шел. Костолом только сейчас ее захлопнул. А на чемодане она лежала, потому что лишилась чувств, когда дверь захлопнулась. Думаю, она здесь работает, за чем-то вернулась, а, услышав нас, испугалась и спряталась в сейф. Все сходится.
У Фрэнка нашлось возражение.
— Сходится, скажешь тоже! А как она попала в сейф?
— Открыла его, разумеется.
— Откуда она знала комбинацию?
Под таким нажимом Ферди пришлось задуматься, однако он быстро нашелся.
— Наверное, она секретарша босса или что-нибудь в таком роде, — сказал он, и ледяная рука стиснула сердце Горация. Желая по возможности избавить ребят от лишней работы, он осторожно заговорил с Адой про комбинацию к сейфу. Разговор остался безрезультатным, однако Ада сказала, что комбинацию знают только мистер Майк и она сама. Основательное помещение банка поплыло у Горация перед глазами, как будто его затрясла исполинская рука. Он схватил Ферди за локоть.
— Как она выглядела?
Ферди снова пришлось задуматься. Составление словесных портретов не входило в число его талантов.
— Ну, я видел ее всего полсекунды, шеф, но вроде низенькая и полненькая. Лицо круглое.
Горацию этого было довольно.
— Где телефон?
— Здесь, шеф? А что?
— Я позвоню мистеру Бонду и спрошу комбинацию.
Сказать, что эти слова повергли всех в ужас, значит не сказать ничего. Ферди ахнул. Фрэнк издал тот звук, который слышится, когда кто-то полощет больное горло. Даже Смити, вопреки обычной невозмутимости, уронил челюсть, как будто обходил церковь с подносом для пожертвований и кто-то из прихожан положил туда пенни. Однако таков был авторитет Горация, что ни один из трех не сделал попытки его остановить. Даже Костолом не был бы столь огражден от физического насилия.
— Веллингфорд, восемьсот тридцать четыре, — сказал Гораций. — Мистер Бонд. Добрый вечер. Это Эпплби.
Глава X
Майк был почтительным племянником, и после злополучной аварии старался чаще заглядывать к тете Изабелле, чтобы хоть как-то ее подбодрить. Ему, как жокею-любителю, не раз случалось лежать со сломанной ногой, и он знал, как это тоскливо.
Сегодня он с беспокойством увидел, что его обычно невозмутимая тетка чем-то взволнованна. Она приветствовала племянника возгласом, который, по тембру, могла бы издать одна из двух кошек, деливших с ней ложе.
— Где ты пропадал, негодник? Я несколько часов не могу тебя дозваться.
— Правда? Извини. Я обедал с викарием. Не смог отвертеться. Он хотел поплакаться мне в жилетку насчет церковного органа, которому, судя по всему, нужны инъекции витаминов, подкормка птичьим пометом и все прочее, но ничего такого, как я отметил, чего бы не исцелил один хороший деревенский концерт. А что случилось? Нога снова болит?
Мисс Бонд фыркнула так, что обе кошки разом брызнули с кровати, и даже такса в легком изумлении приоткрыла один глаз.
— К чертям ногу! Что там у тебя с банком?
Майк сглотнул. Он не ожидал, что тетка затронет эту тему.
— Я не собирался тебе говорить.
— Очень мило с твоей стороны! Думал, мне будет неинтересно?
— Боялся, что это станет для тебя потрясением.
— Еще бы! Я чуть из кожи не выпрыгнула!
— Но как ты узнала?
— Этот пустобрех генерал Федерстон позвонил мне и рассказал.
— Вот болван!
— Сказал, мне следует знать, что банк скоро лопнет к чертям собачьим, а тебе, ему и Гасси Мортлейку светит кутузка. Я по первости не поверила. Как такое может быть с «Банком Бонда»?
— Под руководством дяди Хьюго — запросто. Генерал сказал тебе, что дядя Хьюго тратил деньги вкладчиков на благотворительность?
— Да, он не преминул это сообщить.
— Он вообще ничего не должен был говорить. Только расстроил тебя, и совершенно понапрасну.
На этот раз мисс Бонд фыркнула так сильно, что такса открыла оба глаза.
— Ты сказал «понапрасну» или я ослышалась?
— Сказал. Успокойся, тетя Иззи. Беспокоиться не из-за чего. Не могу объяснить в подробностях, но я придумал, как добыть деньги, чтобы покрыть недостачу.
— Придумал?
— Да, мэм.
— И как?
— Это моя маленькая тайна.
— И ты мне не скажешь?
— Не скажу.
— Что-то тут нечисто.
— Есть отчасти. Но это сработает.
— Так мне теперь не спать ночь и гадать, что же ты все-таки задумал?
— Да. Можешь скоротать ее за кроссвордом.
— И это называется племянник! Ладно, так все действительно устроится?
— Да.
— Это официальное заявление?
— Официальней не бывает.
— Тогда, может быть, я все-таки сумею заснуть, — сказала мисс Бонд, — хотя все равно ты поросенок. Знаешь, Майк, я должна была предвидеть что-то подобное. Я всегда думала, что Хьюго слишком легко швыряет деньги направо-налево. При нынешней дороговизне невозможно осыпать город библиотеками и больницами. Даже Ротшильдам это было бы не по карману. Только Хьюго ничего и слышать не хотел. Он был из тех, кто говорит женщинам не забивать свои хорошенькие головки лишними сложностями — все равно не поймут. То же самое он сказал бы мне, вздумай я его предупреждать, хотя моя головка давно уже не хорошенькая. Сколько тебе недостает?
— Сто тысяч плюс-минус несколько фунтов.
— И ты правда можешь столько раздобыть? По-моему, это очень много.
— Могу.
— Ну, дай тебе Бог! Кто это в такой час ночи? — спросила мисс Бонд, потому что зазвонил телефон. — Если генерал, то передай от меня, что по нему плачет дом для буйнопомешанных.
Майк подошел к телефону, немного послушал, потом бросил трубку и вернулся, смеясь.
— Ну-ну, — сказал он. — Кто бы мог подумать?
— Генерал?
— Нет, Эпплби. Пьян в стельку.
— Кто такой Эпплби?
— Новый дворецкий. Ты не знаешь, что у нас новый дворецкий?
— Никто мне ничего не рассказывает. Что сталось с Коул-маном?
— Ему пришлось уехать. Его сменил Эпплби.
— Почему ты решил, что он пьян?
— Он сказал, что грабит банк.