Несколько лет тому назад Прудон написал на конкурс, объявленный, кажется, лозаннскими властями, сочинение о «Налогах»[46]. Здесь исчезают и последние следы гениальности, и остается только petit bourgeois tout pur [чистейший мелкий буржуа. Ред.].
Что касается политических и философских сочинений Прудона, то во всех них обнаруживается тот же самый противоречивый, двойственный характер, что и в экономических работах. К тому же они имеют чисто местное значение — только для Франции. Однако его нападки на религию, церковь и т. д. были большой заслугой в условиях Франции в то время, когда французские социалисты считали уместным видеть в религиозности знак своего превосходства над буржуазным вольтерьянством XVIII века и немецким безбожием XIX века. Если Петр Великий варварством победил русское варварство, то Прудон сделал все от него зависящее, чтобы фразой победить французское фразерство.
Его книгу о «Государственном перевороте»[47]надо рассматривать не просто как плохое произведение, а как прямую подлость, которая, однако, вполне соответствует его мелкобуржуазной точке зрения; здесь он заигрывает с Луи Бонапартом и действительно старается сделать его приемлемым для французских рабочих; таково же его последнее произведение против Польши[48], в котором он в угоду царю обнаруживает цинизм кретина.
Прудона часто сравнивали с Руссо. Нет ничего ошибочнее такого сравнения. Он скорее похож на Ник. Ленге, книга которого «Теория гражданских законов»[49], впрочем, очень талантливое произведение.
Прудон по натуре был склонен к диалектике. Но так как он никогда не понимал подлинно научной диалектики, то он не пошел дальше софистики. В действительности это было связано с его мелкобуржуазной точкой зрения. Мелкий буржуа, так же как и историк Раумер, составлен из «с одной стороны» и «с другой стороны». Таков он в своих экономических интересах, а потому и в своей политике, в своих религиозных, научных и художественных воззрениях. Таков он в своей морали, таков он in everything [во всем. Ред.]. Он — воплощенное противоречие. А если при этом, подобно Прудону, он человек остроумный, то он быстро привыкает жонглировать своими собственными противоречиями и превращать их, смотря по обстоятельствам, в неожиданные, кричащие, подчас скандальные, подчас блестящие парадоксы. Шарлатанство в науке и политическое приспособленчество неразрывно связаны с такой точкой зрения. У подобных субъектов остается лишь один побудительный мотив — их тщеславие; подобно всем тщеславным людям, они заботятся лишь о минутном успехе, о сенсации. При этом неизбежно утрачивается тот простой моральный такт, который всегда предохранял, например, Руссо от всякого, хотя бы только кажущегося компромисса с существующей властью.
Быть может, потомство, характеризуя этот недавний период французской истории, скажет, что Луи Бонапарт был его Наполеоном, а Прудон — его Руссо-Вольтером.
А теперь я всецело возлагаю на Вас ответственность за то, что Вы так скоро после смерти этого человека навязали мне роль его посмертного судьи.
Уважающий Вас
Карл Маркс
Написано 24 января 1865 г.
Напечатано в газете «Social-Demokrat» № 16, 17 и 18; 1, 3 и 5 февраля 1865 г.
Печатается по тексту галеты, сверенному с частично сохранившейся рукописью
Перевод с немецкого
Ф. ЭНГЕЛЬС БАРИН ТИДМАН
Ранним утром, — светлый день едва настал, —
Барин Тидман одеваться в спальне стал
И красивую сорочку надевал.
Это любят сюдерхардцы.
Обтянув красивою сорочкой стан
И надев зеленый шелковый кафтан,
Он сафьянные сапожки шнуровал.
Это любят сюдерхардцы.
И сафьянные сапожки затянув,
Золоченые к ним шпоры пристегнув,
Он спесиво в Сюдерхарде шел на тинг.
Это любят сюдерхардцы.
И потребовал тотчас, придя на тинг,
Чтоб платил налоги каждый эделинг:
С плуга каждого семь шеффелей зерна.
Это любят сюдерхардцы.
С плуга каждого семь шеффелей зерна,
С четырех свиней — одну, да чтоб жирна.
Но старик один разгневался на то.
Это любят сюдерхардцы.
Но старик один разгневался на то:
«Столько дать не можем мы никто, никто!
Прежде чем нам эту подать заплатить» —
Это любят сюдерхардцы.
«Прежде чем нам эту подать заплатить,
С тинга пусть никто не смеет уходить!
Сюдерхардцы, стойте крепко все стеной!»
Это любят сюдерхардцы.
«Сюдерхардцы, стойте крепко все стеной,
Чтобы Тидман не ушел от нас живой!»
И старик ему дал первый кулаком, —
Это любят сюдерхардцы.
И старик ему дал первый кулаком.
Барин Тидман — сразу наземь кувырком.
Вот лежит он, барин Тидман, кровь вокруг.
Это любят сюдерхардцы.
Вот лежит он, барин Тидман, кровь вокруг;
Но свободно в черноземе ходит плуг,
И свободно свиньи кормятся в лесу.
Это любят сюдерхардцы.
Этот эпизод средневековой крестьянской войны разыгрался в Сюдерхарде («харде» — судебный округ) к северу от Орхуса в Ютландии. На тинге — окружном судебном собрании — помимо судебных разбирались также и податные и административные дела. Песня показывает, как крепнущее дворянство выступало против эделингов, то есть свободных крестьян, а также и те средства, с помощью которых крестьяне умели положить конец дворянским домогательствам. В такой стране, как Германия, где имущие классы включают в себя столько же феодального дворянства, сколько и буржуазии, а пролетариат состоит из такого же или даже большего количества сельскохозяйственных пролетариев, как и промышленных рабочих, — старая бодрая крестьянская песня как раз к месту.
Фридрих Энгельс
Написано около 27 января 1865 г.
Напечатано в газете «Social-Demokrat» № 18, 5 февраля 1865 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с немецкого
К. МАРКС и Ф. ЭНГЕЛЬС В РЕДАКЦИЮ ГАЗЕТЫ «SOCIAL-DEMOKRAT»
В номере 16 Вашей газеты г-н М. Гесс из Парижа ставит под подозрение совершенно ему неизвестных французских членов лондонского Центрального Комитета Международного Товарищества Рабочих, заявляя следующее:
«Действительно нельзя понять, какое кому дело до того, что некоторые друзья Пале-Рояля[52] состоят также в лондонском обществе; ведь оно публичное и т. д.»
В одном из прежних номеров, в болтливой заметке о газете «L'Association»[53], тот же господин М. Г. пустил в ход аналогичные инсинуации против парижских друзей лондонского Комитета. Мы объявляем его инсинуации вздорной клеветой.
Вообще же мы рады, что этот инцидент подтвердил наше убеждение, что парижский пролетариат, как и прежде, непримиримо враждебен бонапартизму в обоих его видах — и в образе Тюильри[54], и в образе Пале-Рояля — и что ни на миг у него не появлялась мысль продать свою историческую честь (или, может быть, надо сказать вместо «свою историческую честь» — «свое историческое право первородства как носителя революции»?) за чечевичную похлебку. Мы рекомендуем этот пример немецким рабочим. Лондон и Манчестер
Написана К. Марксом 6 февраля 1865 г.
Впервые напечатано в книге «Der Briefwechsel zwischen Friedrich Engels und Karl Marx 1844 bis 1883». Bd. III, Stuttgart, 1913
Печатается по черновой рукописи
Перевод с немецкого
Ф. ЭНГЕЛЬС ВОЕННЫЙ ВОПРОС В ПРУССИИ и НЕМЕЦКАЯ РАБОЧАЯ ПАРТИЯ[55]
Написано Ф. Энгельсом в конце января — 11 февраля 1865 г.
Напечатано отдельной брошюрой в Гамбурге в конце февраля 1865 г.
Печатается по тексту брошюры
Перевод с немецкого
Подпись: Фридрих Энгельс
Титульный лист первого издания брошюры Ф. Энгельса «Военный вопрос в Пруссии и немецкая рабочая партия»
Прения по военному вопросу велись до сих пор исключительно между правительством и феодальной партией, с одной стороны, и либеральной и радикальной буржуазией — с другой. Теперь, когда приближается кризис, настало время высказаться также и рабочей партии.
В критике военных дел, о которых идет речь, мы можем исходить только из существующих реальных отношений. Мы не можем ожидать от прусского правительства, чтобы оно действовало иначе, чем исходя из прусской точки зрения, пока в Германии и Европе сохраняются нынешние отношения. Столь же мало можем мы требовать и от буржуазной оппозиции, чтобы она исходила из иной точки зрения, чем точка зрения ее собственных буржуазных интересов.
Партия рабочих, которая во всех вопросах, разделяющих реакцию и буржуазию, стоит вне непосредственного конфликта, имеет то преимущество, что может обсуждать такие вопросы совершенно хладнокровно и беспристрастно. Только она и может обсуждать их научно, исторически, как если бы они уже были достоянием прошлого, — анатомически, как если бы они уже стали трупами.
I
Каково было состояние прусской армии при прежней системе, об этом после опыта мобилизации 1850 и 1859 гг.[56] не может быть двух мнений. Абсолютная монархия с 1815 г. была связана официальным обещанием не взимать никаких новых налогов и не выпускать никаких займов без предварительного согласия будущего представительного учреждения. Нарушить это обещание было невозможно; без такого согласия ни один заем не сулил ни малейшего успеха. Налоговая же система была в общем такова, что доходы от налогов возрастали отнюдь не в той же пропорции, в какой возрастало богатство страны. Абсолютизм был беден, очень беден, и чрезвычайных расходов, вызванных бурями 1830 г.