Читая недавно воспоминания маршала Рокоссовского, я нашел у него подтверждение этому.
«Пришлось принимать специальные меры для защиты не только людей от заболевания, но и самолетов от порчи: грызуны поедали резиновую изоляцию везде, куда только им удавалось проникнуть». Такая была обстановка.
В нынешнем году раздолье совам, ласкам, лисицам — всем, кто охотится на мышей. В минувшее воскресенье я видел: несла мышонка ворона — сметливые птицы не упускают возможности воспользоваться неожиданным урожаем.
А вот для медведей на Дальнем Востоке осень оказалась голодной. Не уродились ягоды, не уродился кедровый орех, не вовремя, с опозданием, пошла на нерест рыба. Медведи не успели нагулять жир, необходимый для зимней спячки.
И устремились к жилью человека. На Камчатке есть случаи нападения медведей на домашний скот, возрастает опасность при встрече с голодным медведем людей.
Лишенные растительной пищи и рыбы, медведи превратились в отчаянно ловких охотников — убивают лосей и все, что способны подстеречь и догнать. От добычи медведь уже не уходит, защищая ее от собратьев. Этот снимок передал для «Окна» фотограф «Известий» Владимир Волков. Он рассказывает: «Пролетая над тундрой, мы увидели медведя, пожиравшего лося… Летим через три дня — медведь на прежнем месте, наелся и улегся спать, прикрывая собой добычу. В стороне возле речки ходил второй медведь, соблазненный запахом пищи. Но, видя следы собрата явно более мощного, он не решился даже приблизиться к месту пира. Возле медведя, пока он спал, кормились две крупные птицы.
Я попросил летчиков сесть в стороне и стал подходить. Птицы, заметив меня, взлетели. Это были орланы. Медведь тоже вскочил и принял позу решительной защиты своей добычи. С расстояния примерно в сто метров я сделал снимок и, оглядываясь, поспешил к вертолету — косолапые резво бегают».
Этот медведь лег в берлогу отъевшимся. Те же, кто не запасся жиром, обречены. В берлогу они не ложатся, шатаются зиму в поисках пищи и, как правило, погибают.
Страна наша громадная. По-разному складывается обстановка для животных в разных ее зонах. Для мышей в умеренной климатической зоне условия для жизни и размножения были очень благоприятными. Мыши в пищевых цепях животного мира играют очень большую роль.
Их обилие — залог процветанья для всех, кто мышами питается. А вот медведям на Дальнем Востоке не повезло.
Фото из архива В. Пескова. 30 ноября 1985 г.
На празднике в Бурангулове
(Проселки)
Я расскажу о «празднике гусиного пера» в Башкирии. Начну не с начала, а со средины, когда отшумели страсти на улицах, во дворах и на речке и когда все собрались в деревенском клубе. Были тут главным образом женщины, девушки, дети. На многих звенели мониста из старинных серебряных денег, и у многих рядом с монистами блестели медали ветеранов труда.
В первом ряду сидела, улыбаясь беззубым ртом, бабушка Халима Каримова с деревенским прозвищем Колесо — «всюду вовремя поспевает».
На улице бабушка мне сказала: «До восьмидесяти прожитому счет вела, а потом бросила… помню гусиные праздники с детства». Сейчас бабушка счастливо сидела на видном месте, и мне было слышно, как притоптывают ее валенки.
После раздачи грамот, подарков, чтения благодарностей всем, кто готовил праздник и отличился на нем, мне, гостю, тоже поднесен был подарок — живой белый гусь. Потом был концерт — башкирские пляски, танец индийский, испанский, песни под тростниковую дудочку курай и под гармошки разных размеров. В поэтическом строе песен гуси соседствовали с соловьями. Зал гремел аплодисментами и монистами. Бабушка Колесо готова была выйти на сцену, но кто-то ее удержал…
Расходились из клуба в сумерках. В домах горели огни. Поскрипывал снежок под ногами. Еще носились по улицам в наряженных санях ребятишки, но праздник растекся на множество маленьких ручейков по домам, где ждало людей угощенье.
С гусем в лукошке был отведен я к дому, где на воротах висело нарядное полотенце и была нарисована пара веселых праздничных птиц.
Большой стол в чистом, звонком рубленом доме был уставлен яствами, названия которых я не запомнил. В средине на блюде лежал огромный, с шапку, беляш, на тарелках рядом — беляши маленькие, дальше печенье, варенье, блины, халва из пшеничной муки, башкирский мед, уральские ягоды, масло с вишнями, масло с брусникой. Пел на столе самовар. Но центром был гусь.
По ритуалу застолья молодой хозяйке дома Анисе Мансуровой надо суметь разрезать гуся на сорок частей и подать: девушкам — по крылышку, бабушке — гузку, ножку — самому знатному, грудку — наиболее терпеливому, шею — мальчишке. Задача Анисы не была трудной — за столом сидели человек пятнадцать. По стольку же собралось в этот вечер и в других домах, на воротах которых висели расшитые полотенца — символы праздника.
Днем на улицах я не видел ни одного пьяного. И сейчас на столе стояли лишь чай и айран.
И не только по духу времени. «Казэмасы» — «праздник гусиного пера» проходит всегда без спиртного и всегда весело. В этом я убедился и тут, за столом. Песни были стройными и сердечными, разговоры веселыми, оживленными, но не шумными. Шутки никого не коробили.
Всем было радостно, хорошо от прожитого дня, от дружеской атмосферы, от тепла дома и улыбок его хозяев. О чем только не было разговоров — от событий в Женеве до хозяйственных дел в Бурангулове. И, конечно, говорили много о гусях.
В хозяйстве у человека двадцать восемь пород гусей. Все ведут начало от диких серых гусей, которые и сегодня летят весною с юга на север, а осенью возвращаются на зимовки. Гуси пролетают над разными странами, и у любого народа гусь — непременный персонаж сказок, песен, пословиц. В Башкирии едва ли не в каждой второй песне вспоминается дикий или домашний гусь.
Родиной домашних гусей считают Иран, Египет, Китай. Но, несомненно, их приручали повсюду, где с ними соприкасались. И с давних пор. Процесс приручения можно проследить и сегодня. Птенцы-пуховички диких гусей, выращенные во дворе, становятся домашними птицами.
Породистые домашние гуси по сравнению с дикими, исключительно жизнеспособными птицами, одолевающими на крыльях тысячи километров, конечно, отяжелели, но родства не утратили. Язык домашних гусей потянет и диким. Нередко дикие гуси при перелетах смешиваются с домашними, вместе пасутся. Дикие, улетая, зовут с собой домоседов, но те лишь тревожно гогочут.
Все начинается с показа гусей.
Народу на праздник собирается уйма.
В хозяйстве гусь исключительно выгоден. Лишь в самом начале лета за гусями нужен присмотр (мальчишка с хворостиной вполне справляется с ролью гусиного пастуха), потом же гуси, уходя к речке, к озеру или на луг, почти полностью переходят на травяной корм. Осенью гусь дает четыре-пять килограммов превосходного мяса и превосходного жира. Деликатес — гусиная печень. Венгры принудительным калорийным кормлением добиваются роста гусиной печенки в полкилограмма и больше.
В России водили гусей повсюду. Известны породы: арзамасская, хохломская, шадринская, тульская. Поэзия деревенской жизни связана с этой птицей. У кого в памяти о деревне не осталась речка с белеющим стадом гусей, с цепочкой птиц, возвращающихся вечером к дому.
Гусь дает не только превосходное мясо, но также отличный пух. Подушки и перины башкиры набивают только гусиным пухом — «куриные пахнут». И подушки эти повсюду таких необъятных размеров, что, кажется, на них можно прыгать сверху без парашюта.
Гусиные перья когда-то тоже ценились. Из России только в Англию ежегодно отправлялось 20–30 миллионов этих орудий письменности, кои держали в руках и Байрон, и Пушкин. Курьез, но даже в век авторучек находились люди, предпочитавшие перу стальному гусиное. В. Бережков в книге «Страницы дипломатической истории» пишет: «Британский посол сэр Арчибальд Кларк Керр… писал от руки на голубой бумаге с водяными знаками гусиным пером, и Павлову (сотруднику МИДа. — В. П.) стоило немало труда расшифровывать подобные рукописи». Башкиры гусиным крылышком пользовались и сейчас пользуются для того, чтобы смахнуть со стола крошки, подмести очаг.
В некоторых районах нашей страны гуси пользовались особым почетом. Семен Степанович Гейченко, с которым в Михайловском я завел разговор о гусях, достал с полки книжку «Пушкиногорье», и я в ней прочел: «С древних времен на Псковщине была своя порода домашних гусей. Они назывались «псковские лысые» и отличались вкусным мясом, добротным чистым пером, мощными красными лапами и большой лысой головой на длинной шее.
У жителей столицы они пользовались большой славой. На Сенной площади Петербурга был даже особый торговый ряд, в котором продавали только псковских гусей.
Осенью гусей большими стадами пешим ходом отправляли на продажу в Псков и Питер. Гнали их мужики, хорошо знавшие это дело, вооруженные длинными хворостинами. А чтобы во время долгого пути птицы не сбивали себе ног, им заранее смазывали пятки густой смолой».
Гуся отличают смышленость, спокойствие, чувство достоинства. В его характере, унаследованном от диких предков, много занятных для человека повадок. Наблюдать гусиную стаю, гусиную семью всегда интересно. Те, кто водит гусей, расскажут, как привязан гусак к гусыне, как подает ей голос, пока она сидит взаперти на гнезде. Весною гуси-самцы становятся беспокойными, оберегая права на отцовство, гусак отважно дерется с соперником. Эта черта характера особенно выделяется у гусей тульской породы. «Нижегородцы двести лет собирались весной на веселые праздники гусиных боев.
За гуся-победителя платили 100–200 рублей». Потеха имела немалый практический смысл — поощряла заведение гусей в хозяйствах.
Башкиры издавна водят гусей — морозят их во время осенних забоев, вялят летом на солнце. Оплывший жиром, подсоленный вяленый гусь три года сохраняется без холодильника. Пришел гость — угощение готово. Поехал в гости — прихвати с собой гуся в гостинец. «Праздник гусиного пера» имеет тут глубокие корни. Повсюду, как только выпадал снег и уходила под лед вода, начинали убирать урожай птицы.