Остальные начала прятать. И не в одном месте, а убегая от «столовой» в разные стороны. С десяток ее «похоронок» мы успели заметить и обозначить в блокноте.
Через неделю, придя на это же место, мы не спешили угощать белку, а стали за ней наблюдать. В течение часа в трех отмеченных нами местах белка останавливалась, начинала уверенно разрывать снег, и вот уже помеченный нами красным пятном орешек у нее в лапках.
Помнит! А может быть, как-то и чувствует, где что положено.
Дятел приспособлен к добыванию разнообразной пищи. Своим языком-гарпуном он извлекает из древесины личинок, лущит сосновые и еловые шишки, покушается на птенцов мелких птиц, а когда созревает лещина, не упускает случая принести в свою кузницу и орех. Запасов на зиму дятел не делает — у него еда всегда под рукой. В отличие от него один из американских дятлов, предпочитающий всякой пище дубовые желуди, запасы вынужден делать — опавшие желуди уходят под снег. Свои кладовые он устраивает в щелях деревьев и в специально выдолбленных ячейках. Чтобы никто другой не мог запасом воспользоваться, дятел маскирует кладовку кусочком древесной коры. При этой кропотливой работе поневоле запомнишь, где что лежит…
А вот на снимке с орехом в клюве устремился куда-то грач. Фотограф Владимир Бондаренко (Херсонская область) пишет, что на Кавказе грачи воруют орехи прямо с деревьев. Добычу птицы закапывают где-нибудь в рыхлую землю. Зачем? В запас? Или, может быть, грачу трудно одолеть скорлупу, и он оставляет орехи во влажной рыхлой земле, чтобы вернуться к ним, когда скорлупка треснет? Это надо бы уточнить.
На теплом Кавказе грачу всегда есть чем поживиться и кроме орехов. А вот в средних широтах зима — не тетка. Тут одних выручает спячка, других — обилие корма (клесты, например, даже птенцов выводят зимой). Ну а кое-кому приходится летом и осенью запасаться едой и помнить, где она спрятана.
Фото из архива В. Пескова. 11 января 1986 г.
Волк перед камерой
(Окно в природу)
Увидеть волка в природе — большая удача. Сделать снимок — удача двойная: зверь чуток и осторожен, человека обнаруживает раньше, чем бывает сам обнаружен. Мелькнул — и нету. Поняв, что логово найдено, волчица немедля уносит волчат в запасное убежище…
Проследить за жизнью волков в природе с помощью кинокамеры — мечта несбыточная.
Литовский натуралист Пятрас Абукявичюс все же задачу эту решил. Характерный, подходящий для жизни волков уголок леса вблизи Тракая был огорожен. В нужных местах поставлены были будки для операторов. В загон пустили волков. И началось кропотливое кинонаблюдение.
На пленку сняты многие тайны жизни зверей: сцены охоты, взаимоотношения в группе, обучение молодняка. Наблюдение длилось три года. Ограниченное пространство в известной степени, конечно, искажало сложную жизнь волчьей стаи и волчьей семьи.
И все же получены кинокадры, дающие представление о том, что обычно скрыто от нас пеленой леса.
К операторам на вышках волки привыкли и совершенно не обращали на них внимания.
День за днем во все времена года фиксировалось все, что так или иначе проявляло волчий характер. Уникальными являются кадры появления волчат на свет, схватки соперниц за обладание местом для логова, приемы охоты…
Редакция телепрограммы «В мире животных» внимательно следила за этой много обещавшей работой. Часть материала по мере его накопления включалась в передачу. В конце минувшего года на основе всего, что добыто кропотливыми кинонаблюдениями, сделана специальная передача, целиком посвященная волку. Завтра, 18 января, телезрители могут ее увидеть.
Фото автора. 17 января 1986 г.
Дерсу Узала
(Окно в природу)
Из Пензы я получил письмо восьмиклассника Володи Свитько. Он пишет, что прочел книжку «Дерсу Узала», и размышляет: «Свои путешествия по тайге Арсеньев совершал в начале этого века. Фотография была уже развита. И Арсеньев, наверное, делал снимки. Может быть, где-нибудь сохранились фотографии Дерсу Узала?»
Хорошее, умное письмо мальчишки в первую очередь побудило взять с полки книгу. Перечитал я ее с наслаждением и сразу же послал во Владивостокский краеведческий музей письмо с вопросами и просьбой о снимках. На этой неделе пришел ответный пакет. И вот вместе мы можем как следует рассмотреть фотографию человека, образ которого обессмертили книги Арсеньева.
Перед нами Дерсу из рода Узала, встреченный путешественником в уссурийской тайге, ставший ему сначала проводником, а потом другом и братом. Он снят Арсеньевым в одном из походов. И фотография возвращает нас к книге.
«Стреляй не надо! Моя — люди! — послышался из темноты голос, и через несколько минут к нашему огню подошел человек. Одет он был в куртку из выделанной оленьей кожи и такие же штаны. На голове у него была какая-то повязка, на ногах унты, за спиной большая котомка, а в руках сошки и старая длинная берданка».
Так Арсеньев описал первую встречу с Дерсу.
На этом снимке, сделанном позже, — одежда летняя, но в руках все та же берданка, все те же сошки для упора ружья.
«Меня заинтересовал этот человек. Что-то в нем было особенное… Говорил он просто, тихо, держал себя скромно, незаискивающе. Я узнал, что средства к жизни он добывал ружьем и потом выменивал предметы своей охоты на табак, свинец и порох и что винтовка ему досталась в наследство от отца. Потом он рассказал мне, что ему теперь пятьдесят три года, что у него никогда не было дома, он вечно жил под открытым небом и только зимой устраивал себе временную юрту из корья и бересты».
Таков словесный портрет Дерсу. В книге мы видим, как образ этот обретает живые черты и краски. Мы видим лесного скитальца в жизни, слышим его необычную речь. Судим о нем по поступкам и уже на двадцатой странице проникаемся к нему симпатией, не исчезающей до конца книги. Тайга сделала его следопытом. По следам «он угадывал даже душевное состояние животных. Достаточно было небольшой неровности в следах, чтобы он усмотрел, что животное волновалось». И был таежник метким стрелком.
Дерсу по-своему понимал и объяснял мир. «Его самый главный люди, — сказал мне Дерсу, указывая на солнце. — Его пропади — кругом все пропади…»
Городской путешественник Арсеньев чувствовал родство душ с этим аборигеном тайги. Он покорил его тончайшими знаниями природы, бескорыстием, преданностью в дружбе… Вы помните место в книге, когда, промахнувшись в стрельбе два раза подряд, Дерсу понял, что глаза его стали сдавать. Как жить охотнику без верного глаза? Арсеньев предлагает Дерсу свою помощь — «будем жить вместе». Из этого вышла драма. «Дерсу… погиб только потому, что я увел его из тайги в город», — с болью признается автор повествования…
Вот он, Дерсу, перед нами. Фотография эта поможет лучше представить лесного скитальца.
А кого-то снимок побудит прочесть прекрасную книгу. Она — из тех, которые в юности обязательно надо прочесть.
И еще. Снимок прислала нам Ирина Николаевна Клименко. Она сообщает: во Владивостоке организуется мемориальный музей Владимира Клавдиевича Арсеньева, просит всех, у кого есть что-либо, связанное с памятью о замечательном путешественнике, прислать реликвии для музея.
Фото из архива В. Пескова. 1 февраля 1986 г.
Зайцы для заячьяей горы
(Окно в природу)
Охотничье хозяйство Заячья Гора — в Калужской области, а этот заяц родился на берегу Северского Донца. Снимок сделан в момент, когда пулей влетевший в сетку косой оказался в руках человека. Неволя зайцу не по нутру — энергично сопротивляется. Через минуту в транспортном ящике заяц утихнет. Ему предстоит неближнее путешествие…
Зайцы всюду переводятся. Причин тому много. Но есть местечко, где зайцам живется неплохо. Их берегут от хищников и браконьеров, слегка подкармливают. И этого довольно, чтобы зайцы множились, процветали.
Такое место — Нижнекундрюченское охотничье хозяйство, которым много лет руководит Борис Алексеевич Нечаев. Избыток зайцев позволяет примерно тысячу голов ежегодно отлавливать и отправлять в иные места.
Этой зимой их отвезут к устью Дона, в Ставропольский край, в Липецкую и Калужскую области. Но, чтобы зайца куда-то отправить, надо его сначала поймать. Дело это нехитрое, но хлопотное…
Утро. Бесснежный пейзаж напоминает апрель. Мороз, однако, февральский. У леса, стараясь не делать шума, из машины высаживается десант — загонщики и ловцы. Быстро на тонких колышках вдоль опушки ставится метровой высоты сетка. Ловцы прячутся по кустам, загонщики окольным путем занимают позиции в глубине леса.
Слышно: застрекотала сорока — предупредила о появлении в лесу людей. Этот сигнал, безусловно, всеми услышан, и надо ждать появленья зверей у сетки. Загонщиков пока не слышно. Где-то в глубине леса, двигаясь полукругом, треском сучьев, голосами и колотушками создают они легкую панику.
И вот из леса на бурое поле, как будто из лука пущенный, вылетел первый заяц. Хорошо вижу, как мелькает над бурьянами серовато-белая шубка. Километровой длины ловушку косой миновал.
Но вот мелькает в ветках что-то крупнее зайца. Косули! Мчатся прямо на сетку. Первая ее повалила, запуталась. Остальные уносятся в поле… Вылетел и сел в стороне на сухое дерево филин. Потом осторожно вдоль сетки прошла и скрылась в кустах лиса. Кабан вышел тоже без суеты и, повалив сетку, затрусил в камыши.
И пошли зайцы! На громадной скорости, мало что видя перед собой, один из них ударился в сетку прямо возле меня. Сетка упала. Заяц, отчаянно трепыхаясь, запутал ее, и в этот момент ловец схватил его за уши и за задние ноги. Крик, похожий на отчаянный крик ребенка. Но в ящике заяц сразу стихает. Сеть мгновенно поставлена, и ловец снова, притихнув, ждет. Сзади и спереди заячьи крики.
Еще один скороход торпедой врезается в сетку. Но счастливым родился — не запутался, птицей летит по полю.