— Я пойду, — сказала она.
Он безрадостно улыбнулся ей, потом вновь лег на постель, повернулся на бок. Он слышал, как за ней закрылась дверь. Пошарив рукой, он нашел пояс халата и вновь положил его себе на глаза. В то же мгновение перед ним всплыли образы Фа и Би. Они не переставали наклонять свои большие головы направо, потом налево, глядя на него холодно и отчужденно. Ему показалось, что он заснул всего на несколько мгновений, но, посмотрев на часы, он убедился, что проспал два часа. Он сел на постели, халат, оказывается, соскользнул, ему было холодно. Он открыл застекленную дверь, подошел опять к ночному столику, взял с него сэндвич и стакан с пивом и спустился к пристани. Солнце тотчас же обдало теплом его голову, затылок, спину, лодыжки. Он почувствовал себя лучше, когда дошел до деревянного причала. Он шагнул к самому краю, поставил стакан на решетчатый настил, сел, свесив ноги над водой, солнце согревало его грудь. Он втянул в себя запах сэндвича и тотчас испытал такое ощущение, словно он уже давно забыл, как пахнет хлеб и ветчина, и вновь с радостью открыл эти запахи, будто после долгой болезни. Рот его наполнился слюной, он откусил кусок сэндвича. Разжевывая, он и нёбом и языком ощущал неописуемое удовольствие и сдерживал дикое желание сразу же проглотить разжеванный хлеб и мясо, он старался есть медленно, чтобы продлить ощущение новизны, но и жадность, поспешность, торопливые глотки тоже были своего рода наслаждением. Кончив есть, он выпил остаток пива. Оно было теплым, но свежим. Славный напиток, не зря его любят в народе. Вытерев губы и руки носовым платком, Севилла посмотрел на Фа и Би. Идиоты! Балбесы окаянные! Они, видите ли, его игнорируют! Он встал и энергично свистнул по-дельфиньему:
— Фа, говори со мной.
Фа повернул голову направо, налево и сказал:
— Кто свистит?
— Это я! Это Па!
Фа подплыл ближе.
— Кто тебя так хорошо научил? Когда нас увозили, ты не умел хорошо свистеть.
— Дельфины. Другие дельфины.
— Где они?
— Ты их увидишь. Они приплывут сюда.
Би подплыла поближе.
— Самец или самка?
— Один самец и одна самка.
— Я их не хочу, — сказала Би.
— Почему?
— Я их не хочу.
— Они были здесь раньше тебя.
— Я их не хочу.
Севилла повернулся к Фа.
— Фа, почему ты не взял рыбу, когда я тебе ее давал?
Наступило молчание, и Фа отвернулся.
— Отвечай, Фа.
Снова молчание. Внезапно Би сказала:
— Ты нас обманул.
— Я?
— Ты позволил Ба нас увезти.
— Боб увез вас без моего ведома. Я не был согласен.
— Ба нам сказал: он согласен.
— Боб сказал вам вещь, которой нет.
— Ма была, когда Ба нас увозил. Ма ничего но сказала.
— Боб сказал Ма: Па согласен.
За этими словами снова наступило долгое молчание. Би и Фа смотрели на Севиллу не враждебно, но и не дружески. Они не приближались. Они держались в нескольких метрах от причала. Они не отказывались больше от диалога, но они продолжали отвергать контакт.
— Ну что же, Би, — сказал Севилла, — ты ничего не говоришь?
Он обратился снова к ней, потому что он знал, что в их паре она наиболее неуступчивая. Би склонила голову набок.
— Может быть, Ба сказал вещь, которой нет. Может быть, ты говоришь вещь, которой нет. Кто знает?
— Я, — сказал Севилла, — говорю вещь, которая есть. Я вас люблю. Послушай, вспомни, Би. Па воспитал Фа. Па дал Фа Би.
— Но Па поставил перегородку между Фа и Би.
Севилла был поражен. Так вот в чем она его упрекает! Женское злопамятство действительно неискоренимо!
— Но ты же знаешь, Би, я сделал это только для того, чтобы научить Фа английскому языку. Потом я ее убрал.
Наступило молчание, а затем Би сказала:
— Теперь я больше не говорю. Теперь я буду плавать.
— Скажи мне слово по-английски.
— Нет.
— Почему?
— Я не хочу больше говорить на языке людей.
— Я тоже, — внезапно сказал Фа.
— Почему? — спросил Севилла, повернувшись к нему лицом. Фа не отвечал. — Почему, Би?
Прошло несколько секунд, и Би ответила. Странная вещь, она не просвистела свой ответ. Она произнесла его на языке людей, нисколько не беспокоясь, что это противоречит ее недавним словам. Она, несомненно, хотела подчеркнуть, что отказывается говорить по-английски не потому, что забыла язык, а потому, что так решила.
Она произнесла крикливым носовым голосом, но очень отчетливо:
— Человек нехороший.
Затем она повернулась, отплыла и принялась вместе с Фа снова описывать круги в бухте.
Севилла повернул голову, Арлетт стояла рядом с ним; он понял, что она была здесь с самого начала беседы с дельфинами. Она укоризненно посмотрела на него:
— Ты не сказал мне, что идешь на пристань.
Он улыбнулся ей и взял ее под руку. Она наклонила голову, прижалась к его шее и на несколько секунд замерла так, отдавшись нежности и забыв обо всем.
— Представь себе ситуацию, — сказал Севилла спустя мгновение. — Верующий обожает своего бога, видит в нем воплощение доброты, истины, благородства и внезапно обнаруживает, что его бог низок, лжив и жесток. — Он показал рукой на Фа и Би. — Вот что с ними произошло.
— Однако, — сказала Арлетт, — они сделали уступку, вступили с тобой в разговор.
— Да, сдвиг есть, — Севилла качнул головой. — Они сделали уступку, но лишь для того, чтобы еще упорнее настаивать на своем. Я могу сказать лишь одно: не следует терять надежды, они были в состоянии ужасного шока, они травмированы до последней степени. Вспомни, человек — добрый, он гладкий, у него есть руки, короче, человек — это бог. А теперь стоит мне открыть рот, как они сразу же подозревают, что я лгу, и я должен убеждать их в своей искренности на языке свистов, которым я владею еще так плохо, а у них есть возможность в любой момент прервать разговор: «Теперь я не говорю, теперь я буду плавать». Ты же знаешь этот трюк Би, она выкидывала его с нами не раз, и она величественно уплывает, и, разумеется, этот большой олух Фа тотчас же следует за ней.
Он замолчал.
— Звонил Адамс, — сказала Арлетт. — Он хотел узнать, как дела.
— Скажи ему, что ничего нового. Не нравится мне эта радиосвязь, каждый, кто захочет, может расшифровать наш код.
Севилла взглянул на часы. Шесть. На первый взгляд в гавани ничего не происходило. Дэзи и Джим разместились у борта «Кариби», Фа и Би — на другом краю гавани. Обе пары, неподвижные, смотрели друг на друга. Время от времени одна из самок издавала пронзительный свист, на который другая, как эхо, отвечала.
Севилла обернулся к Арлетт:
— Ты была здесь, когда приплыли Дэзи и Джим?
— Да. Без всякого предупреждения Би бросилась на Дэзи и укусила. Дэзи в долгу не осталась и ответила тем же. Эта дамская баталия была прервана Джимом, который несколько раз хвостом ударил Би, не кусая ее. Би отступила.
— А Фа?
— Фа не шелохнулся. Он оставался в своем углу, а когда Би подплыла к нему, то упрекнул ее за такое поведение.
— И что же дальше?
— Дамы переговариваются, обмениваясь свистами. Каждая обвиняет другую в том, что та захватила ее территорию. Это создает видимость спора из-за места. В действительности только Дэзи привязана к гавани или, точнее, к «Кариби». Фа и Би только что приплыли, они еще себя не чувствуют здесь дома. Джим же, как «дикий» дельфин, во всяком случае, чувствует себя незваным гостем. Все дело в Би. Упрек, который она сделала Дэзи в том, что та вторглась на ее территорию, — сплошное лицемерие. Она не хочет видеть Дэзи, вот и все.
— Тонкая интерпретация поведения женщины, — с улыбкой сказал Севилла.
Он смотрел на обе пары, настороженно застывшие в своих углах. Свисты прекратились. Севилла продолжал:
— В крайнем случае можно оставить все как есть, но, по-моему, это было бы неблагоразумно. Пока это всего лишь дамская ссора, ничего страшного не произойдет. Но если вмешаются самцы, можно ожидать всего. Оба они почти одинакового роста и веса, их в самом деле почти невозможно различить, и один из них вполне мог бы убить другого.
— Что ты хочешь делать?
— Предложу им компромисс.
Он подошел к самому краю деревянного причала и просвистел:
— Фа! Би! Послушайте!
Наступила тишина, и Фа сказал:
— Я слушаю.
— Днем, — начал Севилла, — вы остаетесь в гавани, ночью вы уступаете ее двум другим дельфинам.
Фа и Би обменялись едва слышными свистами, за тем Фа подплыл на несколько метров поближе к Севилле и спросил:
— А мы, куда мы пойдем ночью?
— Я вам покажу пещеру, недалеко отсюда.
Фа вернулся к Би, и они снова обменялись свистами. Севилла прислушался, но звуки были такие тихие, что ему не удалось ничего понять.
Фа отплыл от Би:
— Фа и Би согласны.
Он продолжал, как будто он хотел быть уверенным, что его не обманут.
— Днем гавань наша? Ночью — их?
— Да.
— Ты приведешь нас в пещеру и придешь за нами?
— Ты принесешь нам рыбу?
— Да.
Фа повернулся и посмотрел на Би.
— Хорошо, — сказала Би. — Плывем.
Теперь, когда она согласилась с предложенным решением, казалось, ей уже не терпелось привести его в исполнение.
— Я пойду за маленькой лодкой, — сказал Севилла, — и поведу вас.
Он быстро зашагал по бетонной дорожке. Арлетт едва поспевала за ним.
— Ты не боишься выпустить Фа и Би в открытое море?
Он покачал головой.
— Совершенно не боюсь. Ты заметила реакцию Фа: «А мы, куда мы пойдем ночью?» В этом вопросе слышалась тревога. Они уже не любят человека, но еще не умеют без него обходиться.
— Да, — сказала Арлетт. — По-моему, ты прав. Меня удивил вопрос Фа: «Ты принесешь нам рыбу?» Это поразительно. Понятно, Фа, родившийся в неволе, не имел возможности научиться ловить рыбу, но Би?
Севилла толкнул дверь сарая.
— Питер, — спросил он, — мы можем воспользоваться маленькой резиновой лодкой?
— На сколько времени она вам нужна?
— Примерно на час.