Зимовки скворцов у нас — редкость. Самая приметная, самая распространенная наша птица на зиму улетает в края без морозов — во Францию, Италию, Испанию, в Северную Африку. Радуются ли ее прилету в этих местах?
Отнюдь. У нас скворец считается милой, очень полезной птицей — скворушка-Егорушка. С его появлением мы связываем приход весны. Нехитрая его песня после зимнего безголосья заставляет остановиться и любоваться певцом.
И обязательно улыбнешься — в песне нередко слышишь мяуканье кошки, скрип двери, в детстве, помню, у нас на скворечне певец покашливал точь-в-точь как сосед — дед Петруха.
И польза скворца у всех на виду. С грядки в скворечню пара скворцов неустанно таскает червей, слизняков, гусениц — триста с лишним прилетов в день. Никакие химикаты на грядках не нужны.
В середине лета, правда, скворцы начинают носить детишкам второго выводка спелые ягоды — засунув однажды руку в покинутое скворцами жилище, я обнаружил целую горсть вишневых косточек. Чучела на вишневых деревьях, впрочем, бывает достаточно, чтобы отвадить скворцов от сада. Но к осени, когда птицы сбиваются в стаи и, ночуя в тростниках и кустарниках, кормятся скопом, становится видимым, ощутимым их вред. В серединной России им, правда, нечего разорять. А вот южнее скворцы становятся бичом виноградников. Проезжая в позапрошлом году вдоль Рейна, я увидел холмы, сплошь затянутые сетями. Объяснили: защищаются от скворцов. Если не защититься, виноград, оставленный на лозе до морозов (для особого сорта вина), будет начисто убран скворцами. «Вредная птица!» — сказал мне немец. Вредным считают скворца и во Франции, и в Испании, и в Северной Африке тоже. Немудрено! Когда миллионная стая птиц опускается на плантацию или на поле, человеку не остается уже ничего.
В Америке скворцов не было. Их завезли специально сто лет назад — в Центральном парке Нью-Йорка выпустили пятьдесят пар.
Сегодня скворец и в Америке очень приметен. Отношение к нему тоже в разных местах различное. В северных штатах, где птицы выводят потомство и кормятся насекомыми, — это тоже «скворушка-Егорушка». А в южных штатах, где скворцы зимуют громадными стаями, — это бедствие, с которым не знают, что делать. Отпугивание звуками, чучелами ничего не дает.
В отчаянии прибегают к варварским методам — уничтожают птиц взрывами, когда на ночь они опускаются на деревья.
Картина нашествия миллионной стаи скворцов на французскую деревушку в Бретани была показана на недавней выставке «Уорлд пресс-фото» в Москве. Снимок сделан французом Валери Аш.
Фото из архива В. Пескова. 18 декабря 1988 г.
Силуэт
(Окно в природу)
В сорока километрах от Вашингтона расположен научный центр Патуксент, где изучают способы протянуть руку терпящим бедствие диким пернатым. Два деревянных раскрашенных чучела сов, висящих тут на цепочках у застекленного перехода в одно из зданий, прямого отношения к научной работе, однако, не имеют.
Они призваны защитить голубей от ударов о стекла. И защищают! Силуэт совы заставляет голубей облетать стороной опасную галерею. Детали висящих кукол голуби на лету не рассмотрят — довольно устрашающего силуэта.
По силуэту многие птицы определяют: свой — не свой, опасно — неопасно. Птенцы выводковых птиц, заметив в воздухе силуэт ястреба, затаиваются, но не обращают внимания на пролетающих, например, уток. Несомненно, многому учит опыт. Но можно предположить: облик хищника содержится в наследственной памяти птиц. Причем достаточны «черновые наброски» объектов опасных и неопасных — их силуэты.
Плоские силуэты из жести или фанеры используют охотники, чтобы заставить опуститься на воду («к своим») летящих гусей. Таким же образом, примитивными, набитыми сеном чучелами, удается обмануть тетеревов.
Небрежное чучело человека — рубаха на палках и шапка — отпугивает животных от сада и огорода. Впрочем, не всех. Я видел ворону, вызывающе садившуюся на огородное чучело.
Но это ворона. Она живет не одними инстинктами. Обитая рядом с людьми, ворона копит житейскую мудрость. Не всяким силуэтом ее проведешь.
Фото автора. 29 декабря 1988 г.
Хладнокровие
(Окно в природу)
Попытки на новогодних открытках изобразить змею существом добрым не получились. Дракон (приукрашенная фантазией змея) мог выглядеть добродушным и даже улыбчивым. У рисованных змей улыбка фальшивая. В милой предновогодней игре в символы нам хочется «позитива».
Ну что ж, стоит говорить тут о мудрости и хладнокровии. Правда, не вполне ясно, в чем заключается мудрость змеи. Что же касается хладнокровия, то действительно кровь у змей холодна… в холодное время года. В жару же, особенно на припеке, змея начнет горячиться. Вот эта кобра — снимали ее для «Мира животных» — на раскаленной туркменской земле вертелась в поисках спасительной норки и устремилась… к оператору в объектив.
Что же в действительности представляет собою мир змей, не обойденный восточными мудрецами в символике?
На земле обитает 2700 видов змей, маленькие, с карандаш, и громадные, до десяти метров, — питоны и анаконды. Живут повсюду, исключая места, где кровь даже летом не может согреться. В местах жарких змеи легче приспосабливаются к жизни. И тут их много. Не избегают змеи пустынь, живут в болотах, в пресной и соленой океанской воде. Кладут яйца, но есть змеи живородящие.
Вегетарианцев среди змей нет. Только — живность! Едят часто все, что могут проглотить.
Но есть и специализация в пище. Крайняя ее форма — питание только яйцами птиц. Когда яичную змею видишь возле добычи, трудно поверить, что существо с небольшой головой может совладать с хороших размеров яйцом. Но управляется — как чулком обволакивает добычу. И вот уже выплюнута скорлупа…
Оружие многих змей — яд, стекающий в место укуса по острому полому зубу. Наши пещерные предки знали об этой таинственной силе змей.
Страх далеких времен тысячелетиями передавался нам генами — увидев змею, человек ищет палку. Однако не везде так. В Индии, где культивируется уважение ко всему живому, змеи тоже в почете. Одну из самых ядовитых змей — кобру — даже содержат в храмах. И это при том, что от укусов этой змеи в Индии в год погибает десять тысяч людей. Терпимость к таким потерям объясняется просто: кобра уничтожает крыс. Без этой узды опасные грызуны опустошали бы закрома и разносили болезни.
Яд змей различен. У кобр это сила нервно-паралитическая — укушенный гибнет от остановки сердца и поражения легких. Яд гадюк (их множество!) действует на кровь, разрушает кровеносные сосуды. Однако далеко не все змеи ядовиты. Многие жертву свою удушают (питоны и анаконды — самые крупные из них). Неядовитых змей в Древнем Риме и Греции держали в домах в качестве мышеловов.
Яд змей в очень маленьких дозах целебен. Известна эмблема аптек — змея обвивает чашу с лекарством.
Человека и любое другое крупное существо змея кусает, только обороняясь. Она вовсе не заинтересована расходовать яд без пользы. Некоторые змеи предупреждают о своем присутствии. Коралловая змея — яркой окраской, гремучая — трещоткою на хвосте, кобра — развернутым капюшоном и ложными выпадами: «Будь осторожен, могу укусить».
У человека со змеями давние отношения. Любимым животным для большинства людей змея не является. Но в сложном узоре жизни у змей свое законное место. Исчезновение их не должно радовать. А между тем они исчезают.
Одних вылавливают для получения яда, других убивает инстинкт неприязни, много змей погибают от разрушения среды обитания, от вторжения в нее человека. Например, шоссе у болота часто становится кладбищем змей, которые выползают на дорогу погреться.
Год Змеи — не более чем игра в символы. А вот вспомнить, что змеи — часть жизни, что у природы нет пасынков, все для нее — любимые чада, вспомнить об этом полезно.
Фото автора. 31 декабря 1988 г.
1989
Мама лама
(Окно в природу)
В городке Боулдер я узнал: по соседству, всего в двадцати километрах, есть ферма лам. Позвонили на ферму. И через час у гостиницы остановился автомобильчик, из которого выпрыгнула хозяйка фермы, а из окошка машины, вытянув шею, сцену знакомства людей с философским спокойствием наблюдало существо, слегка походившее на верблюда.
Хозяйка фермы, педагог в прошлом, Бобра Голдсмит, так любит своих питомцев, что рада всякому к ним интересу. Мы обходили загоны, и ламы — существа любознательные, исполненные спокойствия и достоинства, — подходили к ограде знакомиться. Их шестьдесят. Длинная шея, длинная шерсть, длинные уши. На мордах презренье к суетности. Сено из рук берут аккуратно. Хозяйку знают, но собачьей преданности не чувствуется. На прогулку… Ну что ж — дело приятное. Дают надеть на себя уздечки. И вот мы идем по высохшему болоту. Солнце садится за горы. Красный прощальный свет разлит по морю сухой высокой травы. Идущие по тропе ламы травами скрыты, видно лишь головы — ну прямо два лох-несских чудовища, неожиданно всплыли в самой середине Америки…
Одна из лам несет вьюки. И если б я был покупателем ламы, то убедился бы: поклажа ее нисколько не тяготит. «Но груз не должен превышать 50 килограммов. Чуть больше — лама заупрямится, ляжет, и никакая сила не заставит ее идти. Лошадь можно поднять кнутом, лама такое обращение не потерпит. Погонщики в Перу даже и хворостину не берут в руки. Караваном идущих лам управляют лишь голосом и свистом».
Рассказ о ламах Бобра Голдсмит продолжает уже у камина, в комнате, увешанной изображениями длинношеих любимцев и близких их родственников, живущих в Южной Америке.
Всего их четыре вида. Домашние — альпака и лама. И дикие — викунья и гуанако. Родство их видно с первого взгляда. И все вместе напоминают странную помесь овцы и верблюда.
Испанцы, покорявшие жителей Южной Америки, принимали их за овец. Альпака и лама приручены были давно и в дикой природе к моменту открытия Америки уже не встречались. Викуньи и гуанако встречались большим числом. Европейцы вслед за местными жителями стали на них охотиться ради мяса и ценных шкур.