— Рас-тор-гну-та, — повторил сэр Престон. — Вам ясно, Бромборо?
— Значит, так, — сказал лорд, считая по пальцам, — я подлец, я трус, вы свяжетесь с адвокатом, вы уезжаете, помолвки нет. Да, всего пять.
— Прибавьте шестое. Я позабочусь о том, чтобы вас изгнали из клубов.
— А я нигде не состою.
— Да? — огорчился гость. — Что ж, я буду мешать вам, если вы захотите выступить в Палате лордов. Сяду на галерее и не дам вымолвить ни слова.
Он гордо вышел. За ним, что-то говоря, последовал сын. Лорд Бромборо взял сигарету из портсигара.
— Вот идиот! — сказал он. — Надеюсь, усы состригли возмущенные сограждане. Видимо, они его подстерегли. Ждали своего часа. Ну, дорогая, свадьбы не будет. Вроде бы жаль, я купил новые брюки, но ничего не поделаешь.
— И не надо, — сказала дочь. — Я и так выйду замуж. Она нежно улыбнулась Бренсепту, но он ей не ответил. Что толку, горько думал он, если он жениться не может? Ему никогда не придумать забавной зверюшки. Сэр Престон без усов выглядел просто как человек без усов.
Тут он заметил, что хозяин к нему обращается.
— Простите?
— Я говорю, огонька нету?
— Есть, есть, — отвечал Бренсепт, вынимая зажигалку.
Щелкнув ею, он рассеянно поднес ее к сигарете хозяина, точнее — к усам. Видимо, с горя он потерял ощущение пространства. В следующий миг перед ним бушевало пламя. Когда оно угасло, и дым рассеялся, от красы Норфолка осталось ничтожное пятнышко.
Нечеловеческих криков Бренсепт просто не слышал. Словно в трансе, глядел он на широкий нос, выкаченные глаза, рот до ушей. Только когда хозяин оскалил зубы, сжал кулаки и резко подался к гостю, разум возвратился, и племянник мой юркнул под стол.
— Лови его! — кричал пэр. — Хватай! Держи!
— Не буду, — ответила дочь. — Я его люблю.
— Вот как! — возопил отец. — А я его растерзаю собственными руками.
— Прыгай в окно, дорогой, — посоветовала Мьюриел.
Бренсепт счел совет разумным. Внизу, вставая с гравия, он ощутил боль в затылке. Лорд бросил ему вслед кофейник.
Но что кофейники! Что рваные брюки! Сердце его пело.
Дело в том, что Фиппс ошибся. Он не знал, как выглядит рыба. Лорд был похож не на рыбу, а на гораздо более занятное созданье. Ныряя под стол, племянник увидел, что он — вылитая лягушка. Да, Лягушка Леопольд.
— Мьюриел! — крикнул он.
— Что, дорогой? — откликнулась дева из окна.
— Я тебя люблю.
— Я тоже.
— Но сейчас уеду.
— Это правильно, — она обернулась через плечо. — Папа пошел за блюдом. Идет обратно.
— Ты меня будешь ждать?
— Вечно.
— Нет, меньше. Так, с полгода. За это время я обрету славу и деньги.
Тут высунулся хозяин с блюдом в руках.
Нежно улыбнувшись, Бренсепт отскочил в сторону, а там — пошел по дорожке к роллс-ройсам, икре и шелковому белью.
Бросок!
Перевод с английского Е. Данилиной
ПРЕДИСЛОВИЕ
Кое-кто решит, будто я выписываю ужасы иностранной интервенции в Англию слишком мрачными красками. Реализм в искусстве, говорят, не должен выходить за рамки. Я же уверен, что читатели в массе не станут обвинять меня в желании раздуть нездоровую сенсацию. Англии пора прозреть: над ней нависла угроза, и наше дело — не закрывать глаза на вероятный исход вторжения. Позвольте отметить, что труд написан и выпущен в свет лишь из чувства долга и патриотизма. Чуткая душа издателя, Олстона Риверса,[63] будет потрясена до основания, окажись книга прибыльной. Моя душа — тоже. Мы сознательно идем на риск, когда опасность грозит всей нации. В конце концов, для родной страны мы готовы и не на такие жертвы.
П.Г. Вудхауз
Бомбоубежище, Лондон, Уэст-Энд.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 1 ДОМ ЮНОГО АНГЛИЧАНИНА
1 августа 19… года
Кларенс Чагуотер глянул вокруг, сдвинув брови и стиснув зубы.
— Англия… моя Англия! — простонал он.
Кларенс — крепкий подросток четырнадцати лет. У него широкополая шляпа, яркий шейный платок, фланелевая рубашка, пучок лент, рюкзак, футбольные трусы, коричневые ботинки, свисток и хоккейная клюшка — все простенько и со вкусом. Собственно, он один из бойскаутов генерала Баден-Поуэлла.[64]
Присмотритесь к нему внимательно. Не отворачивайтесь, бросив беглый взгляд: ведь вы взираете на судьбоносную личность, на Кларенса Макэндрю Чагуотера, того самого, что спас Англию.
Сегодня эти черты знакомы всем. Все видели колонну Чагуотера в Олдуиче, конную статую на улице Чагуотера (бывшая Пиккадилли) и открытки в витринах канцелярских лавок. Выпуклый лоб, будто набитый полезными сведениями; тяжелый подбородок; глаза, сверкающие за стеклами очков; во всем облике что-то je ne sais quoi.[65]
Словом — Кларенс!
Он умел делать все, что положено бойскауту. Он мог реветь быком и ворковать голубем. Он мог подражать крику репы, да так, что кроликов надувал. Он мог улыбаться и свистеть одновременно, в соответствии с Правилом 8 (кто пробовал — знает, насколько это сложно). Он мог различать следы, валить деревья, узнавать характер по подошвам и издавать позывные. Он отличался во всем, а позывные издавал поистине мастерски.
Жарким августовским днем Кларенс напряженно выслеживал в столовой домашнюю кошку по следам на ковре. Подняв на секунду взгляд, он заметил других членов семьи.
— Англия, моя Англия! — простонал он.
Вид и в самом деле исторг бы горючие слезы у любого бойскаута. Стол отодвинули к стене, и на свободном месте мистер Чагуотер, вместо того чтобы подавать детям пример, выделывал трюки с йо-йо. Рядом его жена сосредоточенно ловила стаканчиком теннисный мяч. Реджи Чагуотер. старший сын в семье, ее надежда, наследник, читал спортивные новости в раннем издании вечерней газеты. Хорэс, другой брат, играл в шарики с сестрой Грейс и ее женихом, Ральфом Пибоди. Еще одна сестра, Алиса, подправляла бадминтонную ракетку.
Никто в целом семействе не выделывал ружейных экзерсисов, не занимался строевой подготовкой и не учился делать перевязку.
Кларенс испустил стон.
— Если не можешь играть без фырканья, сынок, — подосадовал мистер Чагуотер, — найди себе другую игру. Из-за тебя я подпрыгнул, а то бы побил собственный рекорд.
— Кстати, о рекордах, — вмешался Реджи. — Фрай,[66] возможно, наберет сотню очков, восьмую подряд. Коли так пойдет и дальше, Ланкашир выиграет в чемпионате.
— По-моему, он играет за Сомерсет, — заметил Хорэс.
— Играл две недели назад. Надо быть в курсе, крикет тебе не шуточки.
Кларенс снова с горечью фыркнул.
— Наверное, тебе лучше встать с пола, Кларенс, — забеспокоился мистер Чагуотер. — Тут такой сквозняк, а ты явно простужен. Чего ради лежать на полу?
— Я выслеживаю, — отвечал Кларенс просто, но с достоинством.
— Лучше тебе выслеживать на стуле, с интересной книжкой.
— Ребенок, похоже, заболел, — сунулся с критическим замечанием Хорэс. — Хрипит чего-то. Что с тобой, Кларри?
— Я думал о своей стране, — сообщил Кларенс, — об Англии.
— Что такого с Англией?
— Англия, вперед! — подхватил Ральф Пибоди.
— Моя загубленная страна! — вздохнул Кларенс, и скупая мужественная слеза увлажнила стекла его очков. — Моя загубленная, обессиленная страна!
— Ахинею несешь, — заявил Реджи, откладывая газету. — Старина, да нынче Англия сильнее всех кругом, а ты будто не знал? Ты вообще газеты читаешь? Как же — ведь мы отвоевали кубок по крикету у австралийцев,[67] выиграли чемпионаты, что по гольфу, что по дрибушечкам; а теннис с привязанным мячом, бирюльки, перышки, а зоологическое лото — везде победы! Тебе хоть известно, что в крокете наша пара опередила американскую на восемь воротец? Не доводилось слышать, что на последней Олимпиаде медаль за тройной прыжок была наша?[68] Ты словно с луны свалился, братец.
Кларенс не находил слов выразить переполнявшие его чувства. Он молча поднялся и вышел.
— Видно, не в духе, — заметил Реджи. — Чудак! Слушайте, а Херст[69] хорошо подает! Пока счет пять — двадцать три.
В унынии Кларенс побрел за ворота. Семья Чагуотеров жила в Эссексе, в превосходном, недавно построенном особнячке. То был настоящий английский дом. Назывался он «Настурции».
По пути до Кларенса донесся голос мальчишки-газетчика. Тот появился из-за угла с воплем: «Па-араженье Серрея! Неотразимые подачи на стадионе «Овал»!»[70]
Завидев Кларенса, он приостановился.
— Газету, генерал?
Кларенс покачал головой, но, увидев заголовки, издал сдавленный крик. Там стояло:
«СЕРРЕЙ НЕ НА ВЫСОТЕ»
«ГЕРМАНСКАЯ АРМИЯ ВЫСАДИЛАСЬ В АНГЛИИ».
Глава 2 ЗАХВАТЧИКИ
Кларенс швырнул мальчишке полпенни, схватил газету и стал пристально изучать. Под обычными рубриками ничего важного не было, но он нашел, что искал, в разделе экстренных сообщений. «Последние новости, — гласил заголовок. — Фрай не дал себя выбить, 104 очка. Команда Серрея проиграла, счет 147:8. Сегодня днем германская армия высадилась в Эссексе. Слякотьширские скачки с гандикапом: первое место — Цыпленок, второе — Саломея, третье — Гип-гип; всего семь участников».
Эссекс! В любую минуту следовало ждать врага у ворот, более того — под дверью. С воинственным кличем на устах Кларенс помчался домой.
Будто марафонец-чемпион, он ворвался в столовую и опять не дал мистеру Чагуотеру побить рекорд.
— Германцы! — вскричал Кларенс. — Нас оккупируют! На сей раз мистер Чагуотер по-настоящему разозлился.
— Сколько можно напоминать: что за кошмарная привычка шуметь в помещении, Кларенс; сто раз уже говорено. Если бойскауту нельзя быть потише, не надо нам таких бойскаутов. Я было поднял йо-йо шесть раз подряд.
— Отец, но…
— Молчать! Сию минуту отправляйся в постель; и я еще подумаю, не оставить ли тебя без ужина. Зависит от того, как ты будешь себя вести. Марш!
— Отец, но…
Кларенс, дрожа от возмущения, уронил газету. Мистер Чагуотер стал заметно суровее.
— Кларенс! Мне повторить?
Он подался вперед и расстегнул ремень. Кларенс ретировался. Реджи подобрал газету.
— У ребенка, — заявил он рассудительно, — винтиков не хватает. Ого! Я же говорил! «Фрай не дал себя выбить, 104 очка». Молодчина, Чарлз!
— Ну и ну, — воскликнул Хорэс, сидевший у окна, — тут два чудака подошли к парадной двери, в маскарадных костюмах, что ли.
— Германцы наверное, — сказал Реджи. — Сегодня днем высадились, вот в газете пишут. Стало быть…
Громогласный стук сотряс здание. Домочадцы переглянулись. В прихожей послышались голоса, затем дверь открылась, и горничная объявила: «Господа Спринцонто и Адью Там».
— Вернее, — поправил на безупречном английском языке высокий бородач с военной выправкой, вошедший первым, — принц Отто Саксен-Пфеннигский и капитан граф фон Поппенгейм, его адъютант.
— Конечно-конечно! — учтиво согласился мистер Чагуотер. — Присаживайтесь, пожалуйста.
Визитеры уселись. Установилось неловкое молчание.
— Тепло сегодня! — сказал мистер Чагуотер.
— Весьма! — сказал принц несколько принужденно.
— Чашку чаю? Вы прибыли издалека?
— Ну… э… издалека. Если можно так выразиться, с приличного расстояния. Собственно, из Германии…
— Прошлым летом я отдыхал в Дрездене. Прекрасный город!
— Несомненно. Дело в том, мистер… э-э…
— Чагуотер. Кстати: моя жена, миссис Чагуотер. Принц поклонился. То же сделал адъютант.
— Дело в том, мистер Тшагвотер, — снова начал принц, — мы не отдыхать сюда приехали.
— Безусловно-безусловно. Сперва дело, потом удовольствие.
Принц подергал усы. То же сделал адъютант, который вообще казался малоинициативным и неразговорчивым.
— Мы — оккупанты.
— Ну что вы, что вы, — запротестовал мистер Чагуотер.
— Предупреждаю: вы сильно рискуете, если окажете сопротивление. Вы не носите форму…
— Мне такое и в голову не придет, кроме как в масонской ложе, конечно.
— Вы испытываете, очевидно, такое искушение. Не думайте, будто я не догадываюсь о ваших чувствах. Здесь дом англичанина, его крепость.
Мистер Чагуотер доверительно похлопал его по колену.
— Очень уютное местечко, кстати, — сказал он. — Простите, что говорю о делах, но вы, я так понимаю, предполагаете остаться в нашей стране на некоторое время.
Принц коротко хохотнул. То же сделал адъютант.
— Вот именно, — продолжал мистер Чагуотер, — именно. Тогда вам понадобится пристанище, согласитесь. Я счастлив буду предоставить вам этот дом на очень скромных условиях, на любой срок. Давайте заглянем ко мне в кабинет на секундочку и там спокойно побеседуем. Ясно ведь, имея дело прямо со мной, вам не придется платить комиссионные посредникам, а также…
Вежливо, но твердо он оттеснил принца из комнаты в коридор.
Адъютант продолжал сидеть, уставившись на ковер. Реджи вызвал огонь на себя.
— Извините, — приступил он, — за деловые разговоры в обществе и все такое прочее. Я агент страховой компании «Будь что будет». Слышали, наверное? Мы можем предложить исключительно выгодные условия, только для вас. Не упускайте такой удобный случай. Позвольте предложить наш проспект… Хорэс незаметно зашел с фланга.
— Не знаю, ездите вы на велосипеде или нет, капитан… э-э… граф, но если хотите практически новый мотоциклет, бывший в употреблении всего ничего, с ноября…
Прошуршали юбки: Грейс и Алиса начали наступление на посетителя.
— Я совершенно уверена, — начала Грейс обезоруживающе, — вы любите театр, капитан Поппенгейм. Мы собираемся поставить «Здесь говорят по-французски»,[71] в помощь «Фонду по организации полноценного питания для пенсионеров по возрасту».[72] С благотворительными целями, видите ли. Так, сколько билетов вам дать?
— Вы их сможете распространить среди знакомых, само собой, — добавила миссис Чагуотер.
Адъютант судорожно глотнул.
Через десять минут двое ошеломленных мужчин без гроша в кармане пробирались на ощупь к садовой калитке.
— Наконец, — выговорил один из них, принц Отто, — наконец я прочувствовал ужасы оккупации… для оккупантов.
Пошатываясь, они продолжали путь.
Глава 3 АНГЛИЯ ПОД УГРОЗОЙ
Когда наутро пришли газеты, выяснилось, что положение куда серьезней, чем представлялось поначалу. Не только германцы напали на Эссекс, а еще восемь вражеских армий — так удивительно совпало — выбрали то же самое время для нанесения давно задуманного удара.
Англия оказалась не просто под пятой завоевателя — под пятой девяти завоевателей.
Прямо ступить было некуда.
В прессе все было детально расписано. Пока германцы высаживались в Эссексе, российский корпус под командованием великого князя Водкиноффа занял Ярмут. Одновременно Сумасшедший Мулла[73] вторгся в Портсмут, а швейцарский флот обстрелял Лайм-Риджис и высадил десант к западу от кабинок для переодевания. Точно в то же время пробужденный наконец Китай захватил живописный уэльский курорт Лллгстпллл и, несмотря на отчаянное сопротивление экскурсии Эвансов и Джонсов из Кардиффа, занял плацдарм. Пока шла уэльская стычка, армия Монако обрушилась на Охтермахти в устье реки Клайд. Не прошло и двух минут по Гринвичу, как неистовая банда младотурков[74] нагрянула на Скарборо. В Брайтоне и Маргите закрепились небольшие, но решительные вооруженные силы, соответственно, марокканских разбойников[75] под началом Райсули и темнокожих воинов с отдаленного острова Боллиголла.
Положение было нешуточное.
Корреспонденты «Дейли Мейл» сообщали подробности разворачивающейся атаки по телеграфу. Князь Пинг-Понг-Панг, китайский генерал, и Ллевеллин Эванс, предводитель кардиффских экскурсантов, провели в местечке Лллгстпллл незабываемые предварительные переговоры. Один непрерывно говорил на чистом китайском языке, другой выразительно изъяснялся на валлийском, и общее впечатление воодушевило всех до колик, сообщал корреспондент.
Нападения свершились так внезапно, что мало где развернулось действенное сопротивление. Более или менее успешную попытку предприняли в Маргите.
Когда появились чернокожие воины (как и прочие, они налетели с часу до двух в августовский выходной день), пляжи были усеяны отдыхающими. При появлении боевых каноэ экскурсанты поначалу решили, будто в них сидят загримированные исполнители негритянских песен, очень большая труппа; в толпе быстро разнеслось, что привез их сам Чарлз Фроман,[76] в попытке возродить былую славу «Менестрелей Кристи».[77] Скоро, однако, стало ясно, что тут не безобидные актеры. Поскольку с ними не было банджо и бубнов, возникли подозрения, а когда первый же негр ловко снял скальп с подвернувшегося мальчишки, подозрения превратились в уверенность.
Маргитские туристы дали достойный отпор. Конная пехота на осликах, под командованием дядюшки Боунса, сеяла разрушение. Женская мучительская бригада отвлекала вражеский фланг, а спешно мобилизованный отряд снайперов, расхватав шары и кокосовые орехи из аттракционов, по три за пенни, расстроил ряды авангарда. Однако силы противников были неравны. Через полчаса экскурсанты отступили с боями, побережье осталось в руках врага.
В Охтермахти и Портсмуте агрессоры, похоже, не встретили никаких препятствий. Брайтонцы позволили неприятелю высадиться целым и невредимым. Скарборо, захваченный врасплох мальчишеской энергией младотурков, оказался легкой добычей; а в Ярмуте, хотя великий князь получил по физиономии метко брошенной селедкой, сопротивление оказалось бесполезным.
Первого августа уже к чаю девять армий, вооруженных до зубов, укрепились на британской земле.
Глава 4 ЧТО ДУМАЛА АНГЛИЯ
Обстоятельства, и сами по себе малоприятные, еще усугублялись тем, что в Англии практически никого не осталось в строю, кроме бойскаутов.
Первым шагом была отмена регулярной армии. Тому было несколько причин. Сначала социалисты заклеймили армейские порядки как недемократичные. Рядовым, подчеркивали они, запрещено водить компанию с полковниками, хотя различие в рангах связано с чистой случайностью, кто в какой семье родился. Они требовали, чтобы каждому солдату давали звание генерала. Товарищ Квелч,[78] в красноречивом обращении к трудящимся пригорода Ньюингтон-Баттс, среди всеобщего воодушевления напомнил, как хорошо такой подход зарекомендовал себя в южноамериканских республиках.
В Шотландии также возражали против армии, а все потому, что она профессиональная, о чем мистер Смит написал не одно колкое письмо мистеру Ч. Б. Дж. Марриоту.[79]
Так что армия была отменена, и оборона страны пала надолго территориальных войск, Легиона разведчиков и бойскаутов.
Сначала выбыли территориальные войска. Выслушивать прозвище «терьеры» в мюзик-холлах оказалось выше их сил.
Затем были распущены добровольцы-разведчики. Поначалу они подавали надежды, но так и не пришли в себя с тех пор, как манчестерские цензоры обрушились на артистку Ла Мило.[80] Мужество изменило им.
В конце концов защищать Англию остались одни бойскауты, чьим украшением был Кларенс Чагуотер, и гражданское население, готовое в любой момент выступить ради своей страны и размахивать флагами. Некоторые из них могли также распевать патриотические песни.
Нечего и говорить, что для прессы в разгар мертвого сезона такая новость, как одновременное нападение девяти держав, стала хлебом насущным. Каждое утро водопад писем обрушивался на лондонские газеты. По недостатку места приведем лишь отдельные выписки.
Мисс Чарльзуорт[81] сообщала: «В нынешнем стеснительном положении у меня нет выбора. Придется исчезнуть».
Мистер Хорейшо Боттомли[82] в еженедельнике «Джон Буль» намекал на грязные закулисные интриги и обещал вскоре напечатать тайную историю вторжения. Сам же он предпочитает какого ни есть оккупанта, даже короля Боллиголла, всяким (неназванным) королевским прокурорам, что не чета старине Мюиру.[83] Хотелось бы знать, почему инспектор Дрю ушел в отставку.
Аргументированная передовая в «Дейли экспресс» утверждала, что свободная торговля, очевидно, подразумевает и захватчиков на всякий вкус.
Мистер Герберт Гладстон[84] написал в «Тайме», напомнив, что он и так наводнил Англию нежелательными иностранцами, посему еще несколько погоды не сделают.
Мистер Джордж Р. Симс[85] составил восемнадцать каламбуров из имен вражеских военачальников в одном только номере «Горчицы и салата».
Мистер Г.Г.Пелиссье[86] убеждал общественность смотреть веселей, ведь солнышко светит, как всегда. Кроме того, как знать, вдруг какой-нибудь иностранный снайпер возьмет да подстрелит цензора?
Мистер Роберт Фитцсиммонс[87] решил бросить вызов любому из вторгшихся генералов, а то и всем сразу. Он не он, если их не побьет, ну разве что рефери, у которого жена и семеро детишек, попросит его поддаться нокауту, в виде личного одолжения. По доброте ему приводилось проигрывать бои.
Совет директоров выставочного зала Кристал-Палас отослал акционерам уведомление, что грядут благоприятные времена. Публики прибавилось, и Кристал-Палас, при минимальном везении, еще наполнится.
Судья Уиллис задался вопросом: «Что есть вторжение?»
Синьор Скотги[88] послал срочную каблограмму из Америки (с оплаченным ответом): «Шотландия ли стоит где стояла?»
Мистер Льюис Уоллер[89] разразился героическим: «Сколько их там? Я и с полдюжиной справлюсь. Они убийцы? Я наброшусь на убийц, сколько бы их ни было».
Мистер Сеймур Хикс[90] выразил надежду, что они не причинят зла Джорджу Эдвардсу.
Мистер Джордж Эдвардс[91] сказал: если они принесут хоть малейший вред Сеймуру Хиксу, он больше не улыбнется.
Некий автор в «Ответах»[92] подсчитал, что если всех завоевателей в стране сложить в кучу, верхушка будет на каком-то расстоянии от Луны.
Дальновидные люди рисовали мрачные перспективы. Они всерьез опасались, что новый аттракцион сильно ударит по первоклассному крикету. Уже несколько лет подряд сборы и так падали из-за растущей популярности гольфа, тенниса и других игр. Тысячные толпы устремятся глазеть на марш захватчиков через всю страну, ведь им не придется платить по шесть пенсов у турникета. Было высказано предложение: заявить протест генералам вторгшихся армий и заставить брать плату со зрителей.
В букмекерских кругах вызвала ажиотаж гонка до Лондона. Каждое утро в газетах отмечали позиции всех армий в колонке, посвященной тотализатору; на германцев предлагали ставки фаворитов — шесть к четырем, но мало кто ставил против них.
Всем было любопытно, как встретятся девять армий. Вот к какому нежданному результату привел новейший обычай: сперва нанести удар, и только потом объявлять войну. Пока враги не стали у ворот, Англия считала, будто она в самых дружеских отношениях с соседями. Противник воспользовался этим, а также и тем, что по недосмотру правительства все английские корабли, которые еще оставались на плаву, окончательно устарели. Раздавая интервью представителям ежедневных газет, правительство честно признавало: да, в некотором отношении дали промашку, но за всем не уследишь. Кроме того, они вот-вот заложат дредноут,[93] не пройдет и нескольких лет, как он будет готов. Тем временем самое разумное — спать спокойно в своих кроватях. Так сказал сам адмирал Фишер,[94] явно не дурак.
Тем временем марафон завоевателей продолжался.
Кто первым ворвется в Лондон?
Глава 5 ГЕРМАНЦЫ ПОД ЛОНДОНОМ
Германцы хорошо стартовали и не подвели тех, кто на них поставил. Опытный стратег принц Отто Саксен-Пфеннигский понимал: желая добраться как можно скорее, лучше не ехать поездом. Он принял решение следовать пешим порядком. Колоннам на марше то и дело преграждали путь толпы глазеющих селян, но продвижение шло успешно. Германские войска получили строгий приказ не отвечать ни на какие вопросы, и время не тратилось на пустую болтовню. Через день-другой стало ясно, что если ничего непредвиденного не случится, армия фатерлянда может всех опередить, даже с запасом.
Другие войска двигались медленнее. Китайцам пришлось труднее всех, поскольку они сбились с дороги возле деревушки Лланфайрпулгунгогогох, и совершенно не понимали подробные указания встречных пастухов. Только через неделю им удалось добраться до Честера, где они поймали попутный экскурсионный автобус и оказались в столице, измученные и голодные, через четыре дня после того, как позиции были заняты соперниками.
Германцы наступали до лесистых высот Тоттнема.[95] Здесь они стали лагерем и окопались.
Марш показал, как жестока оккупация по своей сути. Сами того не желая, армады принца Отто сеяли разрушение. Крикетные площадки были затоптаны, даже поля для гольфа частенько несли отпечаток железной пяты завоевателя, который редко выполнял правило класть вырванный дерн на место — даже никогда не выполнял. Опустошение и разорение тянулись за ними следом.
Та же история повторялась и с прочими войсками. Они печатали шаг по охотничьим угодьям, распугивая дичь и доводя егерей до истерики. Стоило им форсировать реку, как всякая рыбалка сходила на нет. Крокет так и забросили от отчаяния.
Под Эппингом русские не постыдились застрелить лису…
Перед принцем Отто встал деликатный вопрос. С младых ногтей он был воспитан в убеждении: если германцы и вторгнутся в Англию, то одни, или хотя бы при благожелательной поддержке союзников. Ему и не снилась дилемма: что делать, если на поле сошлись соперники. Конкуренция полезна, но всему есть мера. Не мог же он попросить все прочие нации отвести войска. Сам отходить он также не собирался.
— И все из-за такого-сякого «броска стервятника»,[96] — ворчал он, расхаживая перед штабной палаткой и время от времени обозревая в бинокль лежащий у его ног город. — Попадись мне только тот малый, чья идея! По его милости я выгляжу полным идиотом! Правда, другие не лучше, и то слава богу! Да, Поппенгейм?
Капитан фон Поппенгейм приблизился и отдал честь.
— Осмелюсь доложить, артиллеристы спрашивают, можно им пострелять по Лондону?
— Обстрелять Лондон!
— Да, ваше высочество; так уж всегда делается. Принц Отто задумчиво подергал усы.
— Бомбардировать Лондон! Кажется… И тем не менее… Ну да ладно, у них так мало радостей в жизни.
Он стал в задумчивости. То же сделал капитан фон Поппенгейм. Он пнул камешек. То же сделал капитан фон Поппенгейм — но камешек поменьше. В германской армии очень строгая дисциплина.
— Поппенгейм.
— Здесь!
— Явились уже наши… конкуренты?
— Так точно; русские на подходе с левого фланга, прибудут через несколько часов. Райсули арестован в Пэрли за кражу кур. Армия Боллиголла примерно за десять миль отсюда. Сведений об открытии действий не поступало.
Принц погрузился в раздумье, затем в сердцах заговорил, хотя обычно не откровенничал со своим штабом.
— Между нами, Попп, — вырвалось у него, — мне чертовски жаль, что мы вообще ввязались во вторжение — глупая, черт возьми, затея. Мы-то себя считали чертовски хитрыми, готовились по секрету, пока не дойдет до грандиозного броска, и всякой такой чертовой ерундистики нагородили. А на поверку мы просто со всех чертей сели в чертову лужу.
Капитан фон Поппенгейм взял под козырек в немом согласии. Он был университетский однокашник принца. Они дружили с детства. Ему так и хотелось в немногих словах выразить согласие со старшим по званию. На языке вертелось «Да уж», но железная дисциплина германской армии не позволяла рта раскрыть. Он снова отдал честь и щелкнул каблуками.
Принц громадным усилием взял себя в руки.
— Так вы говорите, русские скоро будут здесь? — спросил он.
— Через несколько часов, ваше высочество.
— И наши люди хотят побомбардировать Лондон?
— Им будет приятно, ваше высочество.
— Ну ладно, что ж, если не мы, то все равно кто-нибудь додумается. А мы пришли раньше всех.
— Именно, ваше высочество.
— Тогда…
Подбежал ординарец и стал навытяжку.
— Телеграмма, господин командующий.
Принц рассеянно вскрыл ее. Глаза у него сверкнули.
— Доннерветтер! — вскричал он. — Мне и в голову не пришло. «Снесите Лондон и дайте безработным его восстановить. — ГРЕЙСОН»,[97] — прочел он. — Поппенгейм!
— Ваше высочество?
— Канонаду разрешаю.
— Слушаюсь.
— Только пока не подойдут русские. А там прекратим, не то возникнут осложнения.
Капитан фон Поппенгейм отдал честь и удалился.
Глава 6 ОБСТРЕЛ ЛОНДОНА
По Лондону били пушки. К счастью, стоял август, и все разъехались из города.
Иначе могли быть и жертвы.
Глава 7 КОНФЕРЕНЦИЯ ДЕРЖАВ
Русские, под предводительством генерала Водкиноффа, прибыли в Хэмпстед[98] через полчаса после окончания канонады, а прочие завоеватели, включая Райсули, который доказал свое алиби и был выпущен, постепенно подтянулись на неделе. К вечеру субботы 6 августа даже китайцы дохромали до столицы. Чем дело кончится? Англичане демонстрировали вежливое равнодушие. Мы, в сущности, нация зевак. Нам хватало удовольствия поглазеть на оккупантов. Разбирать запутанные международные проблемы, связанные с возникшим положением, нам и в голову не пришло. Только представьте: стоит лошади кэбмена упасть на мостовой, в две минуты собирается пятьсот лондонцев, бросая все дела; неудивительно, что присутствие девяти разных и непохожих армий в столице не оставило места для размышления в британских мозгах.
Зрелище заставило многих вернуться в Лондон. Они обнаружили, что германские снаряды замечательно поработали, разрушив почти все лондонские статуи. А то, что могло бы принести неудобства — разбитые мостовые и многочисленные воронки — прошло незамеченным на фоне куда более энергичной деятельности городских властей.
В общем-то германская артиллерия только улучшила вид Лондона. Альберт-Холл, куда ударил милосердный снаряд, превратился в живописные руины; Уайтфилдская молельня стала обугленной кучей; а Королевская академия искусств сгорела ко всеобщему облегчению. На Трафальгарской площади собрался стихийный митинг, где под крики одобрения был принят вотум благодарности принцу Отто.
Лондонцы радовались, а оккупантам было не до веселья. Хитросплетения внешней политики требовали, чтобы в отношениях между странами не было трений. И надо же — столкнулись сразу несколько держав. Нечасто дипломатам приходилось распутывать подобный узелок. Когда девять собак грызутся из-за одной кости, следы зубов, случается, остаются не только на кости.
Принц Отто Саксен-Пфеннигский решительно взялся за проблему. Выход нигде не просматривался, да еще мешал поток телеграмм, которые ежедневно слал кайзер, требуя отчета, покорил он страну или нет, а если нет, то почему. Принц отвечал сдержанно, констатируя трудности, ставшие на его пути, и получил резолюцию: «Кулак нарисован, письмом отправлен. Не есть гут, будет капут. ВИЛЬГЕЛЬМ».[99]
Вот тогда расстроенный принц понял, что пора принимать меры.
Мальчики-посыльные разнесли всем генералам тщательно составленные письма. К вечеру стали поступать ответы и, прочитав их, принц Отто пришел к выводу, что договариваться придется при личной встрече. Многие письма были совершенно не по делу.
Райсули извинялся, что ответил не сразу, был занят, долго вскрывал сейф на Собачьем острове, и предлагал германцам и марокканцам объединиться и облапошить швейцарского генерала, судя по всему, простака. «Напоминает мне старину Маклина, — писал Райсули. — Дело пахнет деньгами. Присоединитесь? Телеграфируйте утром».
Генерал армии Монако предлагал разрешить затруднение с помощью азартной игры на вылет. Он знает отличную игру «Скользкий Сэм»,[100] правила можно усвоить за полминуты.
Ответ китайского князя Пинг-Понг-Панга был, по всей вероятности, блестящим и высокоученым, вот только написан иероглифами времен династии Мин,[101] которые принц Отто не разбирал; а разобрав, все равно не понял бы, потому что пытался читать сверху вниз, а не снизу вверх.
Младотурки — чего еще от них было ждать — выражались по-своему, легкомысленно и бесцеремонно. Как обычно, они бедокурили. Письмо, нацарапанное округлым школярским почерком, содержало главным образом подробности проделки, которую генерал сыграл над начальником штаба. «До чего же он взбеленился», — торжествующе заключал автор.
Из боллиголланского лагеря посыльный вернулся без скальпа и с устным извещением, что его величество король не умеет ни читать, ни писать.
Великий князь Водкинофф, с русской линии фронта, отвечал неопределенно и бестактно, типично по-русски: «Дорогой принц, вы, похоже, стремитесь вымарать других участников. Позвольте вам напомнить, что бывает, когда пытаются вымарать русских».
Ответ Сумасшедшего Муллы составлял уже чистый бред. Путь от Сомали и встреча со старым другом мистером Диллоном[102] повлияли на его рассудок не лучшим образом. В первых строках он назвал себя чайником, и больше ни одного связного утверждения не было.
Принц Отто сжал пульсирующие виски. — Придется созвать конференцию, — сказал он. — Другого выхода нет.
На следующий день из германского лагеря разослали восемь приглашений к обеду.
Нельзя сказать, что обед как таковой прошел успешно. По его ходу швейцарский генерал не досчитался кольца с бриллиантом и стал бросать холодные взгляды на Райсули, сидевшего слева. Вдобавок, король Боллиголла не отличался изящными манерами. Если ему чего-то хотелось, он торопился хапнуть, а хотелось ему всего и сразу. Поведение предводителя младотурков также оставляло желать лучшего. Предполагалось, что ему позволят сесть за стол только за десертом, но он просочился, как сам выразился; и что лукавить, будто он выпил шампанского не больше, чем позволяли приличия — это не так. Кроме того, генерал из Монако принес с собой колоду карт и нарушал мирное течение вечера, пытаясь сыграть с князем Пинг-Понг-Пангом в три листика. Очень раздражал и безумный смех Сумасшедшего Муллы.
Словом, принц Отто обрадовался, когда скатерть наконец убрали, официанты удалились, а присутствующие могли закурить и поговорить о деле.
Каждый, кто хотя бы соприкоснулся с высшими дипломатическими сферами, знает, что язык дипломатии — вещь в себе. Он специально разработан, чтобы морочить случайного слушателя.
Так, когда принц Отто, повернувшись к великому князю Водкиноффу, спокойно сказал: «Слышно, виды на урожай в Кенте хорошие», завсегдатай дипломатических кругов понял бы, как понял великий князь, что на самом деле имелось в виду: «Перейдем к делу. Ваши предложения?»
Собравшиеся, за исключением представителя младотурков, который стаканами пил мятный ликер, Муллы и короля Боллиголла, заинтересованно подались вперед, чтобы не пропустить ответ русского. От него многое зависело.
Водкинофф небрежно стряхнул пепел с сигареты.
— Говорят, — протянул он. — Но в Шропшире, похоже, наблюдаются трудности с кормовой свеклой.
Принц нахмурился: типичная изворотливая русская дипломатия.
— Как успехи вашего высочества на скетинг-ринке? — спросил он сдержанно.
Русский позволил себе неуловимую улыбку.
— Средне, — ответил он, — средне. Прошлый раз, только я попробовал проехаться на внешнем крае, в меня кто-то бросил катком, так мне показалось.
Принц Отто вспыхнул. Он был человек простой, прямой и не терпел хождений вокруг да около.
— Почему утки плавают? — спросил он почти сердито. Русский приподнял брови и улыбнулся, но не ответил.
Принц твердо решил не давать ему ни одной лазейки и продолжал пылко нападать.
— Задумайте число, — воскликнул он. — Удвойте его. Прибавьте десять. Отнимите задуманное число. Разделите на три, и что получится?
Воцарилась благоговейная тишина. Уж на что русский мастерски увиливает, но ему не удастся отразить столь прямой выпад.
Тот отшвырнул сигарету и закурил сигару.
— Я так понял, — сказал он с оттенком бравады в голосе, — что суфражистки[103] решили прибегнуть к крайнему средству: захватить мистера Асквита[104] и спеть ему свой гимн.
Сидевшие за столом изумленно ахнули.
— Потому что перпендикуляр? — спросил принц Отто в зловещем затишье.
— Потому что перпендикуляр, — согласился русский спокойно, но то было спокойствие коварного моря.
Все снова ахнули. Тревога нарастала.
— Вы говорите не обинуясь, ваше высочество, — медленно начал принц Отто.
Тут младотурок с грохотом свалился со стула на пол, и напряжение мигом разрядилось. Все подскочили. Райсули воспользовался замешательством и сунул в карман серебряную пепельницу.
Заминка сыграла благоприятную роль. Нахмуренные лица разгладились. До спорщиков стало доходить, что они дали волю чувствам. С примирительной улыбкой принц Отто, наполняя бокал великого князя, заметил:
— Трампер[105] искусно владеет битой, но должен признаться, что восхищаюсь сильным ударом Фрая.
Это покорило русского. Он протянул руку.
— Два в лузе, три в игре, и красный в правом дальнем углу, — сказал он с полувосточным очарованием, которым умел при случае блеснуть.
Они сердечно пожали друг другу руки.
Таким образом, раз русские, как мы видели, отказались от права бомбардировать Лондон в свой черед, препятствий для мирного урегулирования больше не оставалось. Очевидно, что превосходящие силы германцев и русских, объединившись, становились господами положения. Решение, которое они выработали описанным выше методом, было следующее. По установившемуся обычаю русский и германский генералы решили следовать правилу «только для белых». Это означало, что войска Китая, Сомали, Боллиголла, а также Райсули и младотурков исключались. Им дали неделю на то, чтобы покинуть страну. Сопротивление было бесполезно. Соединенные силы Германии, России, Швейцарии и Монако имели подавляющее превосходство, особенно учитывая, что китайцы еще не пришли в себя после блужданий по Уэльсу и не взялись бы воевать, так у них были стерты ноги.
Стоило им ретироваться, и оставшиеся четыре державы могли бы продолжать завоевание совместно.
Принц Отто Саксен-Пфеннигский отправился ночью в постель с приятным сознанием выполненного долга. Перед ним расстилался ясный путь.
Однако он просчитался. Он не принял в расчет Кларенса Чагуотера.