— Метко сказано, Бринкмайер.
Он вдруг встал как вкопанный и воззрился на меня сквозь 0Чки совиным взглядом.
— Как ты сказал?
— Я сказал, «метко сказано, Бринкмайер». Есть о чем задуматься.
— Ты какой-то странный сегодня с утра, — хмыкнул он. Потом снова начал: — Да, честолюбие! Вот и меня тоже занесло…
— Да что вы говорите?
— Именно так. Я был совершенно счастлив в своем магазине верхней одежды, и лучше бы там и оставался. Так нет, понесло меня за каким-то чертом в этот кинематограф! А теперь посмотри на меня. Президент компании ценой в двадцать миллионов долларов…
Меня посетила великолепная идея.
— Может, дадите мне взаймы?
Он пропустил мои слова мимо ушей и продолжал:
— А что в результате? Теперь я должен выплясывать в гетрах перед толпой зевак, словно какой-нибудь герой-любовник! Раньше надо было думать! Так всегда и получается: стоит хоть чуточку продвинуться, как они начинают возводить статуи и все такое прочее. Только отвернешься, и на тебе! Ну почему я не остался с плащами и костюмами?
Его слова звучали так искренне, что я на время забыл о собственных несчастьях. Как все-таки мало знает окружающий мир о той неудовлетворенности, которая кипит в сердце чуть ли не каждого обитателя Голливуда! Случайный гость с завистью наблюдает за ними, полагая, что, имея все на свете, они должны быть совершенно счастливы. И тем не менее… Эйприл Джун предпочла бы стать женой и матерью, малыш Джо Кули мечтал сбежать в Чилликот, штат Огайо, и наслаждаться там жареными цыплятами по-южному. Дворецкий, тот как будто тоже не слишком доволен жизнью. А теперь и Бринкмайер вздыхает по своим плащам и костюмам. Грустная картина, одним словом.
— Вот было времечко! — восклицал он. — Друзья детства, теплая компания… Принимай товар да болтай с покупателями…
Думаю, он еще долго бы распространялся на эту тему, уж слишком, видно, накипело, но тут из дома вышла мисс Бринкмайер, и последние слова ему пришлось проглотить. Он сразу как-то сжался и притих. Я тоже, как всегда в присутствии этой женщины, почувствовал некоторое замешательство.
Мы оба стояли, переминаясь с ноги на ногу, словно школьники, застигнутые директором за курением на углу крикетного поля.
— А, вот и ты, дорогая! — воскликнул Бринкмайер. — Мы тут беседуем с Джозефом…
— Вот как? — подняла брови мисс Бринкмайер. Подразумевалось, очевидно, что о вкусах не спорят. На меня она взглянула с явным неодобрением. Похоже, та рогатая жаба все еще ворочалась у нее в груди, и она пока не видела никаких оснований отказываться от устоявшегося мнения, что я представляю собой исчадие ада.
— Э-э… насчет статуи, — пояснил он.
— А что с ней?
— Ничего, просто разговариваем. Так сказать, обмениваемся соображениями.
— Я надеюсь, — прищурилась она, — он знает, что должен делать. С него станет испортить все торжество.
Я вздрогнул от неожиданности.
— О боже, неужели и мне придется участвовать?
На самом деле, на отсутствие опыта я не жалуюсь. Еще в бытность мою лордом Хавершотом люди так и норовили взвалить на меня свои проблемы. Но малыш Кули… Не думаю, чтобы нашелся ребенок, чья жизнь была бы полнее. Ни минуты покоя. Только покончишь с одним, так тут же другое.
Мисс Бринкмайер гневно воздела руки к небу. Щеки ее лихорадочно вспыхнули.
— Ради всего святого… только не говори мне, что ты все забыл, и это после того, как с тобой повторили каждый жест и каждое слово!
Я поспешил исправить ситуацию.
— Нет, конечно! Я помню, просто… вы же знаете, как бывает. Столько всего в голове, мало ли, вдруг вылетело что-нибудь… Может, стоит повторить самое главное, так сказать, для полной уверенности?
Бринкмайерша судорожно сглотнула, стараясь прийти в себя. Нервная особа, подумал я.
— Церемония начнется ровно шесть, — отчеканила она.
— Да, я знаю.
— Пока будут произносить речи…
— Я тоже?
— Нет! Только попробуй! — погрозила она пальцем. — Итак, пока произносят речи, ты будешь стоять сзади.
— Это я могу, — кивнул я, — нет проблем.
— После речей мистер Хейз снимет покрывало со статуи. В этот момент ты выбегаешь с букетом, вручаешь его мистеру Бринкмайеру…
Я нахмурился.
— Вы сказали, с букетом?
— Да, я сказала, с букетом.
— Черт!
— Боже мой, что опять не так? Это же так просто!
Верно, проще некуда. Вот так пара ослов из нас получится! Еще и букет… Я видел по выражению лица Бринкмайера, что он солидарен со мной в этом вопросе. Фрак, гардения в петлице, гетры и в довершение всего златокудрый малыш, выбегающий к нему с букетом. Легко понять, отчего уважающего себя солидного мужчину вдруг тянет вернуться в бизнес плаща и костюма.
Я бросил сочувственный взгляд на своего товарища по несчастью, который он, похоже, оценил. Мисс Бринкмайер продолжала:
— Протягиваешь букет и говоришь: «Вот вам цветоськи, мифтел Бьинкмайел!»
Ну ладно, это еще ничего. Текст, конечно, не блещет, но могло быть значительно хуже. Хорошо хоть, только одна фраза, да и та короткая. Такую роль я уж точно не провалю, хоть и не привык выступать на публике.
Я кивнул с умным видом.
— Понял, справлюсь. «Вот вам цветочки, мистер Бринкмайер».
Тут Бринкмайерша снова принялась за гимнастические упражнения, выражавшие, видимо, крайнюю степень отчаяния. Так себя обычно ведут люди, у которых кончилось терпение.
— Господи боже мой! Да что ж такое творится! Ты что, в самом деле такой тупой или нарочно меня злишь? Я же тысячу раз повторяла: Не «цветочки», а «цветоськи»! Не «мистер Бринкмайер», а «мифтел Бьинкмайел»! Неужели так трудно запомнить? Мы столько сидели над этой фразой… над ней трудились самые высокооплачиваемые авторы компании… а ты собираешься взять и пустить все коту под хвост! Ты говоришь: «Вот вам цветоськи, мифтел Бьинкмайел»! И запомни: ни слова больше, никакой отсебятины, никаких дурацких шуточек!
— Ясно.
— Например, про мои гетры, — вставил Бринкмайер.
— Само собой.
— И не вздумай хихикать! Улыбаться можешь, но только не хихикать.
— Понял.
— Потом придержи немного…
— Букет?
— Да нет, сцену.
— Какую сцену? — не понял я.
Она снова взвилась, при этом отклонившись от темы:
— В ухо хочешь?
— Нет.
— Тогда нечего придуриваться! Вручаешь букет, говоришь текст, потом держишь кадр.
— То есть, стоишь на месте, — пояснил Бринкмайер.
— Вот именно! — рявкнула она. — Стоишь и ждешь поцелуя.
Я содрогнулся всем телом.
— Поцелуя?
— Я тебя поцелую, — произнес он странным сдавленным голосом, будто говорил из могилы. Глаза смотрели из-под очков затравленно и обреченно.
Меня все еще била дрожь.
— Вы меня поцелуете?
— Ну конечно, поцелует! — взвизгнула Бринкмайерша. — Сколько раз можно повторять? Ты человеческий язык понимаешь? Он — тебя — поцелует! Получится очень милая и трогательная сцена…
Я мучительно подбирал слова, чтобы выразить всю степень трогательности предполагаемой сцены, но тут в дверях появился лакей — тот самый, что приносил вчера ужин.
— Извините да возможно, — сказал он.
— Ну, что там еще?
— Парень за дверь, — объяснил он уже более внятно. Мисс Бринкмайер кивнула.
— Должно быть, новый учитель риторики, — сказала она, направляясь к дому. — Мне кажется, Теодор, вам следует еще раз все отрепетировать — такой болван способен перепутать что угодно. Вместо букета можете взять чашку.
— А можно не целоваться? — с мольбой в голосе спросил Бринкмайер. — Просто так, обозначить?
— Разумеется. Кому хочется лишний раз целовать этого маленького монстра!
С фырканьем произнеся последнее оскорбление, она вышла, оставив нас вдвоем. Я подождал, пока ее фигура скроется из виду, и обратил на хозяина дома стальной взгляд.
— Бринкмайер, — спросил я тихо, но твердо, — это ваша идея?
Он замотал головой, решительно отметая обвинение.
— Нет, разрази меня гром! Да будь моя воля, я бы к тебе и близко не подошел.
Я кивнул.
— То же самое. Я бы к вам тоже близко не подошел.
Мы обменялись взглядами, полными уважения, ощущая истинное родство душ.
— Может, просто пожать друг другу руки? — предложил я. — Или похлопайте меня по спине.
— Нет, — помрачнел он. — Я должен тебя поцеловать. Так она сказала. Ничего, сегодня все закончится. Придется потерпеть. Эх, и зачем я не остался с плащами и костюмами…
Однако меня по-прежнему переполняла решимость. Преступника следовало найти.
— Если это не ваша идея, то чья? Бринкмайер снова нахмурился.
— Твоего пресс-секретаря, — ответил он. — Все придумал Буч. Сказал, что это будет отличная реклама, черт бы его побрал. А Беула тут же ухватилась обеими руками. Проклятье! Я даже рад, что он получил по морде. Говорят, загадочная история, а для меня загадка, почему никто не догадался сделать это раньше!
Я вздрогнул. Его слова пробудили какое-то смутное воспоминание.
— По морде? Ему кто-то дал по морде?
— Ну да… Ты что, новости не читал?
— Не до конца.
— Вот, гляди! — воскликнул Бринкмайер, хватая газету и поспешно пролистывая ее. Его лицо мигом оживилось, глаза заблестели. — Вот, читай здесь!
Посреди страницы выделялся крупный заголовок:
СТРАННОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ В МАЛИБУ
ТАИНСТВЕННЫЙ ДЕМОН ИЗБИЛ ДВОИХ
Далее шел репортаж:
«В ближайшем будущем Любви нет смысла осыпать розами Козмо Буча, известного рекламного агента, как, впрочем, и именитого продюсера Дикрана Марсупиала, поскольку ни один из упомянутых джентльменов не будет в состоянии оценить их аромат. В настоящее время оба они сидят дома, лелея распухшие носы, явившиеся результатом встречи с таинственным демоном.
Как в свое время заметил Фауст, бывают моменты, когда человек сам нуждается в содействии потусторонних сил, однако ни Козмо Буч, именитый рекламный агент, ни Дикран Марсупиал, известный продюсер, не испытывали подобной потребности, когда упомянутый демон посетил небольшой уютный коттедж на берегу пустынных волн Малибу. Джентльмены играли игрой в шашки и вовсе не нуждались в компании.