лизовался уже знакомый мне лакей-филиппинец.
— Простите, да, вы идти нет, пожалуйста, несомненно, — с поклоном произнес он.
Хотя мой мозг в тот момент, как уже было сказано, пребывал в глубокой задумчивости, любопытство все-таки возобладало.
— Скажите, — спросил я, — вы так разговариваете, потому что иначе не можете, или просто играете роль, как прочие характерные актеры, которых в этом доме хоть пруд пруди?
Он сразу сбросил маску, перейдя на безупречный американский:
— Прямо в точку, приятель. Мой профиль — комедии и семейные мелодрамы. Как только удастся застать старого хрыча одного, выдам ему скорострельный монолог на этническом диалекте, такой, знаешь, со слезой, и будь я проклят, если он мигом не поставит свою подпись на контракте — быстрее, чем цыпочка из массовки поедает икру. Мы тут все братья по ремеслу.
— Мне говорили, — кивнул я. — Послушайте, вы, случайно, не видели тут поблизости Чаффинча?
Я все еще надеялся вопреки очевидности. Лакей покачал головой.
— Он уехал.
— Я знаю, просто подумал, что он, может быть, вернулся.
— Нет, с концами. Позвонил с вокзала час назад и сказал, что едет в Нью-Йорк, потому что получил наследство от богатого дядюшки из Австралии. Везет же некоторым…
Не думаю, что я и в самом деле продолжал надеяться вопреки очевидности, но теперь уж очевидность точно взяла верх. В свете информации, полученной из первых рук, любой оптимизм теперь выглядел глупо. Интуиция меня не обманула. Мерзавец, как я и предполагал, прибрал к рукам общую кассу и был таков. Я тихо застонал и дрожащей рукой взъерошил золотистые кудряшки.
Однако жизнь в образе Джо Кули имела то преимущество, что никогда не позволяла переживать о чем бы то ни было слишком долго. Едва усядешься поудобнее и начнешь себя жалеть, как случается что-нибудь еще похуже, и поневоле приходится переключаться.
— Ну ладно, приятель, — сказал лакей, — давай, поворачивайся.
— Простите?
— Старуха велела тебя привести.
Вот тут-то я и перестал думать о Чаффинче. Душа у меня ушла в пятки.
— Она хочет меня видеть?
— Ну да, — пожал он плечами.
— Не сказала, зачем?
— Нет.
— А про лягушек она не упоминала?
— Нет, не слышал.
У меня зашевелилась слабая надежда, что карающая длань еще не занесена. Войдя в комнату мисс Бринкмайер, я обнаружил ее в постели. Рядом стоял мистер Бринкмайер. Одежда с кровати исчезла, так же, как и ботинки со зловещим содержимым. Куда их убрали, неизвестно, во всяком случае, было ясно, что беда пока прошла стороной, и я сразу оживился.
— Так-так, — с жизнерадостной улыбкой произнес я, потирая руки. — Как дела, как… э-э… самочувствие?
В лицо мне с сочным чавканьем ударилось что-то мягкое. Больная запустила в меня грелкой. Тут я понял, что несколько переборщил с оживлением. С ним всегда следует быть осторожней.
— Оставь свои ухмылки и хихиканье! — раздраженно бросила старуха.
Ее брат, по обыкновению, выступил в роли миротворца.
— Она очень нервничает, — извиняющимся тоном объяснил он. — Такое потрясение…
— Еще бы! — поддакнул я, убрав улыбку, не встретившую восторгов публики, и делая теперь ставку на сочувствие. — Когда тебя швыряют в бассейн, нервная система неизбежно страдает. Когда я это увидел, то сказал себе…
Мисс Бринкмайер, которая после меткого броска бессильно упала на подушки, снова вдруг села.
— Ты что, все видел?
— Да, а как же.
— Ты смог бы опознать того негодяя?
— Демона, — поправил мистер Бринкмайер, любивший точность. — Должно быть, тот самый, о котором писали в газетах.
— Ты сможешь опознать этого демона? — повторила она.
— Само собой, — уверенно кивнул я. — Такой мелкий, плюгавый, лицо тонкое, как у женщины…
— Чушь! — фыркнула Бринкмайерша. — Он был здоровенный, как горилла!
— Да нет, что вы!
— Пф! — отмахнулась она с той характерной теплотой, которую всегда обнаруживала в моем присутствии. — Мальчишка — просто идиот!
Мистер Бринкмайер снова решил прибегнуть к дипломатии.
— А может быть, — прищурился он, — это и была горилла?
— Ты тоже идиот, и еще похуже!
— Я просто вспомнил, — продолжал он, — что Метро-Голдуин-Майер как раз снимает что-то про Африку…
— Боже мой, что за чушь, — вздохнула она.
— Вот одна из их горилл и сбежала… Так или иначе, полиция скоро приедет и во всем разберется.
— Как же, разберется она, — хмыкнула мисс Бринкмайер, которая явно не питала особого доверия к представителям властей. — Ладно, что теперь говорить. Разговор о другом: Мичиганских Матерей я отменила.
— Как! — воскликнул я, потрясенный радостной новостью. — Отправили их обратно в Мичиган? Отлично! Правильное решение.
— Не будь кретином! С какой стати мне их отправлять? Я просто перенесла прием на завтра, потому что сегодня не в состоянии ими заниматься.
— И на открытии статуи тоже не сможешь быть, — незаметно подмигнул мне Бринкмайер. — Вот беда-то!
— Ну конечно, не смогу. Остается только надеяться, что вы с мальчишкой все там не провалите… Теперь убери его. — Она с содроганием взглянула на меня и вновь устало откинулась на подушки. — Мне еще хуже делается от этой дурацкой физиономии. Отведи в комнату и не выпускай до самой церемонии.
— Да, дорогая, — закивал Бринкмайер, — очень хорошо. А ты постарайся как следует выспаться.
Мы вышли в коридор. Здесь он немного расслабился, оставив манеры любящего брата у постели больной сестры, а у меня в комнате расцвел сияющей улыбкой и отвесил мне шлепок по спине.
— Йо-хо-хо!
Удар был столь неожиданным, что от падения меня спас только комод.
— Простите? — удивленно обернулся я.
— Она не придет открывать статую! — радостно объяснил он.
— Я слышал.
— Ты что, не понимаешь? — Он попытался снова огреть меня по спине, но на сей раз я был начеку. — Это значит, что фрак и стоячий воротничок отменяются!
— О!
— И гардения тоже!
— О!
— И никаких гетр!
Его энтузиазм оказался заразительным.
— А поцелуй? — воскликнул я. — Его тоже не будет?
— Ну конечно!
— Достаточно ведь обменяться вежливыми кивками, правда?
— Само собой!
— А может, и всю дурацкую затею с букетом отменим? — с надеждой спросил я.
Однако заходить так далеко мистер Бринкмайер оказался не готов.
— Нет, — вздохнул он, — боюсь, эпизод с букетом придется сохранить. В женских колонках про это любят писать, а если сестра ничего не найдет в газетах, то сразу спросит.
Я мрачно кивнул. В президенты кинокомпаний дураков не берут.
— Да, вы правы.
— Но без поцелуев!
— Разумеется.
— Без воротничков, без гардений и без гетр! — Закончив разговор на этой счастливой ноте, он направился к двери. — Йо-хо-хо!
Оставшись один, я в радостном возбуждении принялся мерить шагами комнату. Разумеется, будущее все еще оставалось окрашенным в мрачные тона. Проклятые Мичиганские Матери никуда не делись, их просто отложили. Нос статуи оставался таким же красным. Две оставшиеся лягушки по-прежнему наслаждались свободой. Тем не менее я успел уже столько всего натерпеться, что был благодарен судьбе за любой подарок, и одной мысли о том, что мы не будем публично целоваться с Т. П. Бринкмайером, оказалось достаточно, чтобы заставить меня чуть ли не парить в воздухе от счастья.
Впрочем, в этом восторженном состоянии я пребывал недолго. Дверца стенного шкафа тихонько приоткрылась, и оттуда показалось лицо, которое, несмотря на свежевыбритую верхнюю губу, я не мог не узнать.
— Привет! — сказал Джо Кули, вылезая из шкафа. — Как делишки?
Меня охватила волна возмущения. Я еще не забыл тот оборванный телефонный разговор.
— Как делишки? — холодно переспросил я. — Лучше скажи, какого дьявола ты бросаешь трубку, когда я с тобой говорю? Так что насчет денег?
— Денег?
— Я сказал, что мне нужны деньги, чтобы выбраться отсюда.
— Ах вот оно что, ты хочешь денег?
— Разумеется, хочу. По-моему, я обрисовал ситуацию достаточно прозрачно. Если я не получу денег в ближайшие два часа, то окажусь на краю пропасти.
— Понимаю. У меня сейчас ничего с собой нет, но я сразу пришлю, как только смогу.
Я понял, как сильно заблуждался в отношении него.
— Правда?
— Ну конечно, — улыбнулся он, — можешь не сомневаться… Ну как тебе представление в саду? Повезло мне, что застал ее там. Я вообще-то не к старухе шел, а за записной книжкой… — Он внезапно замолк и прислушался. — Ага, это, должно быть, фараоны приперлись.
Снизу и в самом деле доносился гул голосов. Вежливое блеяние Бринкмайера смешивалось с низкими хрипловатыми нотками, которые, как правило, выдают присутствие служителей порядка. Если вас хоть раз просили предъявить водительские права, вы уже не ошибетесь.
— Тебе лучше делать ноги, — посоветовал я.
Он не выказал никаких признаков беспокойства, словно полностью держал ситуацию под контролем.
— Нет, сэр, я здесь ничем не рискую. Они придут искать куда угодно, только не к тебе. Небось думают, я уже за пару миль отсюда. Пошуруют немного для порядка, а потом пойдут прочесывать улицы в городе. Так что, приятель, я тут командую парадом, и все у меня тип-топ! Да, сэр! Те двое вчера, а сегодня парочка режиссеров и теперь вот сама мамаша Бринкмайер! Неплохой счет, а? Ладно, ты-то как поживаешь?
Вдохновленный возможностью излить свои беды, я поведал ему в красках о предательстве мнимого дворецкого и встретил понимание и сочувствие. Потом рассказал о лягушках, и он с уважением заметил, что, как бы дело ни кончилось, я могу гордиться этим славным эпизодом. По поводу же трагической отставки Энн лишь пренебрежительно махнул рукой.
— Энн не пропадет, ей светит место пресс-секретаря. Кстати, я как раз хотел тебя предупредить…
— Она мне говорила.
— Да? Ну и отлично. Надеюсь, дельце выгорит, она ведь дамочка не промах, наша Энн. Не знаю, кто ее хочет взять, но наверняка кто-то из суперзвезд. Так что за нее можешь не беспокоиться.