Ей было не по себе. Да, он ее забыл. Разговор предстоит трудный. Какая там память любви! Заклинать ею можно только в том случае, если она есть у собеседника.
В общем, с начала и до конца, они говорили о погоде. Беседа отличалась редкой невинностью, но Уильям Бейтс, завидев эту пару в проходе, подскочил, словно в него ударила молния. Ко времени ланча он оказался рядом, зашел съесть бифштекс, и вот, пожалуйста!
Как я уже говорил, Уильям был тихим, мирным человеком. Внешне он напоминал грузовик и разделял с этим средством передвижения благодушный, даже незлобивый взгляд на жизнь. Мало что могло вывести его из себя, быть может — только Родни Спелвин. Кто чуть не увел Джейн, когда она была мисс Паккард? Кто заманил ее в эту треклятую «среду»? И вот, опять… Нет, это уж слишком! Уильям заскрежетал зубами с такой силой, что человек за соседним столиком попросил официанта выключить вентилятор, очень уж трещит.
Когда Уильям вернулся домой, Джейн читала в гостиной.
— Не скучала? — спросил он.
— Да нет.
— Играла в гольф?
— Так, немножко.
— В клуб заходила?
— Ненадолго.
— Знаешь, я, кажется, видел этого Спелвина. Джейн задумалась.
— Спелвина? А, Родни! Я слышала, он выпустил новую книгу.
— Ты с ним давно не встречалась?
— Года два.
— Да? Ну, я пошел наверх.
Джейн послышался странный звук, и она подумала, что Брейд, вместо того, чтобы спать, играет костями от маджонга. На самом деле Уильям скрежетал зубами.
Что может быть печальней, чем отдаление мужа и жены с одинаковым гандикапом? Бессердечно рассказывать о таких вещах, и я только замечу, что атмосфера в доме изменилась. Во вторник Уильям уклонился от утренней игры под тем предлогом, что обещал матч Питеру Уиларду, и Джейн сказала: «Как жаль!» Вечером в тот же день у него болела голова, и Джейн сказала: «Ах, Господи!» В среду был приступ люмбаго, и Джейн сказала «Да-а?» После этого само собой решилось, что играть они не будут.
Мало того, они избегали друг друга. Джейн сидела в гостиной, Уильям уходил к себе. Еще бы икону, портрет Троцкого, и можете считать, что вы в русском романе.
Как-то вечером, примерно через неделю после начала этих печальных событий, Джейн пыталась читать книгу о гольфе, но буквы сливались, а содержание было слишком глубоким. Она положила книгу и уставилась в пространство.
Конечно, думала она, лучше пойти и все ему рассказать. Но что тогда будет? Он сочтет своим долгом предупредить сестру, а она ощущала, что тон и слова будут не мягче, чем у рядового, который высказывает свое мнение о сержанте. Нежная и влюбленная девушка немедленно уедет. Кто же научит Брейди правильно держать клюшку? За две недели эта истинная звезда помогла ему больше, чем все игроки за два года. Нет, уезжать ей нельзя ни в коем случае!
Отсюда вытекает, что надо пожертвовать счастьем мужа ради будущности сына, а это нелегко.
Она думала и гадала, когда пришла вечерняя почта и горничная принесла письма в гостиную. Три были для Уильяма, она отослала их к нему; два для нее (счета); а одно — для Энестейзии. Адрес был написан неразборчивым почерком.
Джейн положила его и стала на него смотреть, как кошка на канарейку. Энестейзия уехала в гости на весь день. Женский инстинкт побуждал подержать конверт над паром, а потом написать «Поврежд. по ошибке», но тут зазвонил телефон, словно голос совести.
— Алло! — сказала Джейн
— Алло, — ответил голос. Джейн закудахтала, как курица со слабыми нервами. Говорил Родни.
— Это вы? — спросил он.
— Я, — сказала она, прибавив в уме, что это правда.
— Ваш голос — как музыка, — продолжил он; к счастью, все женские голоса по телефону одинаковы. — Вы получили мое письмо?
— Нет… То есть… А что вы пишете?
— Я прошу вас прийти ко мне завтра, в четыре.
— К вам?
— Да. Я все приготовил. Слуги уйдут, мы будем одни. Вы придете?
— Приду, — отвечала Джейн, взяв себя в руки.
Она говорила мягко, но в голосе таилась угроза. Придет, как не прийти! Часто думала она о том, что именно сделала бы Глория Гуч. Что ж, ответ ясен. Если бы ее сестра пошла к распутнику, она отправилась бы туда же, чтобы спасти заблудшее дитя.
— Приду, — повторила она.
— Спасибо, спасибо! Я вас встречу на углу. Что это трещит?
— Не знаю. Да, трещит. Ну, до завтра.
— До завтра.
Джейн положила трубку. Положил ее и Уильям.
Энестейзия вернулась поздно, прочитала письмо и ничего не сказала. Наутро, за столом, она заметила вскользь, что ей нужно в город.
— К портнихе, — пояснила она.
— И мне, — сказала Джейн. — К зубному врачу.
— И мне, — добавил Уильям. — К юристу.
— Очень приятно, — сказала Энестейзия, выдержав небольшую паузу.
— Да, ужасно мило, — сказала Джейн, тоже ее выдержав.
— Зайдем в кафе, — продолжала Э. — Мне только к четырем.
— С удовольствием! — поддержала Д. — Мне тоже!
— И мне, — прибавил Уильям.
— Какое совпадение! — обрадовалась Джейн.
— Да, — сказал Уильям. Он хотел бы говорить радостно, но как-то не вышло. Джейн была слишком молода, чтобы видеть Сальвини в «Отелло», в то бы ее поразило исключительное сходство с небезызвестной сценой.
— Значит, пойдем в кафе? — не унималась Энестейзия.
— Я поем в клубе, — буркнул Уильям.
— Что-то ты не в духе, — заметила сестра.
— Я? — удивился он. — Смешно!
И он с трагической силой воткнул вилку в бекон.
Джейн и Энестейзия скромно поели в кафе. Джейн заказала сандвич с салатом, два миндальных пирожных, два зефира и какао; Энестейзия — фаршированные помидоры, пикули, ломтик ананаса, малиновый пломбир с орехами и шоколад. Болтали они обо всем, кроме главного. Когда Энестейзия встала, упомянув портниху, Джейн содрогнулась от ужаса — до чего же современная девушка может дойти?
Еще не было трех, надо было занять целый час. Она побродила по улицам, с удивлением замечая, что время не движется, а у прохожих — злые, подозрительные лица. Каждый второй смотрел на нее так, словно все знает.
Стихии от них не отставали. Небо стало грязно-серым, где-то ворчал гром, словно нетерпеливый участник смешанной игры, которому мешают отойти от подставки. Наконец она оказалась у нужного дома и едва не взломала окно перочинным ножиком, выигранным в давнюю, счастливую пору на матче для тех, у кого гандикап больше восемнадцати.
Но порыв быстро кончился. Вернулись муки совести. О, если бы Уильям знал! Она стояла и стояла, пока не поймала взгляд кошки, сидевшей неподалеку, и не прочитала в нем беспредельное презрение. Несомненно, эта кошка знала жизнь, но все же ошиблась в своих расчетах. Джейн вздрогнула, дернула окно и в него влезла.
Она не была здесь два года, но, выйдя в холл, быстро вспомнила, что где, и поднялась в гостиную. Как-никак, там прошла немалая часть богемного периода. Несомненно, этот негодяй приведет жертву именно сюда.
Гостиная была точно такая, какой должна быть у Родни. Окна закрывали тяжелые гардины. С одной стороны стоял большой диван. В дальнем углу был альков, прикрытый теми же гардинами. Когда-то ей все это нравилось, но сейчас она содрогнулась. Как сообщали в титрах «Переплавленных», именно в таких местах вызревают яйца зла. Джейн беспокойно ступила на пушистый ковер и вдруг услышала шаги.
Она окаменела. Миг настал. Немного утешало то, что родни — не из корпулентных распутников, о которых пишет Этель М. Делл. Да, он яйцо зла, но не крупное. При ее габаритах физически бояться нечего.
Ручка повернулась. Дверь открылась. Вошел Уильям Бейтс с двумя субъектами.
— Та-ак, — сказал он.
Губы у Джейн приоткрылись, но она промолчала. Уильям, сложив руки на груди, смотрел на нее.
— Та-ак, — повторил он, и слово это напоминало каплю серной кислоты. — Я вижу, ты здесь.
— К-к-как… — начала она.
— Прошу прощения?
— К-к-к-как…
— Яснее, пожалуйста.
— К-как ты сюда попал? К-к-кто это такие? Уильям указал на них рукой.
— Прошу. Мистер Реджинальд Браун и мистер Сирил Деленси, сыщики. Моя жена.
Гости приподняли котелки, слегка склонив голову.
— Рад познакомиться, — сказал один.
— Очень приятно, — сказал другой.
— Когда я узнал об этих… делах, я обратился в агентство. Мне дали лучших.
Мистер Браун слегка покраснел. Мистер Деленси сказал: «Ну, что вы…»
— Я знал, что ты придешь в четыре, — сказал Уильям. — Слышал по телефону.
— О, Уильям!
— Где этот гад?
— Ну-ну! — сказал мистер Деленси.
— Спокойней, спокойней, — сказал мистер Браун.
— Где твой сообщник? Я разорву его на куски и затолкаю их ему в глотку.
— Неплохо, — сказал мистер Браун.
— Весьма, — уточнил Деленси.
Джейн вскрикнула.
— Уильям, — проговорила она, — я все объясню.
— Все? — удивился Деленси.
— Все? — поддержал Браун.
— Все, — ответила Джейн.
— То есть все? — спросил Уильям.
— Да, — сказала Джейн. Уильям громко засмеялся.
— Не верю, — сказал он.
— Объясню, объясню.
— Ну, попробуй.
— Я пришла, чтобы спасти Энестейзию.
— Энестейзию?
— Энестейзию.
— Мою сестру?
— Твою сестру.
— Его сестру Энестейзию, — тихо сообщил мистер Браун мистеру Деленси.
— От чего?
— От Родни Спелвина. Неужели ты не понимаешь?
— Конечно, нет.
— И мне не совсем ясно… — вставил мистер Деленси. — А вам, Реджи?
— Чепуха какая-то, Сирил, — сказал его соратник, снимая котелок и читая фамилию шляпника.
— Она в него влюблена!
— В Спелвина?
— Да. И придет в четыре.
— У-гум, — сказал Браун, записывая что-то в блокнот.
— М-да… — согласился Деленси.
— Он же уславливался с тобой, — сказал Уильям.
— Он меня принял за нее. А я пришла ее спасти. Уильям молчал и думал несколько минут.
— Ну, хорошо, — сказал он наконец, — все это очень убедительно, но есть одна странность. Где моя сестра?