Следующая схема должна передать сжатый смысл этой короткой статьи:
Средство – цель
1. анализ живописных элементов
– аналитическое (общелогическое) мышление
2. отношение к другим искусствам и природе
– синтетическое мышление, способность соединять разъединенное
3. построение живописных элементов в тематической форме и в произведении
– теоретическая и практическая закономерность и ее относительная ценность на практике
4. отношение к другим искусствам и природе
– синтетическое творчество и произведение, познание созидательного принципа в природе и его внутреннее родство с искусством
5. закономерность, целесообразность
– воспитание чувства «кончиков пальцев» и общее образование людей
ясно, что эти педагогические принципы могут служить не только живописи, но и другим искусствам. Также ясно, что в Баухаузе именно живопись является подходящим средством воспитания:
1. краски и их использование также найдут место во всех мастерских, где описанный метод служит чисто практическим целям, и
2. живопись — это искусство, которое уже несколько десятилетий идет впереди во всех художественных движениях и оплодотворяет другие искусства, в особенности архитектуру.
«и». Кое-что о синтетическом искусстве{50}
Не является чистой случайностью то, что столетия довольно сильно отличаются друг от друга.
Когда XX век обнаружил себя и был поставлен вопрос, где, собственно, можно зафиксировать его начало, когда XIX-му веку оставались лишь последние годы. Чуткое ухо начинало слышать «подземный» гул.
Приближалось время «ниспровержений».
Но поверхность оставалась спокойной, неподвижной, оцепенелой.
Почти весь XIX век был занят размеренной работой по «упорядочению».
Упорядочение происходило на базе разделения, выявления особенного. В это время специализация становится причиной и следствием. Специализация ведет к порядку, порядок — к специализации.
С первых шагов прогресса национально-экономических систем специализация становится идеалом рабочего порядка и нормального производства: минимальное напряжение и максимальный результат. Каждый работник — физического или умственного труда — доводит до крайности свою специализацию и становится тем, кого называют сегодня «специалистом».
Наука могла бы предложить более сложную схему. Но принцип остается неизменным — астроном имеет малое отношение к санскриту, как и музыкант к пластике. На этой основе была построена высшая школа в разных областях знаний, поставлявшая весьма образованных специалистов и совершенно необразованных людей. И поставляет сегодня.
Несмотря на то что «подземный» гул в начале XX века буравил застывшую поверхность, разрушал ее во многих местах и реализовался в многочисленных «катастрофах», которые еще и сегодня угрожают различным областям «жизни», сотрясают их или уничтожают, описанный выше «порядок» остается в полной силе.
Специализация требует выбора, разделения, обособления. И сегодняшний человек пребывает под знаком или—или.
Эти два слова дают исчерпывающую характеристику XIX века, а мы в наше время восприняли их как принцип. Примеры тому во всех областях дает нам каждый день — и в искусстве, и в политике, и в религии, и в науке.
С первого взгляда в противоположность «порядку» предшествующего столетия наше время можно характеризовать одним словом — хаос.
Самые крупные противоречия, противоположные утверждения, отрицание общего ради частного, отвержение привычного и попытка вновь воздвигнуть разрушенное, противоборство различных целей — все образует атмосферу, которая ведет современного человека к отчаянию, к неведомому до сих пор смятению.
Современный человек то и дело оказывается перед мгновенным выбором: он должен непременно одно явление утвердить, а другое отвергнуть — или—или, отчего оба явления будут рассматриваться как чисто внешние и исключительно внешние. В этом трагедия времени. Новые явления рассматриваются на старой основе, и с ними обращаются старым способом[69].
Так же, как в свое время чуткое ухо в покое порядка могло услышать раскаты грома, так может острый глаз в хаосе различить другой порядок. Этот порядок покидает прежнюю основу «или—или» и постепенно обретает новую — «и». XX век оказывается под знаком «и».
Это «и», однако, — лишь следствие. А причина — в медленном, почти незаметном, осторожно надвигающемся расставании с прежней основой внешнего (форма) и достижении новой основы внутреннего (содержание).
Я не могу здесь представить доказательства моего утверждения, так как это вывело бы меня за предел короткой статьи. Я верю, однако, что внимательное наблюдение за человеческой деятельностью в разных областях, терпеливый анализ различных столкновений и преодолений может с лихвой восполнить недостающие доказательства.
Внутренняя необходимость должна искать множество обходных путей, чтобы достичь цели. Например, в живописи внутренняя значимость «материала» лишь после долголетней теоретической работы стала «техническим» вопросом.
Точнейшее познание внешнего в материале не в состоянии вопросы искусства вывести за пределы «технического» и в конце концов продолжает служить разобщению, что делает недостижимым сближение.
Или: познание внешнего в лучшем случае может стать дверью, если это познание прокладывает мост к внутреннему[70].
Из этой отправной точки обходной дороги открывается революционный путь как эволюционный процесс. Спокойные течения и толчки образуют в исторической перспективе прямую нить. Иногда она невидима, иногда оказывается прерванной.
От времени исключительной обособленности в искусстве сохраняются три различных остатка прежнего синтетического искусства:
1. церковь
2. театр
3. строительство.
В строительстве взаимозависимость трех изобразительных искусств (архитектура, живопись, скульптура) становится чисто внешней и лишается внутренней необходимости — типичный XIX-й век.
В обеих прежних синтетических формах театра — в опере, и балете — в том же XIX веке кроме внешнего «эффекта» ищут также и внутреннее воздействие на человека, что делает возможными устремления Вагнера.
Можно считать вполне доказанным, что в старой русской церкви все искусства служили ОДНОЙ цели — архитектура, живопись, скульптура, музыка, поэзия и танец (движение священнослужителей)[71].
Здесь намерение было абсолютно внутренним — молитва.
Этот пример особенно важен, поскольку еще сегодня в различных странах делаются попытки строить церкви в старом стиле, что в каждом случае без исключения приводит к созданию безжизненных образцов. Чрезвычайно распространенное мнение о том, что «утраченная формула» могла бы позволить избежать отрицательного результата, поверхностна. Каждая правильная формула — не более чем верное выражение определенной эпохи. Поэтому каждая эпоха призвана и обязана заново творить соответствующую ей и производящую впечатление формулу.
Уже много десятилетий тому назад, во время «кладбищенского порядка», живопись превратилась в ту область, в которой с темпераментной последовательностью «вдруг» происходили «неожиданные», «непонятные» взрывы. Живопись искала «новые формы». Но лишь очень немногие знают, что это были неосознанные искания нового содержания.
Эти устремления сразу же вызывают два важных последствия:
1. Дальнейшее отдаление живописи от «жизни», последовательное углубление в собственные цели, возможности и выразительные средства и
2. Одновременно естественный и живой интерес к целям, возможностям и средствам выразительности других искусств — прежде всего музыки.
Первое следствие ведет к дальнейшему, но предельно точному теоретическому и практическому анализу, который сегодня способствует живописному синтезу.
Второе следствие кладет основание для построения синтетического искусства в целом. Здесь можно констатировать лишь единичные случаи. Первый опыт органически соединить два искусства в одном произведении — Прометей Скрябина — параллельное движение музыкальных и живописных элементов. Цель — усиление средств выражения.
Так, впервые была разрушена стена между двумя искусствами, возведенная в XIX веке.
Но это произошло в общей сфере искусства (смотри III раздел) и стало началом разрушения стены, воздвигнутой на фундаменте всего искусства и отделяющей другие его виды. С этого момента накапливаются новые опыты, до сих пор еще пребывающие на детской стадии: цветовой орган (Англия, Америка, Германия), игра света вместе с музыкой (Германия), абстрактные фильмы с музыкой (Франция, Германия). Несколько лет тому назад я предпринял опыт объединения различных искусств в одном произведении, но на основе не параллелизма, а противостояния — «Желтый звук» в «Синем всаднике», Piper-Verlag-München, 1912.
Подобные же явления выступают и в танце (Россия, Германия, Швеция), который вступил на путь, десятилетиями уготованный живописью, и развивается в двух направлениях:
1. танец как самостоятельная задача и
2. танец как отдельный элемент синтетического произведения — танец, музыка, живопись (костюм и сцена).
Обычно в этих произведениях танец рассматривают как главный элемент, которому подчинены остальные. Здесь возникает еще один момент сближения, который имеет большое принципиальное значение в деле расшатывания стены — танец воспринимает элементы акробатики (Германия), что, с другой стороны, часто случается в театральном искусстве в целом (Россия). Так разрушаются стены между областями, которые еще недавно были абсолютно отделены друг от друга и почти враждебно друг другу противостояли: театр, концертный зал, цирк[72].
Попутно следует заметить, что отнюдь не случайна сила притяжения, которую в последние десятилетия имеет живопись (в Париже сегодня еще живет около 40000 художников, Мюнхен перед войной имел академию искусств, женскую академию и около 40 частных школ).