Суть этой пространной статьи была довольно проста. Она заключалась в том, что Сербия и Болгария в удобный для себя момент готовы напасть на Турцию. С точки зрения России, эта статья была наиболее опасной: она таила в себе риск ненужной для России и преждевременной войны. Однако обойтись без указанной статьи было невозможно: именно она и была той платой, за которую Болгария переходила в общеславянский лагерь и склонялась на сторону Антанты. Некоторую страховку против преждевременного выступления участников договора представляло их обязательство — перед тем как начинать войну, предварительно запросить согласие Петербурга. Однако нетрудно понять, что при наличии в Сербии и Болгарии национального подъёма отказать им в разрешении начать войну было бы для Петербурга политически немыслимо. Отказ был бы сопряжён с риском потерять свой престиж в обеих славянских странах.
Статья 2 приложения содержала условия того раздела будущей добычи, над которым так долго и упорно трудились сербские, болгарские и русские дипломаты.
«Вся территория, приобретённая совместными действиями согласно статьям 1 и 2 договора, равно и статье 1 сего секретного приложения, поступит в общее управление обоих союзников; ликвидация кондоминиума состоится не позже трёхмесячного срока со дня заключения мира на следующих основаниях:
Сербия признает права Болгарии на территории на восток от Родопа и реки Струмы, а Болгария — права Сербии на территории к северу и западу от Шар-Планины.
Что же касается территории, лежащей между Шар-Планиной, Родопом, Архипелагом и Охридским озером, то, буде обе стороны удостоверятся в невозможности образования из неё… отдельной автономной области, с этой территорией будет поступлено на основании следующих постановлений: Сербия обязуется ничего не требовать за линией… которая начинается от турецко-болгарской границы у Голем-Верха (севернее Кривой-Паланки) и следует в юго-западном направлении… до Охридского озера у монастыря Губовцы. Болгария обязуется принять эту границу, если его императорское величество русский царь, к которому будет обращена просьба быть верховным арбитром в этом вопросе, выскажется в пользу означенной линии. Разумеется, что обе договаривающиеся стороны обязуются принять за окончательную границу в означенных пределах ту линию, которую его императорское величество русский царь признает в означенных границах за наиболее отвечающую правам и интересам обеих договаривающихся сторон».
Статья 4 устанавливала, что «всякий спор, который мог бы возникнуть по поводу толкования и исполнения какой-либо статьи сего договора, секретного приложения и военной конвенции, представляется на окончательное решение России».
О подписании сербо-болгарского договора были извещены французское и английское правительства, которые тотчас же выразили своё полное одобрение. Договор открыл Болгарии путь к парижской бирже: французское правительство одобрило предоставление займа Болгарии.
12 мая 1912 г. мартовский союзный договор был дополнен подписанием сербо-болгарской военной конвенции. В случае войны против Турции или Австрии Сербия должна была выставить 150, а Болгария 200 тысяч человек. При этом было детально определено, сколько войск и в какие сроки выставляет каждая сторона в случае войны с Турцией, сколько — в случае войны с Австрией и т. д.
Оценку болгаро-сербского союза дал Урусов в донесении Министерству иностранных дел. «Заря болгаро-сербского соглашения не есть заря мира, — писал он. — Соглашение это рождено войной и рождено для войны». Урусов указывал, что Болгария не станет ждать, пока договор понадобится для бесполезной ей защиты Сербии от Австрии. Она постарается использовать его скорее, форсируя войну против Турции.
Одновременно с сербо-болгарскими переговорами происходили и переговоры греко-болгарские, но уже без активного участия русской дипломатии. В мае 1912 г. Греция предложила Болгарии следующий проект союзного договора. Обе стороны обязывались оказать друг другу военную помощь при нападении Турции на одну из них, а также и в случае нарушения Турцией их прав, вытекающих из международных договоров или даже вообще «из международного права». Это звучало достаточно неопределённо: можно сказать, что договор допускал ничем не ограниченный выбор предлога для войны. Проект был сообщён болгарами русскому правительству. Царская дипломатия попыталась несколько ослабить агрессивность греческого проекта и воздействовать в этом духе на болгар. Это оказалось безуспешным: 29 мая греко-болгарский договор был подписан.
Первая балканская война. Русская дипломатия, создавая балканский блок, ковала орудие для надвигавшейся мировой воины. Но она переоценила свое влияние. Орудие вышло из повиновения у мастера. Балканский блок начал действовать раньше, чем завершилась военная и дипломатическая подготовка России, необходимая для того, чтобы она могла использовать его в своих интересах. Если Россия отнюдь не торопилась с войной, то балканские правительства действовали иначе. Осенью они вызвали острый конфликт с Турцией. Русское правительство пыталось ускорить заключение итало-турецкого мира: он мог бы обеспечить свободу проливов для русской торговли и охладить военный пыл балканских союзников. Не хотела войны и Австро-Венгрия — главный соперник России в балканских странах. Но усилия России, поддерживаемые Францией, оказались тщетными; безуспешными остались и старания Австрии. Утром 9 октября 1912 г. Черногория открыла боевые действия. 17 октября Сербия и Болгария, а 18 октября — Греция также объявили войну Турции и приступили к военным действиям.
Турецкая армия потерпела быстрое и сокрушительное поражение. Войска балканских союзников захватили большую часть Европейской Турции. Болгарская армия двигалась прямо на турецкую столицу. Турции не оставалось ничего другого, как запросить мира. 3 ноября 1912 г. турецкое правительство обратилось к державам, прося их принять на себя мирное посредничество.
Обращение Порты нашло благоприятную почву. Две державы, наиболее заинтересованные в балканских делах, с нетерпением ожидали прекращения войны. То были два главных соперника — Россия и Австрия.
Царское правительство было встревожено. Оно боялось, как бы падение турецкого владычества над Константинополем не дало повода другим великим державам ввести в проливы свои военно-морские силы. Появление болгар в турецкой столице легко могло завершиться международным вмешательством. Да и могла ли доверять Россия Кобургской династии и лично царю Фердинанду? Из Петербурга в Софию направлялись настоятельные советы приостановить продвижение войск и вообще соблюдать умеренность. Совершенно неожиданно, в последнюю минуту, вопрос разрешился иначе: на чаталджинских позициях турецкие войска сумели задержать наступление болгар.
Австро-Венгрия не в меньшей мере была обеспокоена появлением сербов на берегах Адриатики. В ноябре Австро-Венгрия провела мобилизацию значительной части своей армии и сосредоточила крупные силы на сербской границе. Германия поддерживала Австро-Венгрию: подстрекая её на вооружённое выступление, она обещала ей свою помощь. Вильгельм II заявил Францу-Фердинанду, что отступать в сербском вопросе нельзя. Он дал понять, что, если понадобится, он не побоится развязать войну европейского масштаба. Очевидно, в Берлине пришли к выводу, что наступает подходящий момент для решительной борьбы за передел мира. 22 ноября Франц-Фердинанд и генерал Шемуа, который в 1911 г. заменил Конрада на посту начальника генерального штаба, прибыли в Берлин. Там они вели переговоры с кайзером, Мольтке и Бетманом. Все трое заверили гостей в неизменной союзнической верности. Мольтке подробно изложил Шемуа свои стратегические планы на случай европейской войны.
Русское правительство поддерживало сербские притязания. Однако, не чувствуя себя подготовленным, оно стремилось избежать войны. Сазонов настойчиво советовал белградскому правительству уступить и не доводить дела до вооружённого столкновения.
В отличие от России и от своей собственной недавней позиции французское правительство, руководимое Пуанкаре, осенью 1912 г. проявляло воинственное настроение. Ещё в августе Пуанкаре был в Петербурге. Он предупредил своего русского союзника, что из-за чисто балканских дел Франция не может начать войну. Но вместе с тем он заверил, что если в войну вмешается Германия, то Франция полностью выполнит все — свои союзнические обязательства. Всё же Пуанкаре содействовал России в её попытках предотвратить балканскую войну. Но после того, как на деле выявились высокие боевые качества болгарской и сербской армий, Пуанкаре склонился к более агрессивной политике. Он уже был крайне недоволен той уступчивостью, которую проявляла царская дипломатия. Французы довольно бесцеремонно нажимали на своего русского союзника. Характерный разговор произошёл в критические дни австрийской мобилизации между военным министром Мильераном к русским военным агентом полковником Игнатьевым:
«Мильеран. Какая же, по-вашему, полковник, цель австрийской мобилизации?
Игнатьев. Трудно предрешить этот вопрос, но несомненно, что австрийские приготовления против России носят пока оборонительный характер.
Мильеран. Хорошо, но оккупацию Сербии вы, следовательно, не считаете прямым для вас вызовом на войну?
Игнатьев. На этот вопрос я не могу ответить, но знаю, что мы не желаем вызывать европейской войны и принимать меры, могущие произвести европейский пожар.
Мильеран. Следовательно, вам придётся предоставить Сербию своей участи. Это, конечно, дело ваше, но надо только знать, что это не по нашей вине: мы готовы, и необходимо учесть это. А не можете вы по крайней мере мне объяснить, что вообще думают в России о Балканах?
Игнатьев. Славянский вопрос остаётся близким нашему сердцу, но история научила, конечно, нас прежде всего думать о собственных государственных интересах, не жертвуя ими в пользу отвлечённых идей.
Мильеран. Но вы же, полковник, понимаете, что здесь вопрос не Албании, не сербов, не Дураццо, а гегемонии Австрии на всём Балканском полуострове».