Сбегал заяц за старухой.
И стали жить-поживать старухин сын с царевной да старуха в большом богатстве.
При них и заяц жить остался.
Перенесла ему старуха с родимого поля камушек его, на этом любимом камушке и отдыхал заяц.
У старухина сына родился сын. Со внучонком старуха, а пуще заяц возился.
Так и жили дружно.
Захотелось заяцу испытать, чувствует ли старухин сын благодарность или, как это часто среди людей бывает: пока нужен ты — юлят перед тобой, а как сделано добро, за добро же твое первые и наплюют на тебя.
Притворился заяц больным, лег на свой камушек любимый, лежит и охает.
Сын старухин услышал: что-то плохо с зайцем.
— Чего, — говорит, — тебе, Иваныч, надо? Может, сделать чего, чтобы полегчало. Скажи, что нужно?
А заяц и говорит: — Вот что, сходи-ка ты к ламе, в пещере спасается, и спроси у пещерника: он все знает. Да иди обязательно песками, а назад горой.
Старухин сын сейчас же собрался и пошел по песчаной дороге пещерника искать.
А заяц скок с камушка да по другой, по горной и прямо в пещеру. Сел там, сидит, как лама — пещерник, молитвы читает.
Отыскал старухин сын пещеру, не узнал в потемках зайца, думал: это лама — пещерник.
— Чего тебе надо, человече?
— Заболел у меня благодетель. Скажи, чего надо, чтобы помочь ему?
— У тебя сын есть?
— Есть.
— Вырежь у него сердце и накорми больного: будет здоров.
Пошел сын старухин горной дорогой, едва ноги тащит.
А заяц скок из пещеры да песками, вперед и пришел. И опять улегся на камушек, лежит, охает.
Вернулся старухин сын.
— Был у ламы?
— Был.
— Что же он сказал?
А тот молчит.
— Чего же ты молчишь?
Молча отошел старухин сын от камушка, взял нож и начал точить.
— Чего ты хочешь делать?
А тот знай точит.
И наточил нож, покликал сына.
— Раздевайся!
Разделся мальчонка: не понимает.
— Чего ты хочешь делать? — крикнул заяц.
Старухин сын поднял нож и показал на сына.
— Его —
— Зачем? — заяц приподнялся.
— Сердце сына моего тебя исцелит.
— И тебе не жалко?
— Мне? Мне и тебя жалко: ты для меня все сделал. Потеряю тебя, навсегда потеряю, а сына даст мне Бог и другого.
Тогда заяц поднялся со своего камушка и открыл старухину сыну всю правду.
— Хотел испытать тебя. Теперь — верю.
И в тот же день заяц убежал в лес.
А они стали жить-поживать и счастливо и богато.
Подружились волк, обезьяна, ворона, лисица да заяц…*
Подружились волк, обезьяна, ворона, лисица да заяц и стали жить вместе в одной норе. Жили ничего, да год подошел трудный, весь хлеб подъели, а про запас ничего нету.
Терпели, терпели, а выкручиваться надо.
— Ты, Иваныч, самый у нас первый, ты все знаешь, выручи! — пристали к заяцу звери.
— Дайте, братцы, подумать, сам вижу, дело наше плохо.
Ну и стал заяц думать: туда сбегает, сюда сбегает — зайцы бегом думают, — и говорит приятелям:
— Не горюйте, братцы, я нашел лазейку, живы будем.
А сидел у царя лама, по-нашему чернец, сколько дней и ночей все молитвы над царем читал. И подходил ламе срок восвояси убираться и, конечно, не с пустыми руками. Вот этим ламой и задумал заяц поживиться.
— Выйдет лама от царя, а я на дорогу. Буду под носом у него кружиться, подбегу так близко, только руку протяни. Лама соблазнится, погонится за мной. Далеко не убегу, буду его обнадеживать. Он мешок свой с плеч сбросит, подберет полы да налегке и пойдет сигать по полю, а вы хватайте мешок и тащите в нору. Понимаете?
— Понимаем, Иваныч.
— Живо хватайте мешок и тащите в нору! — повторил заяц.
Одному только намекни и уж говорить не надо, все поймет, другому один раз сказать довольно, а третьему, чтобы втемяшить в башку, обязательно надо повторить и не раз.
— И тащите мешок в нашу нору! — повторил заяц.
Царь ламу за молитвы вознаградил щедро: с таким вот мешищем вышел лама от царя, Бога благодарил, — теперь ему от царской милости пойдет житье сытое.
А заяц, как сказал, так и сделал. Заяц обнадежил ламу, соблазнился лама — захотелось зайца поймать, а когда приятели ухватили мешок, заяц ушел от ламы.
Приволокли звери мешок в нору, тут и заяц вернулся.
И сейчас же мешок смотреть.
Развязали мешок, а в мешке чего только нет: и съедобного всякого — пироги, оладьи, печенье, и из носильного платья порядочно — штаны, сапоги, четки, и свирель такая из человечьих косток и бубен.
— Вот что, братцы, — сказал заяц, — по-моему, нашу находку следует использовать вовсю. Ты, серый, надевай-ка сапоги и иди в стадо: в сапогах тебя всякий баран за пастуха примет, и ты пригонишь целое стадо, тогда нам и горя мало, с таким запасом надолго будем едой богаты!
Ты, обезьяна, напяливай-ка штаны и иди в царский сад, залезай на яблоню и рви, сколько влезет, а яблоки в штаны складывай. Полные накладешь, возвращайся, опорожнишься, и за грушу примешься. И варенья наварим и пастилы всякой наделаем, будет сладкого у нас на загладку вдоволь!
Ты, ворона, надевай на шею четки, садись у дворца на березу, да грамотку подвесь на ветку и каркай. Заприметят тебя и всякому будет в диво: «Что это, скажут, за ворона такая в четках!» — и понесут тебе пирожных, конфетов, пряников, леденцов, а ты не моргай, все бери. Будет с чем нам чай пить!
Ну, а ты, лисица, забирай свирель да бубен, отправляйся в поле, где живут твои лисы, лисята и лисенки, труби, свисти, барабань — сбежится к тебе весь твой род лисий, ты их и веди с собой. Будет нас большое сборище, будет нам весело!
Выслушали звери зайца — умные речи любо и слушать! — и принялся всяк за свое дело.
Напялил волк сапоги, да в стадо, идет гоголем: так вот сейчас и побегут за ним бараны, баранины-то будет, объешься! Да не тут-то: бараны, как завидели волка, шарахнулись кто куда, а за ними овцы. На шум выскочили пастухи, да с палкой на волка. Пустился волк улепетывать, а сапоги-то не дают ходу, — едва выбрался.
Обезьяна в штанах забралась на царскую яблоню, полные штаны наклала яблоков и только было собралась спускаться, бегут ребятишки. Увидели на яблоне в штанах обезьяну, загалдели, закричали, да камушками и ну в нее. Цапается обезьяна с яблони, а штаны мешают, ни туда, ни сюда, уж кое-как понадсадилась да с ветки прыгнула. Вот грех, чуть было ребятам в лапы не попалась!
А ворона в четках взлетела на березу, подвесила грамотку и закаркала, — поверила, так сейчас вот ей и потащут лакомства. А было-то совсем наоборот. Увидали ворону, да камнем. Ворона хотела взлететь, а четки за сук запутались, выдраться не может. Только чудом выскочила и уж едва жива полетела.
И с лисой тоже неладное стало. Как затрубила она, забарабанила и уж куда там в сборище собираться, пустились от нее все звери улепетывать, собственные лисята и лисенки убежали без оглядки.
Идут товарищи печально: у кого глаз подбит, у кого ноги не тверды, у кого бок лупленный. Сошлись у норы и поведали друг другу о своем горе.
— Заяц — обманщик! Заяц подстроил все это нарочно, чтобы сожрать одному добычу. Давайте-ка его, братцы, отлупцуем хорошенько.
А заяц, проводив товарищей, засел на мешок, наелся хлеба и сыру и всяких печений, весь мешок подчистил. Нашел в мешке красную краску, вымазал краской себе губы, десна, и прилег в уголку, ровно б разболелся.
Нагрянули товарищи с кулаками, а заяц и слова им сказать не дал.
— Ну, братцы, и хитрящий же этот самый лама: мешок-то у него с наговором, я всего этакую малюсенькую корочку пожевал, так что же вы думаете? — кровь горлом так и хлынула.
Звери смотрят: точно, кровь, — и на губах и во рту кровь. Сердце-то у них и отошло. И принялись они за зайцем ухаживать. Уложили они зайца, закутали потеплее, ко водицы подаст, кто чего.
— Ой, Иваныч! И как это тебя Бог спас, долго ль до беды. Какой ты неосторожный! — ходили звери на пяточках, ухаживали за зайцем.
А про себя уж ни слова: уж как-нибудь подживет, не стоит зайца расстраивать.
Ночью заяц потихоньку выбрался из норы и убежал.
Проснулись наутро товарищи, а зайца нет.
— Заяц убежал, заяц — обманщик!
— Сожрал весь мешок и притворился больным. Обманщик!
— Пойдемте, ребята, изловим его и отлупим. Чего в самом деле?
И пошли ловить зайца.
Долго не пришлось приятелям путешествовать: заяц тут же забрался на гору и сидит, плетет корзину.
Завидели приятели:
— А! — кричат, — попался! Так-то ты по-приятельски с нами. Опять нас обманул: мы из-за тебя натерпелись, а ты мешок сожрал, да еще больным притворился, мошенник!
— Что такое? Какой мешок? Каким больным? Ничего не понимаю. Кто вы такие? Чего вам от меня, зайца, надо? — заяц отставил корзинку.
— Кто такие? Сам знаешь! Слава Богу, по твоей милости пострадали. Кто такие!..
— Да позвольте, я вас в первый раз вижу. Вы ошиблись. Над вами мудровал какой-то другой заяц. Зайцев на свете много и все разные зайцы. Есть зайцы — плетут корзинки, есть зайцы — разводят огонь на льду, а есть зайцы — над дураками мудруют, я из тех зайцев, которые плетут корзинки, видите! А с вами жил какой-то особенный заяц. Давеча пробежал тут один заяц и спустился вон с этой горы в долину.
— Извините, пожалуйста, мы ошиблись.
— Ну, что делать, бывает. А это, пожалуй, тот самый и есть заяц.
— Не можете ли указать нам дорогу, по которой пробежал тот самый заяц? Уж больно нам хочется изловить его и отлупить хорошенько: он — заяц плут и обманщик.
— Да вон она дорога, — показал заяц ушами, — с горы и вниз. Только мудрено изловить вам этого самого зайца, больно уж прыток. Хотите, я вам скажу одно средство, и заяц будет в ваших лапах. А то ваше дело пропало, нипочем не догнать.