Карик, не отвечая, шагнул в угол, где стояла огромная, как сундук, белая коробка, накрытая толстым листом пергамента.
— Вот она! — сказал Карик.
Он взобрался на край коробки, побарабанил босыми пятками по ее стенкам и протянул Вале руку.
— Лезь сюда! Давай!
Валя вскарабкалась наверх и села рядом с Кариком.
Карик поднатужился и сдвинул с коробки пергаментную крышку.
— Ешь! Увеличивайся! — сказал он, склоняясь над коробкой.
— А разве мы не будем ждать Ивана Гермогеновича? — спросила Валя.
— Нет. И знаешь что. Давай увеличимся раньше его. Подумай, как это будет интересно. Мы уже большие, а он еще маленький.
— Ладно. Я согласна, — сказала Валя и, проворно сунув руку под пергамент, достала полную пригоршню блестящего, как бертолетова соль, порошка.
Она поднесла ладонь ко рту, открыла рот и вдруг, опустив руку, повернулась к Карику.
— А сколько его надо съесть, чтобы увеличиться?
— Ешь больше.
— А если мы вырастем очень большие… Не очень-то приятно быть девочкой с каланчу ростом.
— Ничего, ешь! — спокойно ответил Карик. — Если перерастешь лишнее — уменьшительной жидкости выпьешь и подравняешься. Вот и все. Смотри, как я ем. Вот так.
И Карик высыпал в рот целую пригоршню порошка.
— Готово!
Валя проглотила порошок и сказала, морщась:
— Уменьшительная жидкость вкуснее.
— Нет, и порошок тоже ничего. Кисленький.
Карик спрыгнул на пол и дернул Валю за ногу.
— А теперь бежим скорей отсюда.
— Почему? — спросила Валя.
— Да потому, что сейчас нам тесно здесь станет.
— Почему тесно?
— Почему, почему! — рассердился Карик. — Да потому, что мы будем превращаться в больших людей… Пон… Ой! — вскрикнул Карик, прикусив язык.
Голова его стукнулась о потолок.
Раздался громкий треск, ящик развалился.
Яркий дневной свет ослепил Карика. Он зажмурился, протер глаза и снова открыл их.
Перед ним стояла Валя. Она ничуть не изменилась. Зато все вокруг стало совсем другим: зеленые джунгли превратились в самую обыкновенную траву. На траве лежал тонкий шест с красной, выцветшей на солнце тряпкой, комары опять стали комарами.
— Как хорошо! — сказала Валя. — Подумай только — комара не надо бояться… Вот сейчас хлопну ладонью — его и нет.
— Погоди, — перебил ее Карик озабоченно, — а где же коробка с порошком?
Они посмотрели себе под ноги.
На траве валялись обломки фанерного ящика. Среди этих обломков лежала перевернутая коробочка, а рядом с ней крошечный пергаментный листик. Ветер разносил по траве легкую белую пыль.
— Это же наш увеличительный порошок! — испуганно закричал Карик и бросился ловить пыль.
Но было поздно.
— Что же теперь будет? — с тревогой спросила Валя. — Значит, наш Иван Гермогенович останется навсегда маленьким. А может быть — мы его уже раздавили.
— А ты не суетись! — прикрикнул на нее Карик. — Чего доброго, и в самом деле раздавишь.
Валя застыла на месте, а Карик, присев на корточки, принялся причесывать растопыренными пальцами, точно гребнями, прохладную траву.
Но все было напрасно.
— Карик, — сказала Валя, — он же здесь где-то и, наверное, слышит нас. Пусть он сам выходит.
— Да, да, — согласился Карик.
Он нашел среди обломков ящика маленькую, гладкую дощечку, смахнул с нее соринки и, положив на ровное место, сказал негромко, но внятно:
— Иван Гермогенович. Вы слышите нас? Выходите на эту площадку. Вот на эту, — постучал Карик пальцем по дощечке. — Не бойтесь. Мы не пошевельнемся.
Прошло несколько минут.
Ребята сидели неподвижно на корточках и, склонив головы, смотрели на дощечку.
И вдруг на желтой фанере появилась какая-то мошка.
— Он! — задышала Валя.
— Постой, — прошептал Карик, — и не сопи, как паровоз. Ты его сдунешь с дощечки.
Сдерживая дыхание, Карик еще ниже наклонился над дощечкой, прищурил один глаз и стал пристально рассматривать крошечное существо, которое бегало взад и вперед по краю дощечки.
— Он! Наш Иван Гермогенович! — сказал Карик, прикрывая ладонью рот.
— Смотри, смотри, — зашептала Валя. — Видишь — ручками шевелит… малюсенький какой. Неужели и мы такими были?
— Еще меньше даже, — ответил Карик. — Не разговаривай. Сиди и молчи.
Валя даже перестала дышать.
И вдруг в наступившей тишине они услышали тоненький-тоненький писк — слабее комариного.
— Говорит что-то! — прошептал Карик, наклоняя ухо к дощечке.
— Что говорит?
— Не понять!
Между тем профессор соскочил с дощечки на землю и пропал в траве.
— Ушел!
— А куда?
— Значит, надо. Сиди и жди.
Через несколько минут он появился снова. На этот раз не один.
— Смотри, смотри, — сказала Валя, — на него кто-то напал.
Ребята нагнулись над дощечкой, но как ни смотрели, не могли понять: то ли это сам Иван Гермогенович тащит за собой темную бабочку, то ли бабочка вцепилась в профессора и не пускает его на дощечку.
Бабочка билась, махала крыльями, валила профессора с ног.
— Поможем ему, — сказала Валя, — а то эта дрянь съест нашего Ивана Гермогеновича.
Профессор, барахтаясь у края фанеры, что-то пищал.
— Слышишь, Карик. Это он кричит: помогите, помогите!
Валя протянула руку к бабочке.
— Подожди! — остановил Карик сестру. — Он опять что-то говорит.
Но Валя уже схватила бабочку и с размаху отбросила ее прочь, потом подняла дощечку с профессором к самым глазам.
— Он, кажется, недоволен чем-то! — сказала Валя. — Наверное, бабочка здорово помяла его.
Профессор поднимал руки к небу, бегал по дощечке и пищал. Он хватался руками за голову, топал крошечными ножками.
— Не бойтесь, — сказала Валя, — она вас не тронет. Я убила ее.
Но и это не успокоило профессора. Он еще сильнее замахал руками и даже, кажется, несколько раз плюнул. По всему было видно, что Иван Гермогенович рассержен не на шутку.
— Ну, хорошо, хорошо, — успокаивала профессора Валя, — я сейчас найду ее и раздавлю. Я ей покажу, как обижать маленьких.
Услышав эти слова, Иван Гермогенович схватился за голову, пошатнулся и вдруг так резво начал подпрыгивать на дощечке, так пищать, что Карик сразу понял: великий ученый хочет сказать что-то очень важное.
— Сейчас раздавлю! — крикнула Валя.
— Да ты не кричи! — шепотом сказал Карик. — Ты оглушишь его. Он ведь маленький. Дай-ка мне его сюда.
Карик бережно стряхнул профессора с дощечки к себе на ладонь и поднес его к уху.
— Экофора, — услышал он слабый голос профессора. — Единственная экофора. Такой экземпляр! Такой экземпляр!
— Про экофору какую-то говорит! — шепнул Карик.
— Это, наверное, порошок так называется, — тихо ответила Валя. — А порошка-то и нет…
Карик посмотрел на ладонь и сказал медленно и раздельно:
— Иван Гермогенович, что делать? Ветер унес весь порошок. Мы не виноваты…
И опять поднес ладонь к уху.
— Это ничего, — пропищал чуть слышный голосок, — у меня в лаборатории есть еще грамм такого порошка. Несите меня домой. Только отыщите сначала экофору… Она тут… В траве…
— А что такое экофора? — спросил Карик.
— Экофора, — пропищал профессор, — бабочка из семейства молей. Водится только на юге. В наших местах такие бабочки чрезвычайно редки, а Валя отняла ее у меня. Пусть непременно найдет.
— Ну, Валька, — сказал Карик, — ищи экофору. Сама выбросила эту редкость, сама и найди.
Валя наклонилась, пошарила в траве и подняла за крылышко маленькую полумертвую бабочку.
— Эта? — спросил Карик, показывая бабочку Ивану Гермогеновичу.
— Эта! Эта! — обрадовался профессор. — Захватите ее домой, только, пожалуйста, осторожнее. Не сомните крылышек.
— А в какую сторону идти домой? — спросил Карик.
— Сперва идите прямо к пруду, никуда не сворачивая, а за прудом вы сами увидите дорогу в город.
Карик сорвал широкий лист подорожника, ловко свернул его фунтиком и бережно посадил на дно этого фунтика великого ученого — Ивана Гермогеновича Енотова.
— Ну, а теперь бежим домой, — сказал он Вале. — Только, смотри, не потеряй драгоценную экофору.
— Постой. Как же мы пойдем по городу голыми?
— Подумаешь! — презрительно фыркнул Карик.
— Нет, нет, — сказала Валя, — я не пойду. Это нехорошо.
— Что значит нехорошо? — удивился Карик.
— Да у меня все кости торчат наружу. Смотри, какая я худая, надо мной смеяться будут.
— Ничего. Добежим.
— Нет и нет, — замотала Валя головой. — Надо одеться.
Валя подняла с земли скомканную рубашку профессора и накинула ее на себя. Взглянув на сестру, Карик захохотал:
— Ну и чучело! Посмотри, на кого ты стала похожа.
Рубашка Ивана Гермогеновича доходила. Вале до самых пяток. Рукава свисали до колен. Но все-таки это была одежда.
Валя засучила рукава и подобрала рубашку, точно шлейф.
— А ты как? — спросила она у Карика, не обращая внимания на смех. — Надень и ты что-нибудь из вещей Ивана Гермогеновича.
Карику пришлось влезть в брюки профессора.
Он натянул их до самого горла.
— Очень прилично! — одобрила Валя.
Утопая в штанах, Карик сделал несколько шагов, споткнулся и упал. Хорошо, что он успел вовремя поднять руку, в которой держал профессора, а то бы, наверное, потерял или раздавил Ивана Гермогеновича.
— Подверни брюки! — посоветовала Валя, помогая брату подняться и справиться со штанами.
Карик так и сделал.
Наконец все сборы были кончены.
Карик взял сестру за руку, и оба, точно сговорившись, запели дружно:
Марш вперед, — труба зовет, —
Бравые ребята!
Выше головы держать,
Славные орлята.
За прудом, точно стрела, лежала асфальтовая дорога. Она вела в город.
Глава восемнадцатая
Неожиданное нападение. — Биология пригодилась. — Снова дома. — Волнения и радости профессора Енотова. — Нелепые слухи о слонах и мухах.