Славно, славно, ох, как славно,
Ох, как славно мчаться нам.
— Поехали! Поехали! — радостно шумели угольки. Все они ужасно волновались, беспокойно двигались, толкали друг друга, а самые крошечные даже подпрыгивали.
— Ах, как весело! Ах, как интересно!
Поезд мчался сквозь леса, перелетал по мостам широкие реки. Стук колес перекатывался по степям и полям, по лугам да по веселым перелескам.
Ну что за чудесное было путешествие!
А сколько интересных встреч произошло в пути!
На большой станции угольки догнали длинный-предлинный поезд. Он был доверху наполнен золотым зерном — пшеницей.
— Здравствуйте! Здравствуйте! — кричали угольки. — Мы угольки! Мы очень важные угольки! Нас везут в подарок Семилетке. С нами едут знаменитые путешественники — Гроза морских чудовищ и его сестренка Всемирная путешественница.
— Здравствуйте, угольки! — приветствовали их зернышки. — Мы тоже очень важные! Мы — хлеб Семилетки!
— Вас много? — спрашивали угольки.
— Нас видимо-невидимо! И с каждым годом будет все больше и больше. Но до свиданья, угольки! Мы спешим. Мы очень спешим! Нас поджидают прославленные булочники и знаменитые кондитеры. Они приготовят из нас пышные караваи хлеба, сладкие булочки, пирожные, кремовые торты и много-много разного печенья.
Не успел поезд с пшеницей отъехать, как подкатил уже другой, с кукурузой.
— Здравствуйте! — зашумели угольки. — Мы — угольки! А вы кто будете?
— Мы — кукуруза! Ценный груз! Мы — кукуруза кукуруз! Но мы спешим! Нас ждет разгрузка и погрузка. И мы волнуемся, как всякий груз. Нас превратят на фабриках и заводах в бумагу, клей, муку, в крупу, крахмал, в масло, спирт, патоку и… ах, нам некогда! Прощайте! Добрый путь! Счастливо путешествовать!
Поезда шли навстречу, обгоняли друг друга, и все они везли подарки Семилетке, и все они торопились.
Попадались и такие важные путешественники, которые на уголь глядели свысока.
Однажды угольки обогнали поезд, набитый странными штуками. Темные, как уголь, приземистые, широкоплечие, они стояли на платформах, словно братья-близнецы, но очень угрюмые, очень гордые.
Угольки не знали, кто эти гордые путешественники, поэтому они поздоровались вежливо и спросили:
— Скажите, кто вы будете? Мы, например, угольки!
Гордые путешественники не сразу ответили. Они стояли насупившись, молча посматривая один на другого и как бы думали: стоит ли разговаривать с угольками, но после долгого молчания один из них сказал чугунным голосом:
— Мы — чугун!
— Чугун? А это что же такое — чугун? — робко спросила Угольная Крошка.
— Это все! — прогудел чугун.
— Вот как! — переглянулись угольки, не зная что сказать. — А что же это такое — все?
— Мы — станки и машины! Мы — заводы, мосты, пароходы! Плуги, пушки и школьные перья. Дороги, кино и радио. Мы — чугун! Мы — самое важное, самое главное. Но довольно! Нам некогда!
— Вы очень спешите?
— Нам нужно превратиться в железо и сталь! Сегодня! Завтра! Послезавтра!
— Превратиться? — удивились угольки. — Вы не хотите быть чугуном? Самым важным и самым главным?
— Дун, дун! — загудела Чугунная Болванка. — Мы всегда превращаемся в сталь и железо. Таков закон металла. Чтобы делать станки, машины, рельсы, трубы, тракторы, подъемные краны и много, много других вещей, нужно много железа и стали. Очень много.
Но хватит! Мы не привыкли так долго говорить.
И чугун уехал.
Наконец поезд остановился на большой станции. К платформам с углем подошли люди. Очень высокий, очень худой человек сказал очень толстым голосом:
— Гм, гм! Уголь неплохой! Преотличные чулки выйдут из этой партии.
— Какие чулки? — заволновались угольки. — Мы же — угольки! Понимаете? Мы двигаем машины! Мы — главные начальники машин! Вы с кем-то путаете нас!
Но люди не понимали угольного языка. Они нагрузили угольками машины и помчали их по улицам большого красивого города.
Угольки так кричали, так возмущались, что угольная Лопата (она ехала вместе с ними) вынуждена была вмешаться в разговор.
Это была очень образованная Лопата. Уж она-то немало повидала на своем веку. Кое-что она слышала от знакомой швабры и беседовала с очень развитой половой тряпкой, которая мыла полы в лаборатории. Вот поэтому-то Лопата охотно делилась своими большими знаниями со всеми, кто нуждался в ее полезных советах.
— Чулки, — пояснила она, — это такие тонкие, мягкие штуки. Люди надевают их на ноги, чтобы ходить друг к другу в гости.
— Но мы же твердые! — закричали угольки. — Нас нельзя надевать. И разве для того мы рождены, чтобы в нас ходили в какие-то гости. Мы — главные начальники машин. Мы заставляем их работать, двигаться. Дви-га-а-ться! Понимаете?
Лопата засмеялась:
— Вот познакомитесь с Химией, посмотрю я тогда, что скажете.
— Да мы и знать не хотим никакой Химии! — закричали возмущенные угольки. — Тысячи лет ее не видели и еще десять тысяч лет видеть не хотим. Совсем она не нужна нам.
— Мы же ехали к Семилетке, — вмешался в разговор Толстый Уголек. — Наверное, к Химии нас везут по ошибке.
— Химия, — сказала Лопата, — и Семилетка — один и тот же адрес. Ведь Химия — это правая рука Семилетки. И люди говорят, что занимает она почетное место рядом с металлом и машинами! Нет, не по ошибке повезли вас к Химии. А для превращения.
— Что, что? Химия превращает? Кого превращает? Во что превращает? — подпрыгнула Угольная Крошка.
— Да что угодно и во что угодно превращает Химия! — сказала Лопата. — В том-то вся и штука!
— Хрым-хрым, — заскрипел боками Острый Уголек, — хотел бы я все-таки знать, простите, во что можно превратить, допустим, благородный уголь? В кого тут могут превратить нас, повелителей машин?
— Вас-то? — усмехнулась Лопата. — Во что превращает Химия уголь? А я скажу. Почему не сказать? Ну-те-с, значит, так: Химия превращает уголь в удобрения, в духи и телефонные аппараты, взрывчатые вещества и детские игрушки, в асфальт и мячики, в морские канаты, нашатырный спирт, аспирин, ковры, плащи, галоши, меха, патефонные пластинки, шины, лекарства, пуговицы, костюмы, обувь, ткани, чернильницы… Фу, задохнулась.
Это была очень пожилая Лопата, и потому говорила она с одышкой, но если бы даже молоденькая лопаточка попыталась перечислить все вещи, которые приготовляют из угля, то и она с трудом управилась бы с такой задачей.
Вот тут наш художник нарисовал кое-какие вещи, которые можно получить из угля. Но все они не поместились на одной странице, и художник побежал в магазин купить самый-самый большой лист бумаги, а когда он вернется, мы попросим его нарисовать все-все, что получается из угля. Рисует он довольно быстро и за каких-нибудь два или три года вполне успеет управиться с такой работой.
Тяжело отдуваясь и пофыркивая, самосвал с угольками въехал в заводской двор.
Угольки зашумели, некоторые стали подскакивать, пытаясь заглянуть через борт.
— Потише, потише! — строго прикрикнула Лопата. — Довольно шуметь! Приготовьтесь превращаться в чулки!
— Ой, я боюсь! — запищала Угольная Крошка. — Я никогда еще не превращалась в чулки.
— Ничего, ничего, малышка, — кашлянула Лопата, — это не так страшно. Дайте-ка, я подсажу!
А где же Кук и Кукки? Почему молчит наш храбрец? Не выпал ли он из грузовика?
А потому молчит отважный Кук, что все это время он очень внимательно прислушивался к разговору угольков с Лопатой, а слушая, изумлялся все больше и больше, и все шире и шире открывался его рот от изумления. Так, с широко открытым ртом, Кук и въехал во двор. Тут Кук вежливо поклонился Лопате и также вежливо спросил ее:
— Мы куда же приехали?
Лопата оглядела Кука и Кукки с головы до ног и вдруг так рассердилась, что вся даже задрожала.
— Как вы сюда попали? А ну-ка прочь! — и выбросила путешественников на землю. — Чуть только не досмотришь — так вместе с благородным углем, того и гляди, попадет на завод разный мусор.
— Кто мусор? — выпрямился во весь рост оскорбленный Кук. — Это я мусор?! — закричал он негодующе. — Да как вы смеете? Да известно ли вам, что я Гроза морских чудовищ? О-о, это я не оставлю безнаказанным. Где Кукки? Держи меня, Кукки!
Кукки умоляюще сложила ручки.
— Многоуважаемая Лопата, — сказала она дрожащим голосом, — пожалуйста, не сердите братца! Он такой вспыльчивый и страшный в гневе, что я просто боюсь за вас. Прошу, не называйте моего братца мусором! Мыс ним ведь тоже из дерева. Как уголь. И, кажется, тоже чуть-чуть благородные!
— Ладно, ладно, — уже добродушно проворчала Лопата. — Ступайте, малыши, подобру-поздорову. Так и быть, не трону вас!
Кук даже подпрыгнул от негодования.
— Она не тронет меня!? — вскричал он. — Нет, это уже чересчур! Держи меня, Кукки! Умоляю, держи меня как можно крепче, иначе я наколю из уважаемой Лопаты мелкие щепки, а щепки превращу в стружки и опилки. Да я тут все разнесу!
Перепуганная Кукки схватила расходившегося братца за руку и потащила за собою через заводской двор на улицу.
Когда оскорбленные путешественники миновали заводской двор и вышли на улицу, Кукки облегченно вздохнула и показала пальчиком на окна длинного цеха.
— Лучше посмотрим, Кук, что стало с нашими родственниками. Я видела: их повезли в это здание. А мы даже не попрощались с ними.
— Что ж, — сказал Кук, успокаиваясь, — я не прочь посмотреть. Может быть, родственники нуждаются в помощи, тогда я сделаю для них все, что в моих силах.
Цепляясь за выступы кирпичей, Кук храбро полез вверх и через несколько минут добрался до карниза, который тянулся вдоль заводских окон.
— Здесь они! Вижу! — закричал Кук, перебегая по карнизу от окна к окну. — И еще тут уйма каких-то машин.
— А Химию видишь? — спросила Кукки.
— Химию? Нет, Химии не видно. Слушай, Кукки, эти машины, наверное, слуги Химии. Так я думаю. Ого, — прижался он носом к стеклу, — наших твердых родственников Химия уже успела сделать мягкими.