Карик, фыркая, вернулся обратно и протянул Вале руку.
— Давай хватайся!
Но не успел он дернуть Валю за руку, как почувствовал, что и его ноги запутались.
Ребята изо всех сил захлопали по воде руками.
Вода забурлила как в котле.
— Ой, ой, — захныкала Валя, — не могу… Никак не могу…
— Сильней! Сильней! Не поддавайся!
Но все было напрасно. Сдвинуться с места ребята уже не могли. Крепкие, липкие сети опутывали теперь не только ноги, но и все тело, тянули вниз, под воду.
Минута, другая — и вода с тихим всплеском сомкнулась над их головами.
Захлебываясь и пуская пузыри, ребята погружались все глубже и глубже.
И вдруг чьи-то крепкие, упругие щупальца скользнули по их рукам и ногам, вырвали ребят из сетей, крепко сжали и потащили куда-то вниз, на темное дно.
Ребята захлебывались противной, теплой водой.
Перед глазами поплыли желтые рябые круги. В ушах запело, зазвенело тоненько-тоненько:
— Ти-и-и-ить!
Еще секунду — и они задохнулись бы, но в это время что-то с силой подбросило Карика и Валю вверх, и легкие их сразу наполнились воздухом.
Глубоко вздохнув несколько раз, Карик раскрыл глаза. Он увидел мокрое испуганное лицо Вали. Она широко открывала рот, силилась что-то сказать, но изо рта лилась только вода.
Ребята болтались в воздухе. Их держала высоко над водой огромная мохнатая лапа.
Теперь можно было дышать, однако над головами, вместо ласкового голубого неба и веселого солнца, висел темный, покрытый плесенью свод. Сырые, мрачные стены поднимались из воды.
Валя заплакала.
— Ну, что ж, — сказал печально Карик, — все люди когда-нибудь умирают. Не плачь, Валя!
Но сам всхлипнул и зарыдал еще громче Вали.
Черная вода забурлила.
Она вздулась горбом. Горб лопнул, и показалась медленно всплывающая жирная туша. Потоки воды скатывались по огромным круглым бокам. Потом рядом с туловищем появились мохнатые ноги и еще ноги, и наконец сквозь слезы ребята увидели паука-великана.
Он покачивался на воде, рассматривая ребят холодными, злыми глазами.
Восемь маленьких, немигающих змеиных глаз смотрели на ребят, стерегли каждое их движение.
Карик и Валя рванулись, но паук так крепко стиснул их в своей лапе, что они даже не смогли крикнуть.
Восьмиглазое чудовище перевернуло ребят вниз головами, потом быстро-быстро завертело, закружило их…
В глазах у ребят стало темно, в ушах зазвенело.
Карик и Валя потеряли сознание.
Глава четвертая
Профессор Енотов уходит в иной мир. — Загадка простой паутины. — Первая охота. — Панцирь и копье. — Ловушка. — Иван Гермогенович в опасности.
На вершине зеленого холма стоял профессор Енотов.
Белые брюки его были измазаны смолой и глиной. Галстук съехал набок. Помятая шляпа сидела на затылке, открывая красный и потный лоб. Из густой бороды профессора торчали сухие веточки.
В одной руке Иван Гермогенович держал небольшой фанерный ящик. В другой — длинный, тонкий шест. К концу этого шеста был привязан красный платок. Он развевался на ветру, как флаг.
— У-фу! — отдувался профессор, осматриваясь по сторонам. — Кажется, это здесь…
Внизу, у подножья зеленого холма, блестел на солнце тихий, сонный пруд. На синей неподвижной воде чуть покачивались водяные лилии. В гуще камышей плескалась рыба.
Профессор поставил на землю ящик, а рядом воткнул шест.
— Ну что же, начнем, — вздохнул Иван Гермогенович и, сбросив шляпу с головы на землю, принялся рвать траву обеими руками.
Нарвав целую охапку, он тщательно прикрыл травой фанерный ящик, потом подошел к шесту, воткнул его поглубже, подергал, качнул вправо, влево.
Шест стоял крепко.
— Отлично, — сказал Иван Гермогенович.
Сунув руку в карман, он вытащил маленькую пузатую бутылочку. Серебристые пузырьки поднимались со дна, сталкивались и лопались.
Иван Гермогенович разделся, бросил небрежно одежду на траву и взял в руки бутылочку с серебристой жидкостью.
— Я думаю, этого хватит вполне, — сказал он.
Посмотрев по сторонам, он грустно вздохнул и, запрокинув голову, выпил залпом все, что было в пузырьке.
— Ну вот и прекрасно! — пробормотал профессор. И, размахнувшись, бросил пустой пузырек в пруд.
Некоторое время Иван Гермогенович стоял на месте, задумчиво посматривая на широкие круги, которые бежали один за другим по воде, на свои руки, потом шагнул вниз к пруду и… словно растаял.
Там, где только что стоял большой человек, теперь торчал одиноко длинный шест с красным флажком, а внизу, около шеста, валялось помятое платье, ботинки и полосатые носки.
Что же стало с профессором?
Проглотив жидкость, он стоял, переступая босыми ногами.
Скоро все вокруг него начало изменяться чудесным образом.
Трава с удивительной быстротой потянулась вверх. Каждая травинка росла, набухала, становилась все толще и выше.
Не прошло и минуты, как вокруг него зашумел густой лес. Блестящие зеленые стволы обступили профессора со всех сторон. Каждое дерево было похоже на гигантский бамбук.
Высоко над вершинами деревьев тихо раскачивались огромные чаши красных, желтых, голубых цветов, осыпая лес золотистой пылью, от которой шел пряный, одуряющий запах.
— Ну вот, ну вот, — сказал, потирая руки, Иван Гермогенович, — я так и знал. Конечно, этот травяной лес напоминает чем-то тропики.
В этом удивительном лесу не было мрака и тишины, как в старом сосновом бору. Не походил этот лес и на березовые рощи, где листва шумит и шелестит не умолкая.
Нет, это был особенный лес.
Он весь светился, зеленый и солнечный. Голые блестящие стволы стояли на холмах и спускались в овраги. В лесу сияли синие озера и тихо журчали ручьи.
Тишину то и дело нарушали странные шорохи. Казалось, где-то, совсем рядом, осторожно крались за профессором какие-то звери.
Идти было трудно. Тело царапали острые листья. Он поминутно проваливался в ямы. Солнце припекало, и профессору казалось, будто он прогуливается в печке. Почва леса была похожа на поле битвы, изрытое артиллерийскими снарядами.
В густых зарослях висели то тут, то там липкие сети, и нужно было очень осторожно обходить эти ловушки.
— Паука работа! — бормотал Иван Гермогенович, пробираясь сквозь заросли.
Изредка Иван Гермогенович останавливался и долго стоял, рассматривая с любопытством искусную работу лесного ткача.
Но особенно внимательно профессор вглядывался в бесчисленные узелки, густо рассыпанные по всей паутине.
Ивану Гермогеновичу, конечно, было известно, что ловит насекомых не сеть, а именно эти крошечные липкие узелки. К ним, точно к свежему столярному клею, прилипают крылья и лапки насекомых, и тогда насекомое становится добычей паука.
Все это было давно известно профессору. Но одно дело знать, другое дело все это видеть своими глазами.
Прошел уже целый час, а Иван Гермогенович совсем забыл, где он находится и даже зачем он пришел сюда.
Ему казалось, что он сидит у себя в кабинете, склонившись над микроскопом, и перед ним один за другим проходят его старые знакомые.
Но что микроскоп?! Разве через стекла микроскопа увидишь всего паука сразу?
Конечно нет.
Микроскоп позволяет рассмотреть только глаз паука или кончик его ноги, или коготок, похожий на гребень, или узелок паутины.
А тут перед профессором сидел весь паук, огромный, как бык, и можно было сразу разглядеть все его восемь глаз, две пары челюстей, восемь ног с коготками-гребнями и вздутое мягкое брюхо.
Но больше всего радовало Ивана Гермогеновича то, что паук был живой и охотился.
Под микроскопом — даже под самым совершенным микроскопом — нельзя было увидеть, как паук ловит свою добычу. А вот сейчас профессор мог наблюдать это на расстоянии вытянутой руки.
Паук охотился.
Он притаился, огромный и мягкий, около расставленных сетей, прямо к нему тянулась сторожевая нитка. Паук сидел, как рыбак на берегу, и ждал.
Вот-вот дернется нитка — и тогда он бросится на свою добычу, вонзит в нее когти с ядом, убьет и высосет из нее кровь.
Профессор смотрел на раскинутую сеть, позабыв все на свете. Вдруг в воздухе над его головой что-то прожужжало, точно снаряд, и с воем врезалось в сеть.
Сеть вздрогнула, заплясала.
— Ага! — крикнул Иван Гермогенович. — Есть одна.
В сетях билось, извиваясь и барахтаясь, огромное крылатое животное.
Оно было побольше паука, во всяком случае — длиннее. Прозрачные, покрытые жилками крылья выгибались дугой, пытаясь оторваться от липких узелков паутины, но выбраться из сетей было не так-то просто.
— Оса. Ну да. Она самая, — сказал Иван Гермогенович и подошел к самой сети.
Паук, опираясь на гребни ног, быстро заскользил по своей паутине, прочесывая ее ногами, точно волосы гребнем. Он обежал вокруг осы раз, другой, потом осторожно стал подкрадываться к ней сзади.
Оса стреканула острым жалом.
Паук отпрыгнул назад и снова закружился и забегал вокруг осы. Но стоило ему только приблизиться к осе, как она выгибала свое коленчатое брюхо и угрожающе вытягивала вперед гладкое, острое жало.
Паук попробовал напасть на осу сзади, сбоку, но всякий раз его встречало изгибающееся, как шпага, осиное жало.
— Любопытно, очень любопытно! — бормотал профессор, наблюдая за борьбой осы и паука.
Наконец, после тщетных и бесплодных попыток, паук вынужден был отказаться от борьбы с опасной добычей.
Описывая широкие круги, он суетливо побежал по своей паутине, сотрясая ее, заставляя осу прыгать, как в люльке.
Оса забилась еще сильнее.
Бегая вокруг осы, паук торопливо обрывал нитку за ниткой. Наконец оса рухнула, увлекая за собой сети, на землю, на край глубокого оврага.
Беспомощно барахтаясь и запутываясь все больше и больше, она покатилась вниз по крутому склону, а за ней посыпались комья земли и камни.
— Ага! Ага! Вот это прекрасно! — обрадовался Иван Гермогенович. — Это мне как раз на руку.