СЕРИЯ«ЭПОХИ И СУДЬБЫ»
КОРНЕЙЧУКОВСКИЙ
ДНЕВНИК
1901—1969
Том 2
1930—1969
Москва
«ОЛМА-ПРЕСС»
2003
ББК 83.3(2Рос-Рус)6
Ч88
Исключительноеправо публикациикниги К. И. Чуковского
«Дневник.1901—1969»
принадлежитиздательству«ОЛМА-ПРЕССЗвездный мир».
Выпускпроизведенияили его частибез разрешенияиздательствасчитаетсяпротивоправными преследуетсяпо закону.
Составление,подготовкатекста, комментариии подбор иллюстрацийЕ. Ц. Чуковской
Художник
ЧуковскийК. И.
Ч 88 Дневник.1901—1969: В 2 т.— М.: ОЛМА-ПРЕССЗвездный мир,2003. — Т. 2: Дневник.1930—1969. с.: ил. –– (Эпохии судьбы).
ISBN 5-94850-031-4 (общ.)
ISBN 5-94850-033-0 (Т. 2)
Второйтом «Дневника»К. И. Чуковского(1930—1960) по тональностии характерузаписей резкоотличаетсяот первого. Внем нашли отражениедраматическиеи трагическиесобытия в жизниобщества исемьи Чуковских30-х—40-х годовдвадцатогостолетия: арестыи гибель близкихлюдей, запретына публикации,война… Несмотряна неизбежныеумолчания,пробелы и вырванныестраницы, вдневникепрочитываютсятрагическиеобстоятельствасудеб А. Ахматовой,Б. Пастернака,А. Фадееваи многих других.
Интереснейшиеподробностилитературнойи общественнойжизни 50-х—60-х годовсодержатсяна страницахдневника техлет: КорнейИванович поддерживаетА. Твардовскогои редакцию«Нового мира»,Б. Пастернакаи А. Солженицына;подпись Чуковскогостоит подмногочисленнымизаступническимиписьмами 60-хгодов.
ББК83.3(2Рос-Рус)6
ISBN 5-94850-031-4 (общ.)
ISBN 5-94850-033-0 (Т. 2) © Е. Ц. Чуковская,2002
14 апрелявечер. Этострашный год— 30-й. Я хотел сянваря начатьписание дневника,но не хотелосьписать о несчастьях,все ждал счастливогодня,— и вот заболелаМура, сначаланога, потомглаз,— и вотмоя мука с Колхозией,и вот запрещенымои детскиекниги, и вотбешеная волокитас Жактом — таки не выбралосьсчастливойминуты, а сейчаспозвонилаТагер: Маяковскийзастрелился.Вот и дождалсясчастья. Одинв квартире,хожу и плачуи говорю «МилыйВладимирВладимирович»,и мне вспоминаетсятот «Маякоỳский»,который былмне так близок— на одну секунду,но был,— которыйбыл влюбленв дочку Шехтеля(чеховскогоархитектора),ходил со мноюк Полякову;которому я, какдурак, «покровительствовал»;который игралв крокет, какна биллиарде,с влюбленнойв него ШуройБогданович;который добивался,чтобы Дорошевичпозволил емунаписать свойпортрет и жилна мансардевысочайшегодома, и мы с нимходили на крышу.<…> и как онвлюбился вЛили, и приехал,привез моепальто, и лечилзубы у доктораДоброго, и говорилЛили Брик «целуюваше боди и всев этом роде»,и ходил на моилекции в желтойкофте, и шелсвоим путем,плюя на нас, ивместо «милыйВладимирВладимирович»я уже говорю,не замечая:«Берегите,сволочи, писателей»,в последнийраз он встретилменя в Столешник.переулке, обнялза талию, ходилпо переулку,как по коридору,позвал к себе— а потом незахотел (очевидно)со мной видеться— видно, подчьим-то влиянием:я позвонил, чтоне могу бытьу него, он обещалназначитьдругое числои не назначил,и как я любилего стихи, чуяв них, в глубинах,за внешним, иглубины, и лирику,и вообще большуюдуховную жизнь…Боже мой, небудет мне счастья— не будет передышкина минуту, казалось,что он у меняеще впереди,что вот встретимся,поговорим,«возобновим»,и я скажу ему,как он мне святи почему — имне кажется,что как писательон уже все сказал,он был из тех,которые говорятв литературеОГРОМНОЕ слово,но ОДНО,— и зачемтакому великанубыло жить средитех мелких«хозяйчиков»,которые поперливслед за ним— я в своих первыхстатьях о немвсегда чувствовал,что он трагичен,безумный, самоубийцапо призванию,но я думал, чтоэто — насквозьлитература(как было уКукольника,у Леонида Андреева)— и вот литературастала правдой:по-другомузазвучат
Скажитесестрам Людеи Оле,
Что ей уженекуда деться1.
И вообще всеего катастрофическиестихи той эпохи— и стихи Есенину— о, перед смертьюкак ясно онвидел все, чтосейчас делаетсяу его гроба,всю эту кутерьму,он знал, чтобудет говоритьЕфим Зозуля,как будут покупатьему венки, онвидел Лидина,Полонского,Шкловского,Брика — всех.
ПозвонилаВера Георгиевна.Лили Брик,оказывается,за границей.
22/IV.Еду в трамвае.Вижу близорукимиглазами фигурку,очень печальную— и по печальнойпоходке узнаю,вернее угадываю— Зощенко. Ясоскочил страмвая (уБассейной),пошел к нему.Сложное, мутное,замученноевыражение лица.Небритые щеки— усталые глаза.— «Плохо мне».— «Что такое?»—«С театром…столько неприятностей.Актеры ничегоне понимают…Косой пол делают.(В голосе тоска)…Звали менясегодня в Большойдраматический,чтобы я почиталим своего «Товарища»,я обещал, неспал из-за этоговсю ночь и кончилтем, что по телефонуотказался. Хотяони все собрались».Очень удручен.Я стал говоритьему, что он самыйсчастливыйв СССР человек,что его любяти знают миллионылюдей, что талантего дошел донеобыкновеннойзрелости, чтоне дальше чемсегодня я читалвслух его «Сирень»—и мы хохоталидо слез. Этоего приободрило,он пошел провожатьменя в ГИЗ — иособенно обрадовался,когда я случайнопо другомуповоду сказалему, что Гоголятоже ругали— именуя еговещи «малороссийскимижартами». Давноя не видал егов такой мизантропии.Он говорит, чтовидеть никогоне может, чтоСтенич емунадоел, но чтобез людей онтоже не может.Я сказал ему,чтобы он поехалв Сестрорецки кончил бы тамсвою повесть«Мишель Тинягин»2,которую онсейчас пишет.Он с испугом:«Я там и днябез людей непроживу. Мелькают,мне легче». ОМаяковском:Зощ. видел егопосле провала«Бани» в Народномдоме. Маяк.был угрюм, растерян,подавлен. «Никогдаего таким невидел. Я сказалему «Вы всегдатакой победительный».<…>
Расставшисьс Зощенко, япошел в ГИЗ.Долго говорилс Камегуловым,к-рый мне оченьпонравился.Простой, искренний,весь на ладони,молодой.
Вышла моякнига «Рассказыо Некрасове».Я не рад, о нет— напротив. Онапошатнет моюредактуруНекрасова. Чуетмое сердцебеду. В ГИЗеупорно говорили,что покончилс собой ОсипМандельштам.
В ГИЗе я встретилМишу Слонимского— в «Звезде».«Звезда» приятнатем, что в нейеще сохранилсякакой-то богемныйдух. Вис. Саяновне сидит наодном месте,за редакторскимстолом, а бегаетпо комнате,присаживаясьс каждым новымсотрудникомна новое место,то на подоконник,то на край стола.Стульев вообщемало и сидетьна столах —обычай. Всегдаесть три-четырененужных человека,поэты, которыетут же читаютдруг другустишки. Пальтовешаются наручки дверей,на телефонныештепсели. Вовсех остальныхкомнатах ГИЗа— кладбищенскийпорядок, дисциплинамертвецкой,а здесь ещекусок литературнойжизни. Слонимскийрассказывал,что Зощенковесь свой советскийязык почерпнул(кроме фронта)в коммунальнойквартире ДомаИскусств, гдеСлоним. и Зощенкоостались жить,после того какДом Искусствбыл ликвидирован.И вот он таквпитал в себяэтот язык, чтоникаким другимписать уже неможет.
О МаяковскомСлонимскийвспомнил, какв декабре 20 годаГумилев нарочноустроил в одномиз помещенийДома Искусствспиритическийсеанс, чтобыослабить интереск Маяковскому.
7 мая. ПроМуру. Мнедаже дико писатьэти строки: уМуры уже пропаллевый глаз, аправый — едвали спасется.Ножка ее, кажется,тоже погибла.<…>Я ночью читал«Письма» Пушкина— и мне в глазалезло «слепецКозлов» и т. д.Взял Лермонтова— «Слепец, страданьемвдохновенный».<…>Как плачетМ. Б. — раздиралана себе платье,хватала себяза волосы <…>
11 мая.Позвонил Тынянов.«Как вы себячувствуете?Дорогой мой!Завтра еду вПетергоф — нанесколько дней— сейчас хочук Вам». Он пришелизможденный— и целый часпосвятил Муре.Подробно вникаяв ее болезньи советуя, советуя,советуя, чтоделать. Какиеужасы были сним самим. <…>Он уверен, чтокем-то указаноне сбавлятьему, Тынянову,налога, во чтоя, признаться,не верю.К счастью, онпродал в ГИЗсвоего «Кюхлю»(новое изд.) по225 р. за лист 5000 экз.—в качестве 1-готома собраниясвоих сочинений— все эти деньгии пойдут фининспектору.Перед этим онобратился былок Ионову (месяца4 назад). Ионовсказал: «Стараякнига, издательствунужно бы что-нб.поновее... нутак и быть, издам,250 р. за лист, 10.000экземпляров».—Это грабеж, ноя согласился— чтобы заплатитьфининспектору...Проходит месяц,два, три — отИонова нетответа — звонюГорлину, ответанет. Вот каковИонов!.. Еще яснееон показал себяв истории спародиями. Делов том, что годназад Леногизнавязал мнезадачу сделатьему книгу пародий.Я сделал этукнигу, заплативмного денегмоему помощникуРейсеру. Нотеперь, подвлиянием новыхтечений, мнесообщают, чтоГИЗ передалкнигу «Пародий»— в «Academia».Отлично.Иду в «Academia»— полученописьмо от Ионова:Тынянов хочетслишком дорогоза предисловие(по поводу к-рогоуже есть договор)— дать ему вместо150 р.— 125 р.!!!
Я ответил,что дарю импредисловие— не беру никопейки. Ионовпоставил ивторое условие:не 70 рублей залист, а 40 (то естьменьше, чемТынянов заплатилРейсеру!!). Наэто я не согласился,и вот книгависит в воздухе3.
Рассказывал,как вызвалиего в «скоруюпомощь», гдележал при смертиего племянник.Он вызвал кплемянникупрофессора,но главный врачне допустилпрофессора.
Тыняновсказал: «Янастаиваю».
— А вы гдеслужите?
Т ы н я н о в.—Вот этого я вами не скажу.
В р а ч.—Ну тогда в видеисключенияразрешаю. <...>
12 мая.У меня был грипп.Я уехал и провалялсяв Питере. Вчераполегчало,приехал к Муре.<...>
11 мая былу меня Тынянов— соблазнялзаграницей,Горьким, новымилекарствами,внутривеннымвливанием.«Поезжайтес Мурой в Берлин!На станции AmZoo вас, помоей просьбе,встретят Гульи Совин [нрзб.—Е. Ч.] —и устроят Мурув санатории— и она поправитсябыстро, или вАлупку — тамд-р Изергин,великолепныйстарый врач.Санатория егоимени. У моейкузины былболен сын —40,2°, запросилиИзергина телеграммой