Асеева, Бухова,Багрицкого,Анатолия Виноградова,О. Мандельштама,Крученыха, ипр., и пр., и пр. Ипроехал изстоловой кЛеониду Гроссману.У Гроссманакак всегдачинный, спокойный,профессорскийласковый тон,говорливаяи очень радушнаяФимушка, разговорыо Достоевском,о злодее Чулкове,который
не ведаетсвятыни,
не знаетблагостыни6.
Приходят ещекакие-то профессороподобныелюди, ЛеонидГроссман читаетнам статью оновонайденныхчерносотенныхстатьях Достоевского(в «Гражданине»).Статья вялая,не всегдадоказательная,но я слушаю судовольствием,так как давноне слыхал ничеголитературного.<...> С ЛеонидомГроссманомя имел разговорпо интересующимменя некрасовскимделам,
18/VIIIа к Усиевичпошел по детскимделам. ЕвгенияФеликсовнаУсиевич (дочьФ. Кона), тощая,усталая, милая.Сразу заговориласо мною о моихдетских книгах— хочет датьо них статьюв «Литгазете».<...> Когда я уходил,она сообщиламне свой каламбур:
Прежделитературабыла обеднена,а теперь онаогорчена(Бедный и Горький).
Отнее — к Шкловскому.У Шкл. мне понравилосьбольше всего.Я долго разыскивалего в дебряхМарьиной Рощи.И вот на углудвух улиц какие-тотри не то прачки,не то домхозяйкипоглядели наменя и сказали:
— А вы не Шкловскогоищете?
— Да.
— Ну, идитевона в тот дом,что справа, вонрыженькая дверьи т. д.
Узнали помоему лицу, пофигуре, что мненужен Шкловский!Шкловский былзанят с кинорежиссеромТомашенко, яушел в заднююкомнатенку,сел у окна сХарджиевыми Трениным, имы заговорилио поэзии. Ониоба так обаятельны,так увлеченылитературой,так преданыШкловскому,относятся комне так сердечно,что мне в ихобществе сталовпервые в Москве— не душно и нетяжело; сталиговорить оСлучевском,о Фете, о Ходасевиче— оба они частоубегали в соседнююкомнатушку,где библиотекаШкловского,—достать то ту,то другую книгу.Потом тяжелойпоступью вошелШк. — «У К. И. головакак будто мыломнамыленная»(седая) и сейчасзаговорил оЛёвшине. Чтовы знаете проЛевшина? Я знаюпро Левшинамало. Пойдемв б-ку. Вот вамлестница, полезайтепод потолок,вон три аршинаВельтмана, авон там втораяснизу полкався занятаЛевшиным.— Нет,тут не Левшин,а Чулков, потомучто написано«Русские сказки».—В том-то и дело,что все этисказки — Левшина.И русские идревлянскиесказки не Чулковымнаписаны, аЛевшиным. Вотпосмотрите.—Он приволокобъемистуюрукопись, написаннуюим по поводупроблемы «Левшин— Чулков» —теперь она ужепродана и будетпечататься.У Шкл. полондом приживальщиков,родственниковжены и т. д. «Яза стол сажусьзимою сам-четырнадцать».И теперь мысели сам-пять,он угостил насна славу мясоми окрошкой ичаем с вареньем.
И тут за чаемначал участливыйразговор обомне. «Бросьтедетские книгии шестидесятников.Вы по существукритик. Пишитепо своей специальности.Вы человек —огромноготаланта и веса.Я буду писатьо вас в «Литгазету»— пролью о васслезу (Харджиев:«Крокодилову»)— а вы займитесьДжойсом. Непременнонапишите оДжойсе». Потомвсе втроем онипошли проводитьменя к автобусу.<...>
Вчера жеперед Шк. я былу Литвиновойна Спиридоновке,30. Очень изящнаяквартира, окнамиво двор, флигелекпри Наркоминдельскомдоме, обстановкатакая, в к-ройживут за границейсредней рукидоктора, присяжныеповеренныеи проч. КомнатаЛитвиновой— книги в хорошенькихпереплетах,картина Маковского,художеств.плакат на револ.тему, сделанныйкаким-то иностранцем,—и что большевсего меняпоразило: целаяэтажерка, прикрытаяплюшев. занавеской,—ее ботинкиоколо 20 или 25 пар.Я пришел к нейпросить ее отимени «Academia»,чтобы онаперевела наангл. язык моидетские книги.Она согласилась.<...> Дети Литвиновойв Турции, и Мишаи Таня. Литвиновапоседела, оченьэнергична,переводит наанглийскийязык какую-топлоховатуюпьесу.
Снова былу Крючкова. Кнему приехална своей великолепноймашине Халатовс дочерью Светланойи женою. Ониедут к Горькому— у Горькогопраздник: имениныего внучкиМарфиньки.Бедная Марфинька:ей везут целыегоры подарков,в Горки едутдесятки людей,к вечеру готовитсяфейерверк, исытый обнаглелыйкомендант рыщетпо всем распределителямдостать бенгальскиеогни.
21/VIII.<...> Любопытнонаблюдатьтеперь жизнь«Литературнойгазеты». Теперьее руководителистремятсясделать еенаилиберальнейшей:заказываютстатьи о Зощенке,об О. Мандельштаме,о моем «Крокодиле».Но позиция еетрагическибеспочвенна.Рапповщинарвется из всехщелей. Вчерак Фельдману,одному из руководовгазеты, пришлаЖурбина и предложиларяд статейпротив Шкловского:«надо изобличитьего реакционность.Он протаскиваетконтрабандойформализм».Если молодаяписательница— теперь, когдапартия предоставиланам «дышатьна три четвертигруди»,— самапо своей воле,после сверженияраппа, лезетв бой с разбитымформализмом,—значит, рапповщиныне выкуришьникакими декретами.
(Вчера в «Литгазете»был Асеев. Показывалразные трюки,стоял на головеи т. д. Провожалменя к трамваю,читал мне новыесвои стихи —о Помпее. О Горькомговорит онбеззлобно.)
Рапповщинасидит даже вантирапповцах:15-летний сынУсиевич, внукФеликса Кона,заявляет: «яне могу читатьПушкина, т. к.мне не нравятсяего темы, «Евг.Онегин» мнененавистен,«Академия»печатает чортзнает что —никакогореволюционногопафоса».
Бумага Горького— Маршака (вчерамне дали еепрочитать) одетской литературеробка — и обошибочнойлитературнойполитике говоритвскользь. Осказке вообщене говоритполным голосом,а только о «развитиифантазии».<...>
28/IX.Третьегодня в Аккапеллемы, писатели,чествовалиГорького. Залбыл набит битком.За стол селикакие-то мрачныесерые людиказенного вида— под председательствомБаузе, бывшегоредактора«Красной Газеты».Писатели, насбыло трое,— я,Эйхенбаум иЧапыгин, чувствовалисебя на этомпраздникелишними. Выступилкакой-то жирный,самоуверенныйагитаторскогостиля оратор— и стал доказывать,что Горькийвсегда былстопроцентнымбольшевиком,что он всегданенавиделмещанство,—и страшно напористо,в течение полуторачасов, нуднобубнил на этубезнадежнуюи мало комуинтереснуютему. Я слушалего с изумлением:видно было, чтоистина этогочеловека неинтересоваланисколько. Онтак и понималсвою задачу:подтасоватьфакты так, чтобыполучиласьзаказаннаяему по распоряжениюначальстваофициознаяверсия о юбиляре.Ни одного живогоили сколько-нб.человечногослова: штампыофициознойстилистикииз глубокопровинциальнойказенной газеты.Публика дотакой степениобалдела отэтой казенщины,что когда оратороговорилсяи вместо «Горький»сказал «Троцкий»— никто дажене поморщился.Все равно! Потомвыступил Эйхенбаум.Он вышел с бумажкой— и очень волновался,т. к. уже года3 не выступални перед какойаудиторией.Читал он маловразумительно— сравнивалсудьбу Тургеневаи Толстого сГорьковской— резонерствовалдовольно вяло,но вдруг раздалсяшумный аплодисман,т. к. это былохоть и слабое,но человечьеслово.— ПослеЭйх. выступилЧапыгин. Он«валял дурака»,это его специальность:что с меня возьмешь,уж такой я —дуралей уродился!Такова егоманера. Он таки начал: «Горькийхорошо менязнает, как же!И конечно, любит!»<...> Все это «чествование»взволноваломеня: с однойстороны — сгосударственной— целые тонныбеспросветнойказенной тупости,с другой стороны— со сторонылитераторов— со стороныВсероссийскогоСоюза Писателей— хилый туманныйпрофессор игороховый шут.И мне захотелосьсообщить оГорьком возможнобольше человеческихчерт, изобразитьего озорным,веселым, талантливым,взволнованным,живым человеком.Я стал говоритьо его остротах,его записяхв Чукоккалу,забавных анекдотахо нем, читалотрывки изсвоего дневника— из всего этоговозник образподлинного,не иконописногоГорького — итолпа отнесласьк моим рассказамс истиннойжадностью,аплодировалав серединеречи, и когдая кончил — такбурно и горячовыражала своичувства, чтоте, казенные,люди нахмурились.Потом выступилкакой-то проститути мертвым голосомпрочитал телеграмму,которую писатели,русские писатели,посылают М.Горькому. Этобыло собраниевсех трафаретови пошлостей,которые ужене звучат дажев Вятке. В городеПушкина, Щедрина,Достоевскогонавязатьписателям такойадрес и послатьего другомуписателю!И какой длинный,строк на 300 — икак будто нарочностарались,чтобы даженечаянно невысказаласьтам какая-нб.самобытнаямысль или собственноезадушевноечувство. Горькомудана именнотакая оценка,какая требуетсяпоследнимциркуляром.И главное, дажене показалинам того адреса,к-рый послалиот нашего имени.Да и странновели себя поотношению кнам: словно мывраждебныйлагерь, дажене глянули внашу сторону.<...>
29/IX.<...> Я сейчасделаю сразудвадцать литературныхдел, и одно мешаетдругому. Нельзяодновременно:писать статьив защиту сказки,и комментариик рассказамНиколая Успенского,и характеристикуА. В. Дружинина,и стихи длямаленькихдетей, и фельетоно редактуреклассиков. Ая делаю всёвместе — и плохо,т. е. хуже, чеммог бы, если быкаждая темабыла единственная.Сейчас, слышно,ОГИЗ хочеткупить у менянародные песнии загадки. Нужнообработатьи это.
11/Х.Видел Бор. Лавренева.Он говорит поповоду того,что Нижнийпереименовалив Горький. Бедас русскимиписателями:одного зовутМих. Голодный,другого Бедный,третьего Приблудный— вот и называйгорода.
Шкловскийна днях приехализ Москвы. Позвонилот ЭйхенбаумаТынянову: «Можнок тебе завтрапридти?» — «Завтра?..нет, я буду занят».—«Завтра я уезжаюна север».— «Нутак когда-нб.потом». (РассказывалЭйхенб.)
Вчера былау нас МарияНиколаевнаРейнеке. Мыговорили с неюоб Ангерте иРаисе Григорьевне.И вдруг звонок:говорит воскресшийиз мертвых —Ангерт. Меняэто так взволновало,что я разревелсяи побежал кнему. Он — ничутьне изменился,даже помолодел.Из «заключенного»,приговоренногона 10 лет, он сталв течение одногодня служащимГПУ с жалованиемв 400 р. Он своимпребываниемна МедвежьейГоре доволен— говорит, чторежим превосходный,«да и дело страшноинтересное»(строят тамкакой-то канал).<...>
14/Х.Пастерначийуспех в Капелле.Сегодня Пастернаку Коли всю ночьот двенадцатидо утра, но уКоли температура39, он в полубреду,денег нет унего ни гроша,Марина беременна,—самое времядля пьянки!
Вчера парикмахер,брея меня, рассказал,что он бежализ Украины,оставил тамдочь и жену. Ивдруг истерично:«У нас тамистреблениечеловечества!Истреб-ле-ниечело-вечества.