голос) естьшарманщик,пошлый шарманщик,который играет(тут он спелгнусавую мелодию),и вот этогошарманщикапровожаетбольшая толпа,изо всех оконего слушаюткухарки и лакеи,и только насамом верхнемэтаже открываетсяфорточка, оттудавысовываетсярука студента,к-рый бросаетшарманщикупятак (последнийпятак, припасенныйна покупкубулки) и кричит:«Возьми деньгии сейчас жеуходи».
Ц. чудеснорассказал, какКуприн взялпри этом загорлышко бутылкугорькой, а он,Ценский, бутылкушампанского:так и стоялиони друг противдруга в выжидательныхпозах. Их рознялиСкиталец идругие, и Купринушел на балкон.Когда Ц. глянулк нему, оказалось,что Куприн —плачет.
Рассказывал,как у него хотелиотнять мандатна право владениякоровой — и какон утер им всемносы. Они всев кольцах, вшубах, он в рваномплаще пришелк ним. Один изних: «Почемувам выдали этотмандат?» Ц.: непочему, а длячего. Видители, я, как и лес,представляюсобою некуюгосударственнуюценность, именя как лесрешено охранять.Для этого и данмне мандат.Против бандитови диких волковмандат недействителен:когда меняхочет растерзатьволк, дикопредставлятьему мандат, новы не звери, небандиты, выобязаны повиноватьсягосударств.требованиями для вас этотмандат обязателен.И т. д. и т. д. И благодарятаким темпераментными находчивымответам, коровабыла оставленаза Ценским.«Меня здесьдаже святымпрозвали, ей-богу.Я ведь действительноочень добрый.Никому ни в чемне отказываю.А может быть,это потому, чтоя вырыл колодезь».И он повел меняпо горам, натабачные плантации,небольшойучасток, к-рыйдо революциипринадлежалему, и там ничемне огороженныйвыложенныйбетоном — глубокийколодезь, кудаможет упастьвсякий прохожий.«Этот колодезьустроил я. Околотысячи рублейзаплатил. Никтоне верил, чтоздесь можетбыть вода, ноя… »
Из моихзаписей можетпоказаться,что я обвиняюего в хлестаковстве.Но все его рассказытак живописны,тон такой искреннийи по-детскизапальчивый,почти всегдавсе мое сочувствиебыло на егостороне. Поповоду его«Лермонтова»было несколькоругательныхрецензий — икак он ненавидитрецензентов:Софью Гинзбургон называетСурой,а Николая Лернера— Натаном. (Впрочем,когда я сказалему, что тожесчитаю эту вещьнеудачной, онпочти согласилсясо мною, но техненавидит докровомщения.)
Показывалпоследниепереводы своихрассказов.Какая-то Трухановаперевела одинего рассказна франц. язык(«Cahiers de la Russienouvelle»*) и в«Outlook»** егорассказ переведенJohn'oм Cournoss'oм.
* «Альманахновой России»(франц.).
** «Обозрение»(англ.).
Да, забылсказать, чтона стене у неговисят Толстой,которого онне любит, и Репин,уже дряхленькийрамоли — номилый улыбающийся— с нежною надписью…
Долго рассказывалЦенский, какв Симферополеон остановилеврейскийпогром, еслине остановил,то — все же выступилна защиту евреев,с опасностьюдля собственнойжизни. Как егообвинили в том,что он, офицер,смеет обвинятьвоенную властьв пособничествепогромщикам,и как он срезалсвоего полковника,который в концеконцов предложилему, прапорщику,стул. Оченьживописно, сбольшим изобилиемподробностейизобразил онпогром в Симферополе— как 67 офицеровотвернулисьот него, от Ценского,он один стоялпротив 67. В егорассказахвсегда выходиттак, что он одинстоит против67.
Бранит Бабеля.«Что это зазнаменитыйписатель? Егопроизвели чутьне в Толстые,один Воронскийнаписал о немдесятки статей,а он написалвсего 8 листовза всю своюжизнь!» Я протестовал,но он стоял насвоем: «ни Бабель,ни Олеша немогут бытьбольшими писателями:почему онипишут так мало.Бабель напишетрассказ и самже его в кинопереклеивает.А Олеша — Горькийне мог досмотретьего «Зависть».Мы были с нимвместе, он посмотрелодин акт и сказал:ну, я пойду».
Мне понятнов Ценском такоепрезрение кмалопишущим.Сам он пишетлегко и безоглядно,в нем неиссякаемыйфонтан творческий.Его стихи хотьи безвкусны,наивны, провинциальны— но «фонтанны»:они хлынулииз него сразуи не стоили емуникакого труда.Прозу он пишетпочти без помарок.
К историис коровой: емусказали:
— Можете идти.Вы свободны.
Он: — Я-то знаю,что я свободен,я был и будусвободен, а вотсвободна ликорова?
Стихи своион хотел прочитатьмне на холме— перед гороюКастель, Чатырдагоми морем. И сказал:прежде чем япрочту вамстихи, вглядитесьв этот пейзаж:они — о нем. Ястал вглядываться.Но вдруг внизу,далеко, показалисьдве фигуры,женские, которыеминут через20 могли бы поднятьсяк нам. Он зашептал:«нет, я не будучитать! Идемскорее! Люди!»— и кинулсядомой.
Человекобоязнь.Он несколькораз излагал,как пришли кнему такие-тоили такие-толюди — «и я их,конечно, выгнал».Но тут же я узнавало его огромнойдоброте — отом, сколькоон раздавалмолока, сколькоон давал денег— а в конце убедилсяи в том, как ондобр по отношениюко мне: когдая уезжал, егожена положиламне в корзинукулич, подариламне фунта 4 миндалю(с собственногодерева), он подарилмне книги («Валю»и «Печаль полей»)— и корзину длякупленногомною винограда(за виноградомходили мы вместе.Он, вопрекисвоим правилам,спустился внизв Алушту, к татарам).И вообще доброта,простодушие,жалость ко мне(из-за Муры) всевремя сказываласьв его речах.Утром он и онапошли провожатьменя на катер.Я спустилсявниз — и вдругна полдорогевспомнил, чтозабыл корзинус виноградом.Она побежалавверх, в гору,чтобы достатьвиноград, чтобыне опоздать.Я ушел оченьобласканныйи сильно злюсьна себя, что уменя написалосьтеперь столькозлого.
Ценскийчеловек замечательный:гордый, непреклонный,человек сильнойволи, свободолюбивый,правдивый. Еслион переоцениваетсебя, то отнюдьне из мелкогоэгоизма: нет,для него высокоемнение о себеесть потребностьвсей его жизни,всего его творчества.Без этой иллюзиио собственномколоссальномвеличии он немог бы жить, немог бы писать.Ни одной йотыгейневскогоили некрасовскогопрезрения ксебе в нем нет,он не вынес бытакого презрения.
10/Х. Былу Муры третьегодня. Я теперьживу в Гаспрев одной из башени пишу о Слепцове.Здесь оченьуютно писать,днем я почтине покидаюкомнаты и дажерадуюсь, чтомое окно выходитне на море, нена горы, а в густойсад, почти непропускающийсолнца. Ученыеменя не слишкомрадуют здешние:напр., когдаумер Репин,разговоры здесьбыли такие:
—Все консервыда консервы— надоело!
— У меня ноютмозоли — к дождю!
— Ах, какуюя нашла гадалку— замечательную!
Играют вкарты. <...> Чтобыповидатьсяс Мурой, я прошел17 верст. Туда8½ и обратно.Мура занимаетсяарифметикой.<...> Просит принестиЖюль Верна.Узнала, что укого-то из детейесть улитка.—Достань мнеулитку, я посажуее на диванчик!
Я достал ей8 улиток — и роздалоколо десяткадругим детям.Потом нарвалдля улитокдубовых листьев— и каждому далпо листу. Мурасо смехомрассказывает,что Маринаспросила ее:
— Твой папанаписал «КонькаГорбунка»?
— Нет, не мойпапа, Ершов!
— А Пушкинатвой папа написал?
До чегонеразвитыздешние дети!Меня познакомилис поэтом Никитиным,к-рый не знаетритмов. Я решилпоказать емуямбы, хореи ипроч. И что же!Оказалось, чтоон не знает,что такое ударение.Пишет стихи,но не можетпонять, на какомслоге стоитударение. <...>Приготовлениямик ОктябрьскимторжествамМура увлеченаочень:
По их починуцелый мир
Охваченпламенем пожара,—
твердит со всейсанаторией,но спрашиваетменя: «Что такоепочин?» Ее остригли.<...> Мы переехалина частнуюквартиру. Ревутпароходики,бегают мимобалкона авто.Рядом, неподалекудоктор Иванов.Вчера он рассказывалнам свою жизнь.Жизнь поразительная.Он окончилдуховную семинариюи духовнуюакадемию сотличием, иуехал в Томскучиться медицине,ибо только вТомске, в Варшавеи Юрьеве можнобыло семинаристампоступать вуниверситет.Денег у негобыло 51 рубль.Он 50 внес за лекции,и на жизнь унего остался1 рубль. Что тутделать? Он поступилв церковныйхор певчим.«Удивляюсь,как не подох:ведь слякоть,мокрый снег,ветер, а я идув летнем пальтишкеза гробом и поюили в 50-градусныйсибирскиймороз. Так япением и добывалсебе средствадо самого концамедицинскогокурса». Потомвойна. На войнеего ранили —он участвовалв Мазурскихбоях, рукопашных,когда из 2000 человекуцелели только200, «это была такаямясорубка, ведьсибиряки дюжийнарод, молодцы,рвались в бой,цвет Сибири,—и всех, всехискромсало,я потом когдав бреду увижуто, что видалтам наяву, простохолодею отужаса». Былранен, раназагноилась,целый год былмежду жизньюи смертью иприехал сюда.Голос у негозадушевный,чудесный человек.<...>
2 ноября.Был вчера уМуры. Погодатеплая. <...> Готовятсяк Октябрьскимторжествам.Украинец ВаняКоваленкоготовит транспарант— вырезываетиз бумаги буквы:
Всегда вперед
Плечо к плечу
Идем на смену
Ильичу.
Он «из деревниМихайловкиКаменскогорайона». Пишетон так: «Рабочиепри царе работалицелимы днямыи ночамы, а жилив тьомных подвалах;им не хваталона прожитья,а семьï буломного... Так казнилирабочих за ихнуработу».
Развитиедетей: жирафэто журавль?Жираф и кенгуруодно и то же?Зарубежный— кого зарубили?<…>
7 ноября.Октябрьскаягодовщина.Солнце жжетвовсю. Ни облака.Море сверкает.<…>Пишу об Изергинскомсанатории. Тонфальшивый,приподнятый.Собираюсь вПитер.
19 ноября.В Москве с 15-го.Видел: ЕфимаЗозулю, Воронского,Кольцова, Шкловского,Ашукина, Розинера,Черняка, трех«мальчиков»Шкловского(Тренина, Грицяи Николая Ивановича)и Пастернака.Вчера был в«Зифе» у Черняка.Зашел поговоритьо Панаевой.Вдруг кто-токидается наменя и звонкоцелует. Кто-тобрызжущийкакими-то силами,словно в немтысяча сжатыхпружин. Пастернак.«Какой вы молодой,—говорит,— выодних лет сКолей. Любитемузыку? Приходитеко мне. Я вампришлю Спекторского— вам первому— ведь вы подарилимне Ломоносову.Что за чудесныйчеловек. Я еене видел, ножена говорит…»
Оказывается,лет пять назадя рекомендовалПастернакаЛомоносовой,когда еще мужее не был объявленмошенником.И вот за это онтак фонтанно,водопадноблагодаритменя5.Сегодня будуу него. Вчеравечером былу Шкловского.—«Впятой роте вдомике низком».Александровскийпер.— в Марьинойроще. Домикималенькие,воздух чистый,василеостровский.Вход оченьнеопрятный,но внутри чистотаи налаженный,веселый порядок.Вещи уложены,