— Умерла ДораСергеевнаФедина, котор.я знаю с 1919 года.Федин исхудал,замучен. С восторгомговорит о Нине:«вот моя дочь,мне казалосья знаю ее всовершенстве,но только теперья увидел, скольков ней любви,душевных сил,преданности.Когда заболелаДора Сергеевна,Ниночка словнопереродилась:взвалила насебя весь уходза матерью,сняла с менявсе заботы,ведалась сврачами, с сиделками,не спала ночей— совсем другая,какою я ее никогдане видал».
Федин утверждает,что Дора Сергеевнадавно уже знала,что у нее рак,но скрывалаот них своезнание и делалавид, что веритих утешительнымвыдумкам. Почему?Он говорит: излюбви к ним, изнежеланиясделать имбольно. Но ведьона знала, чтоони знают. Ядумаю: тут другое.Умирать стыдно.Другие живут,а ты умираешь.Если быть старикомсовестно (этоя знаю по себе),то насколькоже стыднееумирать. А оназнала, что умирает,и скрывала этоот всех, кактщеславныелюди скрываютсвою бедность,свою неудачливость.<...>
26 апр.<...> Жаль, что яне записалсвоей беседыс Пастернакомв его очаровательнойкомнате, гдеон работаетнад корректурами«Фауста». Комнатаочаровательнанеобычайнойпростотой,благороднойбезыскусственностью:сосновые полкис книгами натрех-четырехязыках (книгнемного, толькоте, что нужныдля работы),простые сосновыестолы и кровать— но насколькоэта обстановкаизящнее, артистичнее,художественнее,чем, напр., ориентальнаяобстановкав кабинете уВс. Иванова —где будды, слоны,китайскиешкатулки и т.д.
26 апреля.Была вчера женаБонди — так ипышет новостямио «новых порядках».«Кремль будетоткрыт для всейпублики», «сталинскиепремии отменяются»,«займа не будет»,«колхозникамбудут даныоблегчения»и т. д., и т. д., и т.д. «Союз писателейбудет упразднен»,«Фадеев смещен»,«штат милициисокращен чутьне впятеро»и т. д., и т. д., и т.д. Все, чего хочетсяобывателям,—они выдают запрограммуправительства.<...>
1 мая.Вчера отлеживалсяпосле поездкив город, чувствуясебя неизлечимобольным. <...> Вгороде был вАрхиве (в селеНикольском),смотрел рукопись«Современников»,некогда принадлежавшуюмне. Вернувшисьиз города, встретилФедина, и мыпровели с нимчаса три. Онрассказывало своем новомромане. Извеков«пострадает»в 1937 году, чемсильно будетснижена егокарьера. <...> «Номне очень хочетсяписать другойроман,— сказалФедин,— продолжение«Братьев», гдебудет изображенаНижегородскаяярмарка»,— итут он обнаружилкачество, какогоя прежде незнал: стал влицах показыватьпродавцов ипокупателей,на манер Андроникова,на все голоса— здорово! <...>
Зашла речьоб АлексееТолстом — и Ф.показал егоне хуже Андроникова:как Толстойслушал скорбныестихи своейброшенной женыКрандиевской— она писалав этих стихах,сколько страданийпричинило ейего отношениек ней, а он сказал:
— Туся с каждымгодом пишетвсе лучше илучше. Ну, Туся,прочти-ка еще.
Ф. очень осунулся,постарел послесмерти ДорыСергеевны (этозаметил дажеЖеня), но бодритсяи заглушаеттоску разговорами.<...> Гуляя поПеределкину,мы встретилиКатаева, к-рыйприехал напраздники. Онговорил о своейпьесе «За властьсоветов». Сделаноуже 100 репетиций.Все очень хорошослажено. Молодаяхудожница,которой порученыдекорации,ездила специальнов Одессу наэтюды — и сделалачудесные зарисовкиОдессы. Можнобыло бы хотьзавтра ставить,но все актерызаняты в «Ломоносове»Всеволода. Там102 действующихлица. Крометого, молниейставится какая-тоантиамериканскаяпьеса. С большимуважениемотзываетсяо министрекультуры Пономаренко.«Я как-то ездилс ним в Белоруссиюв одной машине— и он мне сказал:«Какая чудеснаявещь у Пушкина«Кирджали».А я не помнил.Беру Пушкина,действительночудо... Он спасв 1937 году от арестовЯнку Купала,Якуба Коласаи других. Оченьтонкий, умныйчеловек».
Но при всемтом Катаев неверит, что возможнооздоровлениелитературы.«Слишком многок ней присосалосьбездарностей,которым никакиереформы невыгодны».<...>
2 мая. <...>Встретил генералаВас. Степ. Попова.Он рассказал,как чествовалитов. Буденного.Мы сложилисьи поднесли емувазу с рисункомГрекова. Заужином зашелразговор о том,что Конармиядо сих пор никемне воспета. «Нетолько не воспета,но оклеветанаБабелем»,—сказал кто-то.—Я ходил к Горькому,—сказал Буденный.—Но Горький мнене помог. Онвстал на сторонуБабеля. Я пошелк Ленину. Ленинсказал: Деламилитературыу нас ведаетГорький. Предоставимему это дело.Не стоит с нимссориться...
ВстретилФедина. Он попрежнемуочарователен.Рассказал, чтоу Нины, когдаей было лет10-11, была подружкаКлавочка, хохотушка.Потом он невидел ее лет15, и вдруг во времяпохорон ДорыСергеевнывбегает какая-тоженщина — смаленькимцветочком (вгоршке), «всязареванная»и буквальногрудью ложитсяна могилу... Ивдруг я вспомнил:«это Клавочка!»— вспомнил изаплакал. «МилаяКлавочка, теперьона уже преподаетанглийскийязык в каком-товысшем учебномзаведении».Встретил ВсеволодаИванова. «Ломоносов»пойдет в мае— то есть буквальнона днях. ОнвосхищаетсядекорациямиХодасевич.Особенно ей,по его словам,удался конференц-залАкадемии Наук.«Я был в этомзале уже послетого, как написал«Ломоносова».Плюгавая, неказистаякомната. А Ходасевич,хоть и передалаее очень точно,но сделалапомпезнее,торжественнее».
«В пьесе будетпоказана молния.Безвредная.Для нее изготовленособый аппарат.Но Ливанов,хотя и знает,что она безвредная,всякий разприкасаетсяк ней с ужасом.Молния чудесная— и внесет взрительныйзал известнуюдолю озона. Нетеатр, а санатория!»<...>
6 июня.Получил от ВерыСтепановныАрнольд большоеписьмо: оченьодобряет моивоспоминанияо ее брате Житкове.Я боялся, чтоони ей не понравятся.Сестры великихлюдей такпривередливы.В своих воспоминанияхо Маяковскомя пишу, что былв его жизнипериод, когдаон обедал далеконе ежедневно.Его сестреЛюдмиле этистроки показалисьобидными. «Ведьмы в это времяжили в Москве— и мы, и мама;он всегда могпообедать унас». Мог, ноне пообедал.Поссорилсяс ними или вообщебыл занят, нозаходил к Филиппову— и вместо обедасъедал пятьили шесть пирожков...Но Людмила ислушать нехотела об этом:не бывал он уФилиппова, неел пирожков.
Вера Степановнаодобрила моивоспоминания,но в одном местея назвал ее«херсонскаясестра Житкова»— и она возражает:«совсем я нехерсонскаясестра, я жилав Херсоне недолго,не хочу я бытьхерсонскойсестрой». Янаписал, чтоу отца Житковаглаза былинавыкате; онавозражает:«напротив, ониу него глубокозапали в орбиты»и т. д.
Был у менятретьего дняФедин. В егобиографии —новая смерть...Умер лучшийего друг архитекторСамойлов —причем, Фединупришлось самомуискать для негомогилу, устраиватьего внука вЛенинграде(на время похорон)и т. д. Он ездилв Л-д на юбилейОльги Форш,отвез Самойловскоговнука и устроилу себя в номерегостиницыпиршество послучаю именинМикитова-Соколова.На именинахбыл Зощенко.Зощенко оченьподавлен: онпо совету СоюзаПисателейнаписал в высшиесферы прошениео том, чтобыего вернулив Союз,— и никакогоответа. А в Л-де— злорадствуют;знают, что онобращался спрошением ичто ему не ответили.Это ухудшилоего положение1.<...>
Был у меняГудзий — онсообщил сенсациюо статьях в«Коммунисте»и борьбе за«типическое»2.Будет говоритьна юбилее речьо Льве Толстом.<...>
Видел Пастернака— он поглощен2-й частью «Фауста».<...>
27 июня. <...>Пришел Леонов.Поговорилио денежнойреформе, о министрекультуры Пономаренко(теперь в литераторскойсреде все говорято Пономаренко),о случае в «Огоньке»(первый раз завсе время своегосуществованияжурналу пришлосьвырезыватьряд страници печататьдругие. Делопроизошло из-застатьи Александровао новых фильмах.Один из фильмов,похваленныхПономаренко,похвалил иАлександров.Оказалось, что,несмотря напохвалу Пономаренки,фильм решеноне выпускатьна экран — и,таким образом,статью Александровапришлось вынутьиз №). <...>
27 июня. <...>Ни к одной сберкассенет доступа.Паника передденежной реформой.Хотел получитьпенсию и немог: на Телеграфетысяч пятьнароду в очередяхк сберкассам.Закупают все— ковры, хомуты,горшки. В магазинероялей: «Чтоза чорт, не даюттрех роялейв одни руки!»Все сереброисчезло (твердаявалюта!). Ни вметро, ни в трамваях,ни в магазинахне дают сдачи.Вообще столицаохвачена безумием— как передконцом света.В «Националь»нельзя пробиться:толпы народузахватилистолики—чтоб насвои обреченныегибели деньгив последнийраз напитьсяи наесться.Леонов,гениальныйрассказчиканекдотов,выдумал такуюситуацию:
— Что это таму верхних жильцовза топот?! Прыгают,танцуют, стучатс утра до ночи.Штукатуркавалится, всяквартира дрожит.Что у них свадьба,что ли?
— Нет, оникупили лошадьи держат у себя,на пятом этаже.
Я видел вгороде человека,у которого насберкнижкебыло 55 тысяч.Он решил, чтопять тысячбудут сохраненыдля него в целости,а 50 превратятсяв нули. Поэтомуон взял из кассыэти 50 тысяч ирешил распределитьих между десятьюкассами — таксохранятсявсе деньги. Новынуть-то онвынул, а положитьневозможно.Нужно стоятьдесять часовв очереди, а унего и временимало. Потный,с выпученнымиглазами, с портфелем,набитым сотняшками,с перекошеннымот ужаса лицом.И рядом с нимтакие же маньяки.Женщина: «Ястою уже 16 часов».Милиционеру дверей каждой— самой крошечной— кассы. К немуподходит изнуреннаядевица: «У меняаккредитив.Вот! У меняаккредитив».—Покажите проезднойбилет! — Билетя куплю завтра,чуть получупо аккредитиву.—Нет билета,становитесьв очередь.
Толпа гогочет.Все магазиныуже опустелисовсем. Виделичеловека, закупившегоштук восемьночных горшков.Люди покупаютвелосипеды,даже не свинченные:колесо отдельно,руль отдельно.Ни о чем другомне говорят.
Был у ЛеоноваФедин. Постарелый,небритый: Чтоделается! Почемувдруг на заводахстали устраиватьмитинги противберлинскогопутча! С запозданиемна две недели.А эта денежнаяпаника! Хорошоже верит народсвоему правительству,если так сильнобоится подвоха!
И началсяизумительнохудожественный(основанныйна образах) истрастный споро будущих судьбахРоссии. Фединначал с оченьживописногоописания, какон семилетниммальчиком ехалс отцом в какой-тоСаратовскойглуши, и всевстречныекрестьянекланялись емув пояс. А Леоновстал говорить,что шестидесятникипреувеличилистраданиянародные и чтонароду вовсене так плохожилось прикрепостном