Том 2 — страница 47 из 128

этом, попросилменя свестиего с Клячкой.Мы пошли в Петровскиелинии,— в «Радугу»,и Маяк. сталписать длядетей».


13 февр.Третьего днябыл я у Всев.Иванова. Егорабочий кабинетвесь увешанстаринныминароднымикартинами,раскрашеннымигравюрами надереве. Очевидно,это связанос его нынешнейтемой — он сочиняетнародноепредставлениев духе ЦаряМаксимилианав стихах — натему лесковской«Блохи». Чутьтолько я сказал:«какой у васпрелестныйкабинет»,— онпорывистосхватил однукартину, написална ней «К. Чуковскомуот автора» иподарил мне.Великодушный,щедрый подарок!Оказалось, чторамочка к этойкартине сделанасамим ВсеволодомВячеславовичем.Некоторыекартины он сами раскрашивает— тоже с огромнымвкусом — картина,к-рую он мнеподарил,— «Тройка»Некрасова счуть-чутьпереиначеннымтекстом.

Его внук Антончетырех летчудесно поетэту «Тройку».Очень меланхоличнывыходят у негопоследниестроки:


И к другой

Мчится вихремкорнет молодой.


Вчераприходил комне Федин, и мысделали с нимбольшую прогулку.Тема разговоров(как и со Всев.Ивановым) —статья Лифшицао Шагинян. Фединсказал мне, чточуть толькоШагинян похвалилав «Лит. Газ.»роман Панферова,Панферов вжурнале «Октябрь»похвалил дневникШагинян, тотсамый дневник,который высмеялтеперь Лифшиц5.Так что Панфероввстанет теперьза Мариэттугорой.— Фединбодр, пишетроман, многосмеется.

Женявсе еще в больнице.


15 февраля.Вчера Катаевпрочитал мневторой актсвоей пьесы.Окончательнорешено, что онабудет называтьсяне «Членскийбилет», не «Юбилей»,а «Понедельник».Я непрерывносмеялся, слушая.Очень похожена правду иочень смешно.«Будь я помоложе,я бы из тебяГоголя сделала»,—говорит женаписателя зятю— и действительно,у нас Гоголиделаются припомощи всякихвнелитературныхприемов. Грибачеви Щипачев — иЕголин — и академикМайский, и Бельчиковтому доказательство.И Шагинян. Катаевбоится, чтопьесу не разрешат,и принимаетмеры: выводитблагороднуюдевушку, котораяненавидитпо-советскивсю эту пошлость,выводит благородногоСироткина,выводит благороднуюмашинистку,к-рая должнасообщить зрителям,что ПравлениевозмущеноповедениемКорнеплодова.Но ведь в концеконцов ПравлениеСоюза писателейвыдает дажеденьги на этотюбилей — хотябы и второгоразряда.

Гуляли мыс Катаевым подметелью поПеределкину,встретилиВсеволодаИванова, ТамаруВл. и Кóму. Яподбежал к ним,а Катаев дажене поздоровался.Вообще же Катаевсчастлив идобродушен— ему веселои интереснописать такуюзабавную иудачную пьесу,и, читая, он самнесколько разсмеялся доупаду — какбудто пьесаему неизвестнаи он читает еев первый раз.

По дорогеговорили оПономаренко:ушел. Вместонего, говорят,назначен Александров.«Говорят, ондон Жуан»,—сказал я.— «Знаю!— отозвалсяВ. П.— Мы с нимвдвоем состязалисьиз-за однойзамечательнойдамы».


20 февраля1954. Уже несколькодней у нас гоститКоля. Читал нампоэму «ДедКельбук»,переведеннуюим с чувашского.Отличная поэма,четкий поэтичныйперевод.

Вчера комне с утра пришелФадеев и просиделдевять часов,в течение которыхговорил непрерывно:«Я только теперьдочитал вашукнигу — и пришелсказать вам,что она превосходна,потому чторазве я не русскийписатель...» Мырасцеловались— он стал расспрашиватьменя о Куприне,о Горьком, о1905 годе — потомсам повел откровенныйразговор осебе: «какойя подлец, чтонапал на чудесный,великолепныйроман Гроссмана.Из-за этого уменя бессонныеночи. Всё этоПоспелов, онпотребовалу меня этоговыступления.И за что я напална почтенногомилого Гудзия?»6Долго оплакивалневежествосовременныхмолодых писателей.Были: Софронов,Бубеннов, Мальцеви еще кто-то.«Я говорю им,как чудесноизображенаВера в «Обрыве»,и, оказывается,никто не читал.Никто не читалЭртеля «Гардениных».Они ничего нечитают. Да иписать не умеют,возьмите хотябы Суркова...Ну ничего, ничегоне умеет. Двухслов связатьне умеет. И вообщеон — подлец.Спрашиваетменя ехидно-сочувственнымголосом: «Как,Саша, твое здоровье?»и т. д.»

Кончилсявизит чтениемИсаковского,Твардовского— «За дальюдаль». Читалис восхищением.<...>


22 февраля.Вчера мыс Колей былиу Федина. Опятьразговор о«гужеедах»,взявших в Союзеверх и называющих«эпоху Пономаренко»— идеологическимнэпом...Рассказывало мытарствахТвардовскогои Шолохова. Тв.представилначальствупродолжение«За далью даль»(для III кн.«Нового Мира»)— и там два местасочтены подлежащимиудалению. Шолоховався втораячасть «Поднятойцелины» — всяее история.Рассматривалирисунки Конашевичак доктору Айболиту.<...>


8 марта1954. У ВсеволодаИванова. (Блины.)Встретил тамАнну Ахматовувпервые послеее катастрофы.Седая, спокойнаяженщина, оченьполная, оченьпростая. Нискольконе похожая нату стилизованную,робкую и в тоже время надменнуюс начесаннойчолкой, худощавуюпоэтессу, которуюподвел ко мнеГумилев в 1912 г.—сорок два годаназад. О своейкатастрофеговорит спокойно,с юмором. «Ябыла в великойславе, испыталавеличайшеебесславие —и убедилась,что в сущностиэто одно и тоже».

«Как-то говорюЕвг. Шварцу,что уже давноне бываю в театре.Он отвечает:«да, из вашейорганизациибывает одинтолько Зощенко».(А вся организация— два человека.)«Зощенке,—говорит она,—предложилинедавно ехатьза границу...Спрашиваю его:куда? Он говорит:«Я так испугался,что даже неспросил». Спрашивалао Лиде, о Люше.Я опять испыталтакое волнениеот ее присутствия,как в юности.Чувствуешьвеличие, благородство,—огромностьее дарования,ее судьбы. Аразговор былсамый мелкий.Я спросил унее: «Неужелиона забыла, чтоя приводил кней Житкова(который явилсяко мне с грудойстихов, еще доначала своейписательскойкарьеры и просилпознакомитьменя с нею)».«Вероятно, этои было когда-нибудь...несомненнобыло... Но я былатогда так знаменита,ко мне приносилисотни стихов...и я забыла».

ПришелФедин. Он былв городе — емунужно спешнопрочитать горуэстонских книг,выступить наэстонскойдекаде — нопришел на минуту— и остался.Ахматова принесласвои переводыс китайского,читала поэму2000-летней давности— переведеннуюпушкинскимпрозрачнымсветлым стихом— благороднопростым — и какповезло китайцам,что она взяласьих перевести.До сих пор небыло ни одногохорошего переводас китайского.«Мой редакторв Ленинградетакой-то (я забылфамилию) оченьбольшой китаист7.Два года былламой в Тибете,и никто не знал,что он был нашсоветскийшпион». Фединрассказал окитаисте Федоренко,который долженбыл служитьпереводчикомпри встречеСталина с МаоДзе Дуном. ИМао Дзе Дун былвынужден писатьему иероглифы,потому что приединстве алфавитаречь у разныхплемен китайцев— различна.<...>


19 марта.Был Леонов.Розовый, веселый,здоровый. Сиделчаса четыре.Рассказывал,как в те времена,когда его, Леонова,били, его женапришла к Фадеевухлопотать омуже: а Ф. не принялее и разговаривалс ней черезокно со второгоэтажа, а сбокувыглядывалакрасная физиономияЕрмилова. Этотэпизод Леонови ввел в свойпоследнийроман. В центревсех литературныхразговоровистория Вирты.(См. «Комсомольскуюправду» от16-го)8.В Литфондевынесенопостановление:выселить изпеределкинскойдачи первуюжену Вирты —Ирину Ивановну.От Вирты —естественныйпереход к Сурову,кот. дал по мордеи раскроилчереп своемушоферу и, когдапришла врачиха,обложил еематом. Сейчасего исключилииз партии — ииз Союза писателей9.<...>


21 марта.Оказывается,глупый Виртапостроил своеимение неподалекуот церкви, гдеслужил попомего отец — томсамом месте,где этого отцарасстреляли.Он обращалсяк местным властямс просьбой —перенестиподальше отего имениякладбище — гдепохоронен егоотец, так каквид этого кладбища«портит емунервы». Рамына его окнахтройные: чтобыне слышатьмычания техсамых колхозныхкоров, которыхон долженописывать...Всё это рассказалмне Федин, которогоя вытащил вечеромна прогулкy.<...>


23 марта.Встретил Фединана улице. Гулялс ним. Он рассказываето Твардовском.Тот приезжалк нему с СергеемСмирновым —стеклянно-пьяным,выпил еще графинчик— и совсем ослабел.Еле-еле заплетающимсяязыком прочиталновую вещь —«Теркин нанебе»—прелестную,едкую10.<...>


5 апреля.Вчера одниммахом перевелрассказ О. Генри«Стриженыйволк». К вечерусделал открытие:о связи фольклорныхстихотворенийНекрасова сРылеевскими— и вписал этисоображенияв главу о фольклоре.Тяжелым камнемвисит на мнерукописьНаппельбаума,фотографа,которую я сдурувзялся прочитать.Рукопись нелепая,клочковатая.Я почему-тоиспытываю давноне бывшее уменя чувствобеспричинногосчастья: должнобыть, передбедой.<...>


25 апреля.Пасха. Со вчерашнеговечера лежув «боксе»,феноменальночистом — стеклои кафель. <...> ЧитаюО. Генри. Он теперьмне милее, чемпрежде. Остроумныйрассказ «TheHypothesis of Failure»* обадвокате побракоразводнымделам, которогодвое посетителей(которых онпринял в разныхкомнатах)уговаривали:один — чтобыон дал разводс женой некоемуБиллингу (таккак Биллингне понимаетее возвышеннойи тонкой души),другой, чтобыон примирилмужа и жену (ажена сбежалак любовникуДжессону.) Тольков последнююминуту выясняется,что первый былБиллинг, а второй— Джессон. Второйрассказ «Girl»**,человекделает предложениедевушке, онасоглашается— и лишь в последнихстроках узнаем,что весь ихдиалог не признаниев любви — а наемкухарки. Делоне в этих концовках,а в поразительнойткани повествования,где ни однастрока не пишетсяпо инерции,всякая изобретеназаново. В каждойстроке О. Генриидет по линиинаибольшегосопротивления.Эта небанальностьего фразеологииособенночувствительнадля нас, иностранцев.<...> О. Генри смертельнонадоедает. Вего разнообразииесть что-томонотонное.<...>


* «Гипотезынеудачи» (англ.).

** «Девушка»(англ.).


26 апреля.<...> ПрочиталHall Cain'a «Воспоминанияо Россетти».Hall Cain'a ятерпеть немогу, но еговоспоминаниякажутся мнеинтересными.Этот огромныйдом в CheyneWalk'e, где одиноко,отрешенныйот всего миражил несчастныйРоссетти, страдавшийбессонницей,пивший каждуюночь хлорал,уверенный, чтопротив негоустроен заговоршайкой каких-товрагов. Оказывается,Россетти нелюбил той женщины,на которойженился, которуюувековечилна картинах,в гробу которойпохоронил своюрукопись. Умерон внезапноот брантовой