Репина к Стасову,Третьякову,к писателям,к художникам,и он опять встаетпередо мнойкак живой, анаписать о немне могу. Старческаянемочь.
Сегоднявоскресенье.В Переделкиненесколько тысячгуляющих москвичей.И вдруг — гроза,да какая!
Хотя Тагер— Колина приятельница,но он оченьосуждает меняза мое решениепомочь ей несловами, а делом.Интересно,приедет лиЗощенко.
Нет, Зощенконе приедет. Яполучил от негописьмо — гордоеи трагическое:у него нет нидушевных нифизическихсил4.<...>
21 июля.Ровно 5 месяцевсо дня смертиМ. Б. Был сегодняу нее на могиле.Нужно делатьрешетку вокругнашей общеймогилы, нужноставить памятник.Я заехал заТамарой Ивановой,которая обещаларазузнать, гдеможно заказатьвсе эти кладбищенскиевещи. <...>
Был у меняФедин, принявшийблизкое участиев Тагер — в качестведепутата Верх,Совета. Когдаона спросила,согласен лион обратитьсяв одну инстанцию,он сказал: «Нет,я обращусь вдве».
СЗощенко делоопять повернулосьв плохую сторону.Я хлопотал,чтобы Литфонддал ему 5000 р. Ночуть толькоПоликарпов,находящийсяв отпуске, узнал,что Союз хочетпроявить о немкакую-то заботу,он сказал:
— Зощенкои шагу не сделалв нашу сторону,зачем мы станемделать в егосторону целыхшесть или семьшагов.
И все приостановилось.
Говорят, чтосегодня вышло10-е издание моейкнижки «От 2 до5». Урезанноеи обескровленное.<...>
1 августа.<...> Вот Лидинописьмо из Ленинградао свидании сЗощенко.
Дорогой дед,третьего днявечером я былау М. М. Разыскатьего мне былотрудно, т. к. онпо большейчасти в Сестрорецке.
Наконец мывстретились.
Кажется, онпохож на Гоголяперед смертью.А при этом умен,тонок, великолепен.
Получилтелеграммуот Каверина(с сообщением,что его «загрузятработой») ичерез 2 дня ждетВ. А. к себе.
Говорит, чтоприедет — еслиприедет — осенью.А не теперь.Болен: целыймесяц ничегоне ел, не могесть. Теперьучится есть.
Тебя очень,очень благодарит.Обещает прислатьновое изданиекниги «За спичками».
Худ страшно,вроде Жени.«Мне на все уженаплевать, ноя должен самзарабатыватьденьги, не могупривыкнутьк этому унижению».<...>
23 сентября.<...> 18-го августаЖеня раздробилсебе плечевуюкость взрывчаткой,которая предназначаласьим для ос. Однаиз величайшихмук моей жизни— тот вечер,когда я его,обескровленного,с торчащейнаружу костью,с висящимижилами вез кСклифосовскому,с милой ВалериейОсиповной—везв машине кСклифосовскому.Он был мужествен,не стонал ипросил у меняпрощения —«прости меня,дед» — а я былуверен, что емуампутируютруку. Взрыв былтак силен, что,попади он вглаза, Женянавеки ослепбы.
Вожусь соСлепцовым, сРепиным, с «Отдвух до пяти»,с воспоминаниямио девятьсотпятом годе. Ноизо всех работменя по-настоящемузанимает только«От 2 до 5», хотяу меня нетуверенности,что новоеисправленноемною изданиевыйдет при моейжизни. Но тянеткак водка —пьяницу.
Сегоднянаконец Детгизрешил окончательноввести в мойСборник —«Крокодила»,которого ясильно поурезал.
14 октября.Были у меня днятри назад Котов,Бонецкий, Еремин.Котов предложилиздать мое«Избранное»в 4-х томах.
Анна Ахматоваприехала вМоскву хлопотатьо Лёве, которыйболен. СказалаЛиде: «Меняопять выругали— но на буквуО». Оказалось,что в БольшойЭнциклопедииесть «О Журналах„Ленинград”и „Звезда”»— текст постановления.
Сегодня Тагери Коля вспоминалиСтенича — какойбыл блистательноумный, находчивый,влюбленныйв литературубольшой человек.
ОткрылсяДом Творчества.Здесь Мих. Ал.Лифшиц, Фиш,Калашникова,Вильмонт.Познакомилсяс Мих. Ал. Лифшицеми с его женой.Милые люди,очень образованные,приветливые.Она работает«в системе»Академии Художеств.Очень забавнорассказываетоб АлександреГерасимове,«ПрезидентеАкадемии художеств».Все речи и статьиему пишут сотрудники.Сам он не способенни строки написать.И вот однаждыон «произносит»какую-то изсвоих речей— и вдруг с размахупрочитав несколькострок, восклицает:
— Нет. Я с этимне согласен!
Показывалимне швейцарскоеиздание трехтомной«Истории итальянскойживописи»:великолепныерепродукции,и я снова убедился,как сильнодействует наменя живопись— Чимабуэ, Джотто— до слез. <...>
20 окт.Коля уехал вФинляндию, гдепровел все своедетство. В Хельсинкимы ездили с ними с Марией Борисовнойв 1914 году до войны(или в 1913). Там онзазевался наулице, и на негонаехал экипаж.Мы в ужасе отвезлиего к хирургу,думали: он повредилногу! Хирург(финн) с омерзениемоглядел ногурусского мальчика,даже ушиба небыло к его огорчению,и Коля от всехпотрясениймгновенноуснул. Чтобыразвлечь егодорогой в поезде,я рассказывалему сказку оКрокодиле: «Жилда был Крокодил»под стук поезда.Импровизациябыла длинная,и там был «ДокторАйболит»— в качествеодного из действующихлиц; тольконазывался онтогда: «Ойболит».Я ввел тудаэтого доктора,чтоб смягчитьтяжелое впечатление,оставшеесяу Коли от финскогохирурга.
Жене черездва дня снимутповязку. Онстарательнозанимаетсясо мною английским— читаем Стивенсона«Mr. Hyde and Mr.Jekyl». По историис ним занимаетсяТагер Ел. Мих.<...>
8 ноября.<...> Куприна даламне почитатьсвои воспоминанияо Куприне. Многоинтересного,—ценные факты,—но в них нетКуприна — этогобольшого человека,лирика, поэта,которого изжевала,развратила,загадила егострашная гнилаяэпоха. Он выходиту нее паинькой,между тем онбыл и нигилист,и циник, и трактирнаядуша, и дажехулиган,— у нееже он всегдана сторонедобра и высокойморали.
Вчера былу меня Алянский.Привез в Москвуот Конашевичаокончательныерисунки к «Бибигону».Я почти ничегоне пишу, занимаюсьс Женей англ.языком. <...>
13 декабря1955 г. вторник.Вчера сдалнаконец в «Домдетской книги»новое, 11-ое изданиесвоей книжки«От двух допяти». РедакторИван АндреевичДавыдов, седенькийприятный человечек,редактор, обещалпрочитать этукнигу к 16-му —то есть к пятнице.Я буду рад, еслиее немедленноотправят впечать — этоизбавит меняот нее. Мне хотелосьработать надЧеховым, надБлоком, надБуниным, надСлепцовым —а тянуло к этойнезаконнойкнижонке, как,судя по романам,тянет от женык любовнице.
Напрошлой неделевыступал счтением о Блоке.В зале Чайковскогобыло пышноечествование.Федин металлическимголосом, какСаваоф на Синае,очень вескои многозначительнопроизнесвступительноеслово. Потомначаласьсвистопляска.Антокольскийс мнимой энергиейпрокричал свойбезнадежнопустопорожнийдоклад, так иначал с крика,словно возражаякому-то, предлагаяпублике протухшую,казенную концепцию(«Блок — реалист!Блок — любительреволюций!»)— прогудел какв бочку и уселся.Я сидел рядомс Твардовским,который сказал:кричит словнос самолета.Твардовскийприготовилслово о Блоке,но, прослушав,как корчитсяи шаманствуетКирсанов, каклопочет что-токазенное СергейГородецкий,отказался отслова. Фединпредоставилмне слово ужетогда, когдався публикаужасно устала— и все же моевыступление— единственное— дошло ей досердца (таксказали мнетогда же Федин,Твардовский,Казакевич), амежду тем и этобыло выступление,тоже недостаточноосердеченое.
Готовя этовыступление,я прочитал своюстарую книжкуо Блоке и с грустьюувидел, что онався обокрадена,ощипана, разграбленанынешнимиБлоковедамии раньше всего— «ВолодейОрловым». Когдая писал этукнижку, в нейбыло ново каждоеслово, каждаямысль была моимизобретением.Но т. к. книжкумою запретили,изобретениямимоими воспользовалисьловкачи, прощелыги— и теперь мойприоритетсовершеннозабыт.
То же и с книжкой«От двух допяти». Покудаона была подзапретом, еемысли разворовали.
Между темя умею писатьтолько изобретая,только высказываямысли, которыеникем не высказывались.Остальноесовсем не занимаетменя. Излагатьчужое я не могбы. <...>
14 декабря.Вчера вечеромбыли у меняВаня Халтурини Вера Вас. Смирнова(у которых нынчелетом утонулзамечательныйсын) — и Берестов.Мне очень хотелосьотвлечь Халтуринаи Смирнову отгнетущей тоски,а также познакомитьих с поэзиейБерестова,которая снова— после долгогоохлаждения— стала дляменя обаятельной.
Он в последнеевремя многоев своих старыхстихах изменил— к лучшему.<...>
Валя Берестовпохож на юногоШостаковича— даже цветомволос и прической— и та же душевнаятональность.
Надо бы мнебраться заСлепцова, заБлока, но я вдругувлекся опять«Бибигоном».Хочется ввестив него Цинцинеллу,—но как? <...>
Я получилписьмо от своейлюбимой писательницыВеры Пановой.
15 декабря55. Как сильнопеределываетБерестов своистихи! «Срочныйразговор» онна моей памятипеределывалраз шесть — ивот вчера прочиталв новой редакции.
Сутугина-Кюнериз Сенгилеяпросила менядостать длянее лекарствоTheophedrin. Ядостал. Набилящик сахаром,конфетами,положил тудалекарство —но послатьневозможно:почта в Одинцовезакрыта, а вБаковке очередьчеловек 60. Женяв лютый морозвзялся отправитьэту посылку,потерял часовпять-шесть,теперь лежит;боюсь, не простудилсяли. Сегодня сним большойразговор окнигах: он терпетьне может Диккенса— и не понимает,как можно любитьДостоевского.Больше всегоон любит «Мертвыедуши» и... «Двенадцатьстульев».
У меня вялостьмозга — катастрофическая.Думаю, что мнеуже ничегоникогда ненаписать.
Корплю надстраницамии ничего немогу выжатьиз своего склерозногомозга. <...>
Читаю КонанДойла — егопоследниерассказы оШерлоке — какплоско и тупо.Тагер пишетсвоего «ВаськуБуслаева» —и как я ни стараюсьпитать к нейсимпатии, никакне могу — хотяона как будтои не плохойчеловек, но —какой напористый,цепкий и хваткий!5<...>
2 января.Провожу моидни в оцепенении.Ничего не делаю,все валитсяиз рук. Еслимне 74 года, еслизавтра смерть,о чем же хлопотать,чего хотеть.Одиночествомое полное:вчера в деньнового годане пришло ниодного человека.<...>
21 февраля.Сплю третьюночь с нембуталом— годовщинасмерти МарииБорисовны. Инужно же такслучиться,чтобы именнона этот деньбыла назначенаоперация Жени.За все это время,начиная с августа,у Жени не заживаетрука — костине срастаются,я показывалего многимхирургам. <...>Бургман повелЖеню к хирургуЕланскомуНиколаю Николаевичу,огромномумужчине («самомубольшому изо