по его адресу2.
В Академиия встретилвдову Брюсова,к-рую не виделлет 20. [Верх страницыоторван.— Е.Ч.] ...в «МолодойГвардии» комне отнеслисьочень сердечно,но «Солнечную»велели переделать— Лядова принялапочти все моипроекты с горячимсочувствием,а в ГИХЛе, гдеблагодушныйциник Соловьев,не отвечавшиймне в Алупкуни на одно письмои не приславшиймне ни копейкиденег, обещалвсе уладитьв кратчайшийсрок, сказал,что Уот Уитмэнпечатается,и «Шестидесятники»печатаются— и, двигая большимживотом, шагаяв узком пространствемежду окноми столом (возлестула, на которомему подобаетсидеть), воркоталкакие-тоуспокоительно-обещательныеслова и тут жепопутно ни стого ни с сегорассказал, какЧагин («милыйчеловек и способный»)вздумал бунтоватьпротив него,поднимая рапповцев,и как это Чагинуне удалось.<...>
25/XI.31.Все по-старому.Кольцов припомощи Ильфаи Петроваразрабатываету себя на квартиредля Рины Зеленойпрограмму еебудущего концерта,у Сейфуллинойболит горло,главный бухгалтерГИХЛа сообщилмне конфиденциально,что бумаги в1932 году у ОГИЗабудет еще меньше,чем нынче, таккак нет целлулозыи не ввезеноновых машиндля ее оборудования,а на Каме какой-тозавод, толькочто открытый,пришлось закрытьи консервировать[Низ страницыоторван.— Е.Ч.] ...богатыестановятсявсе богаче, абедные всебеднее.— Шубыу меня нетупо-прежнему,а идут холода.Был я у КорнелияЗелинского.Живет он в томже доме, гдеСейфуллина.Очень мил иджентльменист,но, очевидно,живет в «тесноте»:при мне еготеща принеслаему открыткуот Литфондас требованиемуплатить втрехдневныйсрок 500 рублей— с угрозой,если он не уплатит,конфисковатьего имуществои пропечататьего имя в «Литгазете».Он был в этуминуту великолепен.С аристократическимпрезрениемон взял в рукиэту открыткуи сказал теще:
—Вздор. Напраснаятревога. Посмотритена подписи:«Халдеев иМурыгин». Ктознает такихписателей!Ничтожества,не имеющиеникакоголитературногозначения.
На стенаху него географич.карты, на шкафахглобусы: звездноенебо и земнойшар.
Был я с ниму Пильняка. Загородом. Первоевпечатление:страшно богато,и стильно, исытно, и независимо.Он стал менеераздерган,более сдержани тих. Оченькрепкий, хозяйственныйнемец-колонист.Сегодня заедетза мной на своеймашине — к Кольцовуи возьмет меняобедать.
Ночь я неспал. Оченьраздерган.Нужно работатьнад Уитмэном.
27/XI.Вчера замной заехалк КольцовуПильняк — вчерном берете,—любезный, быстрый,уверенный —у него «Форд»,очень причудливойформы,— правитон им гениально,с оттенками.На заднем сиденииего племянницаТаня, круглолицаядевочка 14 лет.По дороге выскакивалнесколько раз:«Разрешитевас на минутупокинуть!»
По дороге:«С писателямия почти невстречаюсь.Стервецы.«Литературнаягазета»— негазета. Авербахне писатель».Опять ловко,быстро и увереннов гастрономич.магазин. Выбежалс бутылкой. Вдоме у него дваписателя, Платонови его друг, прокоторых онговорит, чтоони лучшиеписатели вСССР, «оченьдостойныелюди», друг —коммунист («вытаких коммунистовникогда невидали»), идействительноэтот странныйпартиец сейчасже заявил, что«ну его к чорту,машины и колхозы(!), важен человек(?)»,— сейчас жесели обедать,Ольга Сергеевна,американскаядама с мужем,только что кнему приехавшая,Ева Пильняки мы, трое гостей.Гусь с яблоками.Все мы трое —писатели, ущемленныеэпохой. В утешениенам Пильнякрассказаллегенду: какой-тогород обложиликонтрибуцией.Горожанезапротестовали,пришли, рыдая,к своему притеснителю.Он сказал: «Взятьвдвое!..» Они вужасе ушлидомой и решилина коленяхмолить о пощаде.Вернулись кнему. А он: «Взятьвдвое!» Онисовсем обнищали,а он: «Взятьвдвое!»
Тогда всерассмеялись.И он спросил:«Что, они смеются?Ну, значит, взятьуже нечего».
Но, очевидно,с нас еще естьчто взять, потомучто мы не очень-тосмеялись. Платоноврассказал, чтоу него естьроман «Чевенгур»—о том, как образоваласьгде-то коммунаиз 14 подлинныхкоммунистов,которые всехне коммунистов,не революционеровизгнали изгорода — и какэта коммунапроцвела,— ихотя он писалэтот роман сбольшим пиететомк революции,роман этот (в25 листов) запрещен.Его даже набралив изд-ве «МолодаяГвардия»— ивот он лежитбез движения.25 печатных листов!
В утешениенам Пильнякповторил, чтомы живем в атмосферетеней, что «Федерацияпролетарскихписателей»,на кой чортона, только идержится закрытымраспределителем,а таких писателей,как Фадеев иАвербах, нету;таких газет,как «Лит. Газета»,нету. Чиновники,которые правятлитературой,хотят, чтобывсе было мирно-гладко,поменьшенеприятностей,и Канатчиковвыразил идеалвсех этихадминистраторов— Вы бы не писали,а мы бы редактировали.Но писателипишут, тольконе печатают:вот у Платоновароман лежит,у ВсеволодаИванова тоже(под названием«Кремль»— нео московском).
Чтобы отвлечьразговор, ярассказал, каксегодня в «МолодойГвардии» бухгалтерша,платившая мнеденьги, заявила,что такогописателя, какЧуковский,нету, она никогдане слыхала, ивообще в «МолодойГвардии» 5 или6 литер. работниковникогда неслыхали моегоимени. <…>
Разворачиваяамериканскуюпачку папирос(завернутуюв плотную прозрачнуюбумагу), Платоновсказал: Эх, этубумагу в деревнюв окошки, мужикам!
Я вспомнилповесть Пильнякао Лермонтове,где чудесноописаны жирныеголые женщины,лечащиеся вЕссентуках,—и Ольга Сергеевнарассказала,как одна жирнаяженщина хотелазастрелиться,и спрашивала,как вернеепопасть в сердце,и ей сказали,нужно взять3 вершка нижесоска, она ивыстрелилав коленнуючашку.
Тут Пильнякастала битьлихорадка.Малярия. Емудали хины. Онне захотелпринять ее,пока ОльгаСергеевна нелизнет из бумажки.
Мы перешлина диван в кабинет.У Пильняказастучали зубы.Он укуталсяв плэд. На стенев кабинетевисит портретПастернакас нежной надписью:«Другу, дружбойс которым горжусь»— и внизу стихи,те, в которыхесть строка:
И разве я немерюсь пятилеткой.
Оказывается,эти стихи Пастернакпосвятил Пильняку,но в «НовомМире» их напечаталипод заглавием«Другу»3.Тут заговорилио Пастернаке,и Пильняк произнесгорячую речь,восхваляя его.Речь была оченьчеткая, блестящаяпо форме, издавнаобдуманная— Пастернакчеловек огромнойкультуры —(нет, не станупересказыватьее — испорчу— я впервыеслыхал от Пильнякатакие мудрыеотчетливыеречи). Все слушалиее завороженные.Вообще у всехокружающихотношение кПильняку, какк человекуочень хорошему,теплому, светлому— и для меняэто ново, и ему,видимо, приятноисточать теплоту,и ко мне он отнессяочень участливо,даже подарилмне галстух,так как я, порассеянности,явился к немубез галстуха.Я ушел обласканный:американецподарил мненовые американскиежурналы, племянницаухаживала замною. ПришелГлеб Алексеев,заговорил обалиментах —и я ушел. Ехатьот Пильнякадолго, в трамвае№ 6, потом в трамвае№ 10. Я ехал — и мневпервые сталолегче как будто,потому чтовпервые за весьэтот год я услыхаллитературныйспор.
Кстати, тамже рассказалипро Глеба Алексеева;он регистрировалсяв Союзе Писателей,и барышня, увидевего, стала рытьсяв бумагах набукву У, а потомсказала: вы унас не значитесь!
Он сразудогадался: онаприняла егоза Глеба Успенского!
Я вспомнил,как меня во«ВсемирнойЛитературе»,когда я редактировал«Николая Никльби»,кассир вызывалк окошечку:«Николай Никéльби!»
28/XI.Вчераначались морозы.17 градусов. Ау меня легкоелетнее пальтишко,фуражечка,рваные калошии никаких перчаток.Побежал в Торгсин— куда там! Сегоднямороз с ветром— не меньше20°. Мы с Фектейзашили калошу,она немедленнопорвалась вдругом месте.На улице ветрыострее ножей— побежал кХалатову, егонету, приметзавтра. В. И. Невскийсказал мне, чтоему очень понравиласьмоя работа надСлепцовым, ит. к. меня давноникто не хвалилкак писателя,это меня страшновзволновало.Опять я в «МолодуюГвардию», опятьв ГИХЛ, мойзаколдованныйкруг. Бегая поэтому кругу,я вспомнил, чтотакова мояпроклятаясудьба бегатьза копейкойпо издательствам,что я не вижуни картинныхгалерей, нитеатров, нилюбимых людей,п. ч. бегаю поделам, по конторам— для свиданияс Ионовым, сСоловьевым,с Цванкиным.Вечером я побежалк Ионову. Ионовтолько чтопереехал вновый дом — Домправительства.У него 4 комнаты,из них три огромны.В квартире ещекавардак, вещиеще не разобраны.Он въехал вквартиру Ганецкого,который в течениемесяца умудрилсястрашно замусоритьее. АлександраМих., жена Ионова,поразила менясвоей страшнойхудобой и болезненнымвидом. Мальчиксейчас узналменя, кинулсяко мне и сталчитать мне свойновый рассказ.Мне было не донего, он почувствовалэто и началкувыркатьсяна диване. Ионоване было. Но вотон вошел, оченьзаиндевелый,мы присели кстолу и сразупорешили: онпокупает у менячетыре книгидля экспортаи дает мне авансом500 рублей. (Этоменя оченьобрадовало.Скорее уедув Питер. Мненужно готовитьвторой томСлепцова иисправлять«Солнечную».Это загрузкасерьезная. Имне ли роптатьна бога, еслиденьги у меняна этот месяцесть. Толькобы Халатовпомог мне добытьсебе пальтозимнее.) Потомя вернулся кШатуновской,у к-рой была вэто время Лядова.С Лядовой мыпошли к Кольцову.У Лядовой былазадняя мысль,к-рой я не знал.Она хотела такнажаловатьсяКольцову наЦванкина, чтобыКольцов написало Цванкине в«Правду» фельетон.Мы уселись, иона начала.«Цв. зажимаетсамокритику...тра-тата, Ц.распустилбеспартийныхредакторов— тра-та. Он нанесизд-ву страшныеубытки... однаДетская Энц.,к-рая, как выяснилабригада, никудане нужна, обошласьнам в 80 тысячрублей, сейчасмы забраковалина 100 тысяч рублейрукописей,принятых приего руководстве,Цванкин... Цванкин...Цванкин...» К.слушал добродушно-равнодушно...И от фельетонаувиливал. Потомв разговоревыяснилось,что у К. естькнижка о Сталине,заказанная«ДеревенскойГазетой». Кольцов,написав этукнижку, хотелпоказать ееСталину, ноникто не решалсяпередать ееему. Серго сказал:«Он и тебя побьети меня поколотит».Так она и лежалав наборе. Потомее автоматическипослали в Главлит,а Главлит всекретариатСталина. Ст.прочитал исказал по телеф.К-ву: «Читалкнижку о Сталине— слишком хвалишь...не надо... Ты летомприходи ко мне,я расскажутебе... что нужновставить».Книжку отложили.Теперь Лядовойзагорелосьиздать этукнижку в «Мол.Гв.». Кольцов,очевидно, отэтого тоже непрочь. Я тольковсюду вставлюслово: дядя.Дядя Ленинсказал дядеСталину, что