им тысячу раз.
Я любил егопроизведения,понимал, чтоон имеет правосчитать себянепонятым,недооцененнымписателем, ноего недобрыеотзывы казалисьмне глубокоошибочными.Он говорил описателях так,словно все они,ради успешнойкарьеры, кривляютсяна потеху толпы.Леонида Андреева,который в товремя был своегорода властителемдум, он сравнивалс громыхающейбочкой — и вменялему в вину полнейшеенезнание русскойжизни, склонностьк дешевой риторике.Бальмонтатрактовал какпошляка-болтуна,Брюсова — каксовершеннуюбездарность,морочившуюпростаков своеймнимой ученостью.И так дальше,и так дальше.Все это былив его глазахузурпаторыего собственнойславы.
В ту ночь,слушая егомонолог, я понял,как больно емужить в литературе,где он ощущаетсебя единственнымправедником,очутившимсясреди преуспевающихгрешников.
Ему, сознающемусебя талантливееи выше их всех,оставалосьодно: относитьсяк ним с высокомернойбрезгливостью.Особенно поразилименя его язвительныеотзывы о Горьком.«Утро в Куоккале»—рассказывалон.— На дачнойтеррасе кипитсамовар. Горькийсходит внизраньше всехи нетерпеливымипальцамиразворачиваетсвежие газеты.В каждой газетеговорится онем. Он ухмыляется.Проходит полчаса.Он откладываетгазеты в сторону.К чаю спускаютсядамы — и тожепервым деломза газеты. «—Алексей Максимович,здесь репортажнаязаметка о вас,а здесь целыйподвал о вашейкниге».
Горький сделанным равнодушием:
— А мне неинтересно».
Я принял всеэто за чистуюмонету и недогадалсяспросить, откудаже мог Бунинузнать, чтоделал Горькийу себя на террасеодин без постороннихсвидетелей.
С Горькими ЛеонидомАндреевым Бунинвсе еще поддерживалотношениядружеские.
_________
Нельзя сказать,чтобы он былнепризнаннымавтором. Истинныеценители литературы,ее верховныесудьи, Чехови Горький, ужепо ранним стихами рассказамвысоко оценилиего дарование.Академия наукпочтила егозванием академика.Но публика,читательскаямасса долгооставаласьк нему равнодушна.
Мне вспоминаютсянесколькоотрывочныхфактов.
_________
Самое древнеевоспоминаниетакое:
Гостиница«Метрополь».Москва. В двухкрайних номерахютятся редакциии конторадекадентскогоиздательства«Скорпион»и молодогожурнала «Весы».Валерий Брюсов,глава и руководительиздательства,только чтоуехал — на конке— домой. Издатель«Скорпиона»скромнейшийи тишайшиймиллионерСергей АлександровичПоляков сосвоей милой,виноватойулыбкой угощаетнас чаем — меня,Андрея Белого,Бальтрушайтисаи каких-то норвежскихгостей. Ужеподали дваподноса с двумяпузатыми московскимичайниками. Ужепоставили настол две бутылкикагора. Но стульязаняты почетнымигостями, а намприходитсясадиться накакие-то пачкиистерханныхкниг, перевязанныхкрепкой бечевкой.Что за книги,полюбопытствоваля. Оказалось:Ив. Бунин. «Листопад».Этот первыйсборник бунинскихстихов издал«Скорпион»,и сборник легна складе мертвымгрузом. Покупателейна него не нашлось.Всякий раз,приходя виздательство,я видел этизапыленныепачки, служащиепосетителяммебелью. Ониоставалисьтам нескольколет, и в концеконцов издательствообъявило всвоих анонсах,прилагаемыхк журналу «Весы»:
«Иван Бунин.«Листопад»вместо рубля60 копеек».
И тут же:
«ВалерийБрюсов. «Urbiet Orbi»* распродано».
* «Городуи миру» (лат.).
Каково былоБунину читатьэти строки приего презрительномотношении кБрюсову?
_________
И еще одновоспоминание— более позднее.Финляндскийвокзал в Петербурге.Лето, жара, духота.Из поезда выходятЛеонид Андрееви Бунин. Публикасошла с ума отрадости: «Андреев,Андреев, Андреев!»Толкая другдруга, разгоряченные,потные, всеринулись поглядетьна сверхзнаменитогоавтора «Бездны».
— А кто этос ним рядом?..вот тот... худощавый.
— Бунин! —говорю я какможно внушительнее.Но все по-прежнемулепечут молитвенно:
— Андреев...Андреев... Андреев.
Вряд ли всеэто доставлялоудовольствиеБунину: он считалсебя на тысячуголов вышеАндреева.
Как-то ночью,направляясьиз Петербургав Куоккалу, яувидел их обоихв вагоне тойже Финляндскойжелезной дороги.Они ехали дальше,чем я, — до станцииРайвола. Обабыли пьяны, ноБунин казалсягораздо трезвееАндреева, который,как и все оченьдобрые люди,был во хмелюговорлив, наклоненк слезам и лиричен.Он обнималБунина и признавалсяему в нежнейшейлюбви. И тут жезасыпал — наминуту. А Бунинвырывал у негоиз бороды волоскии говорил, усмехаясь:
— Я пошлю поволоску твоимпоклонницам!
Помню, кактревожиласьпростодушнаяАнастасияНиколаевна,мать ЛеонидаАндреева, когдав Финляндию,в Ваммельсуу,приезжал Бунини они оба отправлялиськутить в Петербург.
— Опять онспоит Леонида.
Конечно, Бунинне ставил себеэтой задачи.Да и не требовалосьособых усилий,чтобы споитьЛеонида Андреева,так как Андреевв те годы пьянелпосле третьейрюмки.
_________
И еще воспоминание.Москва. Репинв гостях у МарииНиколаевныМуромцевой,популярнойв свое времяпевицы.
Комнаты полнызнаменитостями.Репин, Коровин,Шаляпин и вуглу незаметныйБунин. Я подселк нему, и он снеожиданнойзадушевностьюв голосе сталговорить оРепине: какойэто чудесныйхудожник. ОсобенновосхищалсяпортретамиПисемского,Мусоргского,Фофанова икартиной «Неждали».
Меня это неудивило: в тедни он несколькораз с чувствомвосхищенияи нежностиговорил о картинахРепина.
Я напомнилему, что напередвижнойвыставке, гдебыла картинаРепина «Какойпростор!», онгромко порицалэту картину.
Он ответил:
— Да, эта картинаниже дарованияРепина. Но заметиливы, какая тамчудесная волна,прянувшаяиз-под мартовскойльдины... Живаяволна, замечательносхваченная.
Увлеченныйразговором,я не заметил,что комнатадавно опустела.Все ушли в столовую,где, очевидно,происходилочто-то оченьсмешное, потомучто оттуда нераз доносилисьвзрывы веселогоженского визга.
Наконец всевернулись вгостиную. НиколайДмитриевичЕрмаков, мойпетербургскийзнакомый, пришедшийсюда вместес Репиным, подошелко мне и с упрекомсказал:
— Эх вы! Проворонилитакое наслаждение!Сейчас ФедорИванович (Шаляпин)рассказывалдьявольскисмешные истории,а вы целый часпросидели сэтим... Подмаксимкой.
Бунин в товремя уже написалсвои лучшиевещи, но обывателивсе еще по привычкесчитали егоПодмаксимкой,то есть однимиз слабоватыхписателей,пытающихсяблагодаря своейблизости кГорькому придатьсебе вес и значение.
_________
Это дико, этобезумно, этокажется почтиневероятным,но таковы былифакты. Повторяю,Бунин имел своюдолю успеха,его не замалчивали,о нем печаталисьхвалебныерецензии — ноесли сравнить,например, теЭльбрусы статей,которые вызывалокаждое новоепроизведениеГорького, авпоследствии— Леонида Андреева,с количествомкритическихоткликов, посвященныхпроизведениямБунина, этоколичествопокажетсямикроскопическималым. Хотявпоследствиион отзывалсяо символистахс гадливойнасмешливостью,он в свое времясделал скрепясердце попыткупримкнуть ких лагерю исблизитьсяс ними, потомпримкнул ксборникам«Знания», вкоторых, судяпо его позднейшимвысказываниям,тоже чувствовалсебя чужаком.Никаких звонкихлозунгов онс собой не принес,никуда не звал,ничему не учил,правда, он обладалсветлым поэтическимощущениемжизни, изощренныммастерствомновеллиста,самобытными тонким стилем,но это совсемне те качества,которые ценилисьв то время широкойчитательскоймассой.
И конечно,он был бы святым,если бы не чувствовалзатаеннойвражды к болеесчастливымсоперникам.Их всероссийскаяслава, по искреннемуего убеждению,досталась имслишком уждешево — запроизведенияболее низкогокачества, чемте, какие созданыим. Но святымон не был, и потомуможно представитьсебе, сколькодолгих и тяжкихобид долженбыл испытыватьон изо дня вдень, видя шумныетриумфы ВалерияБрюсова, ЛеонидаАндреева, неговоря уже онебывалойфантастическойславе Горького.
Хуже всегобыло то, что ондолжен былскрывать своивысокомерныечувства, долженбыл постоянноякшаться стеми, кого презирал,водить с нимимноголетнююдружбу, писатьим теплые участливыеписьма (о которыхвпоследствиии сам заявил,что они частобывали неискренними,то есть скрывалиего неприязненноеотношение ктем, кто считалиего своим другом)12.
Когдав позднейшихего мемуарахчитаешь желчныеотзывы о техписателях, скоторыми онводился вдореволюционноевремя, понимаешь,как мучительнобыло ему, считавшемусебя великаном,жить среди тех,кого он считалчуть не карликами.
Читая воспоминанияБунина, представляешьсебе, что онбыл резкий,колючий, насмешливый,строго принципиальныйчеловек, бесстрашновступившийв борьбу сбездарностью,пошлостью,лживостьюлитературныхнаправленийи школ, процветавшихв его эпоху.
На самом делеон держалсяпо-приятельскии с Чириковым,и с Найденовым,и с Максом Волошиным,и (в первое время)с ВалериемБрюсовым. Явидел, как кроткобеседовал онс Петром СеменовичемКоганом, с критикомТальниковым,с критикомЕвгением Ляцким.
***
Очень удивилименя его мемуарныезаметки о Репине.В них он сообщает,что Репин жаждалнаписать егопортрет и что,уступая настоятельнымпросьбам художника,он приехал кнему в Куоккалув назначенныйдень. Но в мастерской,где работалРепин, стояллютый холод,все окна былираспахнутыв зимнюю стужу,и Бунину пришлосьпоспешно убежатьиз Пенатов кнемалому огорчениюРепина13.
Когдаэто произошло,неизвестно.Бунин не указываетдаты. Можетбыть, в самомначале двадцатоговека, когда яеще не жил вКуоккале и небыл знаком сИльей Ефимовичем.А в более поздниевремена делобыло как разнаоборот. Буниночень добивалсятого, чтобыРепин написалего портрет,но, к сожалению,потерпел неудачу.Все это происходилоу меня на глазах,и мне хочетсяподелитьсясвоим недоумениемс читателем.
Раньшевсего мневспоминается1914 год, когдакакой-то безумецпорезал картинуРепина «ИванГрозный и сын»14.Репин приехалв Москву. Остановилсяв гостинице«Княжий двор»на Волхонке.Здесь его посетиладелегацияименитых москвичей,депутат ГосударственнойДумы Ледницкий,Бунин, Шаляпини еще кто-то,кажется, художникКоровин, и отимени Москвытрогательнопросили у Репинапрощения зато, что Москване убереглаего картины.Репин благодарил,главным образомШаляпина. Итогда же сказалФедору Ивановичу:«Я жажду написатьваш портрет!»А Бунину, стоявшемурядом, он не