сказал этихслов. Потом вресторане,кажется в Праге,состоялсябанкет в честьРепина, гдепроизносилисьгорячие речи.Бунинская речьбыла дифирамбомв честь Репина.Репин благодарилего в своемобычном гиперболическомстиле, но нислова не сказало желании написатьего портрет.Потом (или раньше,не помню) Репинпосетил Третьяковскуюгалерею, смотрелреставрированного«Ивана». С нимвместе пришлиШаляпин и Бунин,и Репин сноваповторил Шаляпину,что хочет написатьего портрет.Мы возвращалисьс ним из Москвыв Петербург,он всю дорогувосхищалсяШаляпиным,называл еговельможейЕкатерины итут же в вагонеу меня на глазахнабросал карандашныйэскиз будущегошаляпинскогопортрета.
Зная, какБунин мечтаето том, чтобыРепин написалего портрет,я, когда мы вернулисьв Куоккалу,читал Репинулучшие очерки,рассказы истихотворенияБунина. Репинодобрял и стихии рассказы, ноне выразилникакого желаниязапечатлетьего черты нахолсте. КогдаБунин ([в оригиналепропуск.— Е.Ч.] числа)приехал к немув Пенаты, Репинне принял его*,—и Бунину пришлосьпридти ко мне.Хотя тесныекомнаты моеймаленькой дачибыли даже слишкомнатоплены, онне снял своейроскошной шубы,утверждая, чтов доме у менястрашный холод,выбранил климатФинляндии,потом ушелогорченныйна станцию. Япроводил егок поезду, и этим,по-моему, кончилисьвсе его отношенияс Репиным.
* Возможно,что Репин былв то время вотлучке. Этогоя точно не помню.—Примеч.автора.
Всеэто совсем непохоже на то,что написанов его воспоминаниях.Конечно, я несомневаюсьв правдивостиБунина, но долженсказать, что,бывая в мастерскойРепина почтиежедневно с1909 года по 1917, я ниразу не страдалтам от холода,о котором повествуетБунин. У Репинабыли ученикиФюк и Комашко,которые отапливалимастерскуюдо 15—20 градусовпо Цельсию.Репин любилсвежий воздух,спал в меховоммешке под открытымнебом на балконе,но (по крайнеймере в мое время)писал он всегдав тепле.
15.
Купринлюбил всякиеpractical jokes («розыгрыши»).Однажды в Одессея после ночи,проведеннойв море с рыбаками,пришел к нашемуобщему приятелюАнтону Богомольцуи, растянувшисьна трех стульях,заснул. Купринвзял ножницыи проделалкакие-то проплешиныв моих густыхволосах. Когдая проснулся,я увидел, чтошевелюра моябезнадежноиспорчена.Куприн оправдывался:«СегоднятезоименитствогосударыниимператрицыАлександрыФедоровны. Яиз патриотическихчувств мечталгде-нибудьзапечатлетьбукву А. Увидел,что вы крепкозаснули, и выстригэту букву у васв волосах».
16.
Нужноподробнеенаписать, какя пришел в Москвек Бунину — поздравитьс тем, что егоизбрали академиком.Как он в очкахразбирал какие-токарточки — сматернымисловами разныхгуберний. ИльяТолстой.— Шаляпин.
17.
МихаилКонстантиновичЛемке. Я познакомилсяс ним у Ляцкого(в доме Пыпиных).Было в нем что-товоловье. Работоспособностьколоссальная.Его книги ополицейскойполитике АлександраII, погубившейМихайлова,Чернышевскогои др., доставилиему великуюславу в 1904—1905 годах.Он первый вскрылжандармскиеархивы тоговремени — иочень ловкоиспользовалсвои находки— писал залихватски,эффектно, вдухе бульварныхроманов, новиден был умдубоватый,узкий, элементарный.Стоило посмотретьна его приземистуюфигуру, на егоквадратныйлоб, над которымволосы торчалиежиком, чтобыубедиться, чтоон ограниченныйчеловек,— сильныйсвоей ограниченностью.Вся его работанад Герценомобнаружилаего колоссальнуюработоспособностьи полную неспособностьпонять Герцена.В его натурене было ни граммаартистичности,и одной работоспособностиздесь оказалосьмало. Позднейшееакадемическоеиздание Герценаобнаружилопромахи и провалыв его комментарияхк Герцену. Герценнасыщал своиписания французскими,немецкими,английскимикаламбурами.Ни одного изэтих языковЛемке не знал.Отсюда егопозорные«междуфилейнаячасть» (entrefilet)*и выставкакукол (ofbabies).
* На самомделе — типографскийтермин, обозначающийвступление,послесловиеили комментарийк основномутексту (франц.).
Наряду своловьимикачествамив нем страннымобразом уживалисьлисьи. В этомя убедился,наблюдая егов репинскихПенатах. Таккак он заведывалтипографиейМ. М. Стасюлевича(втершись вдоверие к егожене ЛюбовиИсааковне(урожд. Утиной),он принял кнапечатаниюкнигу Нордман-Северовойи на этой почвежаждал сблизитьсяс Репиным. Мечтало том, чтобыРепин написалего портрет,и всяческиегозил передомной, думая,что портретзависит отчастиот меня.
Не былотаких льстивыхэпитетов, которымион не награждалбы меня, моистатьи. ЛюбовиИсааковнеСтасюлевичон угодил тем,что, отбросиввсякие радикальныеидеи, став навремя праведнымлибералом,издал пятьтомов корреспонденцииее покойногомужа. ЛисьиспособностиЛемке сказалисьво время войны,когда он попалв Ставку царяи очутилсясреди генералитета.Есть его пухлаякнига о Ставке15.
Отношениянаши были дружеские.Приходя к нему,я всегда заставалего за работой.В комнате унего стоял сейфс рукописямиГерцена, сейфэтот был оченьвнушителен.Он охотно показывалмне эти рукописи,вообще былрадушен и любезен.Но вот в одномиз томов Герценаон опубликовалнайденное имгде-то письмоНекрасова кГерцену, приписалему фальшивуюдату и сделализ этого письмачудовищныевыводы. Я отнессяк его ошибкамюмористическии указал на нихв печати в своейстатье «Женапоэта». В 1919 году,едва написавэту статью, ячитал ее в ДомеИскусств.ПрисутствовалЛемке. Когдая стал доказывать,что он не понялнайденногоим письма, онпорывистосорвался сместа — и, бормочаругательства,демонстративнопокинул зал16.
В это время— или несколькопозже — в Ленинградестал издаватьсяжурнал «Литератураи революция»,или что-то вэтом роде. ТамЛемке был заправилой.Первым долгомон напечаталстатейку противмоего «Крокодила»,где прямо былосказано, что,кроме гонорара,полученногомною, никакойникому пользы«Крокодил»не принес. Такимобразом Лемкеявился первымв ряду техмракобесов,которые составилицелую фалангуисступленныхврагов моегодетского творчества.Здесь же, рядом,чуть ли не втом же номережурнала, Лемке(под псевдонимомМаврин) ополчилсяпротив моихнекрасоведческихработ. Здесьон был во многомправ, но кипящаяв нем злоба —личная злоба,порожденнаяобидой, чувствуетсяв каждой строке17.Чтобы окончательнопосрамить менякак некрасоведа,Лемке заявил,не совсем грамотно,что найденнаямною рукописьНекрасова,которую я условноназвал «Каменноесердце», естьтолько малаячасть тоготекста, которыйизвестен емувесь целиком.Этот текстбудто бы называется«Как я велик!»и издан на правахрукописи вПерми. Всё это,конечно, оченьстранно: знаяогромный интереск Достоевскомуи Некрасову,нельзя не удивлятьсятому, что внеобъятнойлитературе,посвященнойобоим писателям,эта публикацияосталась никому,кроме Лемке,неизвестна.А если она каким-точудом сталадоступна емуодному, почемуон не обнародовалее, почему несообщил о еесуществовании(если не могобнародовать).Почему он ждал,чтобы я нашелодну главу этойповести — илишь тогдавыступил ссенсационнымизвестием. Поего словам, этакнижка былау него в рукахнедолго. Но всеже была. Значит,он знает, ктовладелец этойкнижки. Почемуон скрыл егоимя?! Почему неубедил владельца,что напечатаниеникому неизвестнойповести Некрасовао Достоевскомнесет ему иприбыль и почет.Что заставляетэтого владельцавот уже 40 летпрятать отчитателей своесокровище? Нето ли, что «Какя велик!»—фальшивка,неумелая подделкаподлинноготекста? Не толи, что «Как явелик!» не имеетничего общегос некрасовскойтемой? Если быЛемке привелхоть три строчкииз пермскойкниги, если быон хоть в общихчертах сообщило содержаниитех глав, которыене найденымною. Тем неменее, милыйи простодушныйС. Шестериковзаявил в № 49—50«Литературногонаследства»,что в виду высокого(?!) научногоавторитетаМих. Лемке мыдолжны считать,что находкаЧуковскогоне имеет нималейшей ценыпо сравнениюс находкойЛемке, хотяЧуковскийопубликовали прокомментировалподлиннуюнекрасовскуюрукопись, аЛемке лишьсообщил заглавиекакой-то неведомойкниги, из коейон не мог привестини единой строки18.Со стороны всеэто представляетсямне очень забавным.Предположим,что я нашелвсего гривенник,но Шестериков,не найдя никопейки, вместотого, чтобыпоблагодаритьменя за этотгривенник,сердится наменя, зачем яне нашел рубля,хотя рубльчрезвычайносомнительный,может быть дажефальшивый.
18.
Николай Ив.Кульбин былкроткий, учтивыйчеловек, любившийговорить всемприятное. Когдая познакомилсяс ним, ему былолет 50. Он был старшевсех другихфутуристов.Лысина, лучистыеморщины. Служилв каком-томедицинскомдепартаменте— и дослужилсядо генерала.Летом жил вКуоккале неподалекуот нас. Неплохорисовал — главнымобразом портреты.При всей своейтихости в душебыл бунтарь.Недаром примкнулк футуристам,выступал вместес ними в их шутовскихмаскарадах.Едва прослышавоб американскихнюдистах сталвыходить накуоккальскийпляж нагишомв генеральскойфуражке. Этовызывало скандалы.Тогда он сталнадевать насвое волосатоетело легкиеполупрозрачныетрусы — и однаждыявился в такомвиде к нам надачу. Пройдяпляжем околоверсты, подошелк Марии Борисовнеи учтиво поцеловалей руку. МарияБорисовнаглянула нанего:
— Ступайтевон! Безобразие!— закричалаона.
Он вежливоприподнялфуражку и сдостоинствомудалился.
Я возил егок Леониду Андрееву— он нарисовалЛеонида Николаевича— очень похоже.
19.
ПодвыпившийБальмонт шелночью по Лондону.У лондонскихполицейскихбыл обычайпроверятьпьяных припомощи дубинки.Если от легкогоудара дубинкипьяный не свалитсяна землю, онможет продолжатьпуть, а свалится— его забираютв участок. Бальмонтне свалилсяи под утро пришелв бординг хаузвесь в синяках.(РассказаноИ. В. Шкловским-Дionео.)
20.
Пародия Бунинана Бальмонта:
Собака я,когда с собакою,
Я с лесом лес,со зноем зной,
Я Титикакас Титикакою,
Но я не муж,когда с женой.
21.
Бунин в9 томе говоритв «Письме вредакцию «Последнихновостей»:
«Я стоял...раздетый, разутый,—он сорвал сменя даже носки,—весь дрожали стучал зубамиот холода идувшего в дверьсквозняка...»(333).
В статье:«Репин»:
«...жестокиймороз... в доме— все окна настежь.Репин... ведетв свою мастерскую,где тоже мороз,как на дворе...Я... пустилсясо всех ног навокзал...» (379—380).