В «Джером-Джероме»:
«В английскихстоловых содной стороныкамин, с другой«полярныйхолод». «Милыехозяева вдруграспахнуливсе окна настежь,невзирая нато, что за нимивалил снег. Яшутя закричалот страха икинулся полестницеспасаться...»(381).
Он был оченьзябкий и дажеу меня на дачев жарко натопленнойкомнате не снялшубы. Говорил:я путешествуюв южные страны,а в России —только в международныхвагонах, потомучто окна тамнаглухо закрыты.
22.
Кусок воспоминаний,вырванный изпотемок забвения.
Я — в «Лоскутнойгостинице»,которая запомниласьмне только тем,что в ней перилабыли обмотаныкрасным бархатом.В номере Федоров,Бунин и Ал. Круглов.Пьяны. Федоров:
— У меня чахотка.
Б.— Никакойчахотки у тебянет.
Ф.— Говорютебе, у менячахотка!
Б.— Ты совершенноздоров.
Ф. (обиженно)— Я здоров?
Б. (дразня) —Здоров, здоров.
Ф. (в яростибросается наБ.) — Говорю тебе:у меня туберкулез,ту-бер-ку-лез.
***
ЗАВЕЩАНИЕ
Гонорар завсе мои детскиекниги: Серебряныйгерб, Солнечная,Джек Покорительвеликанов,Мойдодыр, Крокодил,Бибигон и заальманах «Чукоккала»завещаю моейвнучке ЕленеЦезаревнеЧуковской.
Гонорарза все мои книгидля взрослых:«Современники»,«От двух допяти», «МастерствоНекрасова»,«Книга об Ал.Блоке», «Живойкак жизнь»,«Высокое искусство»,«Уолт Уитмен»,«Люди и книги»и др. завещаюдочери моейЛидии КорнеевнеЧуковской.
Все русскиекниги, составляющиемою библиотеку,завещаю БиблиотекеДома Литераторов.
Все иностр.книги — Б-кеИностр. Литературы.
Лиде — вседеньги за исключениемтех, которыея выделил дляТатьяны Макс.Литвиновой,для Кларочки,для МарианныШаскольской,и вся мебель,которую Лидазахочет взятьдля себя илираздать близким.За исключениемсекретера,который я завещаюМарине.
Из той суммы,которую я оставляюЛиде, я прошуее выделятьежемесячноЕвгению БорисовичуЧуковскому.И если возможнопо мере сил —поддерживатьденежно библиотекудля детей,построеннуюмною.
На могилерасчиститьдеревья и поставитьдве плиты —надо мною такуюже, как над МариейБорисовной.
Все книги,относящиесяк Некрасову,—НекрасовскомуМузею в Ленинграде.
14 апреля.93 бокс Инфекционногокорпуса. Сейчасушла МарианнаПетровна. 37,2.
Историямоего портрета,написанногоРепиным. Репинвсегда писалсразу несколькокартин. Я позировалему для двух:для «Черноморскойвольницы» идля «Дуэли».Раздевалсядо пояса и лежална ковре, в качествераненого дуэлянта.В 1910 году он предложилмне позироватьему для портрета.Портрет удался.Репин подарилего мне. Но вРиме в 1912 годуоткрыласьвыставка — иРепин попросилу меня разрешенияотправить навыставку мойпортрет. Портретбыл послан.Через месяцИлья Ефимовичприходит смущенныйи сообщает, чтопортрет купиликакие-то Цейтлины.«Произошлаошибка,— пояснилон.— Я застраховалпортрет заопределеннуюочень малуюсумму, а администрациявыставки вообразила,что это ценапортрета, продалаваш портретпо дешевке».Я был огорчен.Репин, утешаяменя, обещал,что напишетс меня новыйпортрет. В 1916 годуя был в Париже— с Ал. Толстым,Вл. Набоковыми Вас. Немировичем-Данченко.К нам в гостиницуявился сладкоречивыйг. Цейтлин и отимени своейсупруги пригласилнас к ним наобед. Мы пришли.Цейтлины оказалисьпросвещенными,гостеприимнымилюдьми, понаторелымив светскомрадушии. Последесерта мадамЦейтлин порывистосхватила меняза руку и повелав одну из дальнихкомнат. Там яувидел портретыее детей, написанныеБакстом, и мойпортрет, написанныйРепиным. Я сказал,что этот портретподарен мнехудожником,что они заплатилилишь суммустраховки, чтоя готов уплатитьим эту суммунемедленно.Порывистаямадам уже хотелабыло распорядиться,чтобы принеслилестницу исняли портретсо стены, но еемуж, войдя вкомнату, воспротивился:«Куда в военноевремя вы повезетепортрет? Ведьвам ехать вПитер Балтийскимморем, черезСкандинавию,портрет можетутонуть, достатьсянемцам... Воткончится война,и мы привеземвам портрет».Война кончиласьбольшевиками,ленинскимидекретами —все же Цейтлиныворотилисьв Москву. В запискахКрандиевской(жены Ал. Толстого)есть повествованиео том, как Цейтлины,у коих былоконфисковановсе имущество,пробиралисьвместе с Толстымив Одессу. Мойпортрет, конфискованныйу Цейтлиных,очутился вТретьяковке.Там он был повешенв зале, где портретПавлова (работыНестерова). Новисел не болеемесяца. Пришлокакое-то начальство,удивилось:
— ПочемуЧуковский?Отчего Чуковский?
Портрет убралив подвал. Когдая снова приехалв Москву, я увиделего в витринемагазина «Торгсин».
— Охотнопродадим, нотолько за валюту,за золото.
Я ушел, а черезмесяц узнал,что портретувезен в Америку.Это было, должнобыть, в 1933 году.Через год яснова приехалв Москву, остановилсяв «Национале».Прихожу как-товечером в вестибюльгостиницы,портье громконазывает моеимя и дает мнеписьмо. Стоявшаярядом дамасказала певучес удивлением:
— Are you reallyMr. Chukovsky?*
* Неужеливы действительном-р Чуковский?(англ.)
Мы разговорились.Она сказаламне, что репинскийпортрет купленее мужем, находится(кажется) вИллинойсе. Яобъяснил ей,что портрет— моя фамильнаясобственность,что я прошу ихпродать мнеэтот портретза советскиеденьги. Онаобещала поговоритьоб этом с мужем.Муж работалв Амторге, исоветскаявалюта представляладля него ценность.Условились,что он привезетрепинскийпортрет изИллинойса, ая уплачу емустоимостьпортрета советскимичервонцами.Так как американка(кажется, Mrs.Edward, или что-тов этом роде)тоже жила в«Национале»,я каждое утроприходил к нейпить кофе, и мыблизко познакомились.Потом она уехалак мужу — и долгоне возвращалась.
Наступилгод сталинскоготеррора — 1937-й.Отечественныехунвейбиныраспоясались.Шло поголовноеуничтожениеинтеллигенции.Среди моихблизких былибессмысленноарестованыписатели,переводчики,физики, художники,артисты. Каждуюночь я ждалсвоей очереди.
И вот какраз в это времяприходит комне посыльный,на фуражкекоторого вышито:«Astoria» (изгостиницы«Астория»),вручает мнеписьмо и пакет.Я разворачиваюпакет: там томикиУолта Уитмена,О'Неnгу,чулки, карандашии еще что-то. Ядаже не взглянулна конверт, непопыталсяузнать, от когопосылка, а завернулвсе вещи в тотже пакет, в какомони были, и отдалрассыльномувместе с нераспечатаннымписьмом. «Вот...вот... вот... я нечитал... не смотрел...возьмите инесите назад»,—бормотал я вотчаянии, ибовсякая встречалюбогогражданинас иностранцемсразу же в глазаххунвейбиновпревращалаэтого гражданинав шпиона. Хунвейбиныи представитьсебе не могли,что есть хотьодин интеллигентне шпион. Я почему-товообразил, чтописьмо и подаркиприслали мне«Эдварды» ичто в письмебыло сообщениео прибытиимоего портретав Ленинград.Я думал, чтопортрет навекиисчез с моегогоризонта. Нонет! Уже в 50-х годахя познакомилсяв Барвихе снашим израильскимпослом, и онсказал мне, чточастобывал вИерусалимеу тамошнегобогача Шеровераи любовалсярепинскимпортретом. Я,конечно, сейчасже позабылфамилию богача,но позднее,вступив в перепискус жительницейИерусалимаРахилью Марголиной,очень милойженщиной, сообщилей о своем портрете.Она установилапри помощирадио, что портретнаходится уг. Шеровера,большого другаСССР. Я вступаюс Шероверомв переписку.Он сообщил, чтопосле его смертипортрет отойдетпо завещаниюТретьяковскойгалерее — илюбезно прислалмне фотоснимокс этого портрета.<...> В 1968 году онпосетил меня— типичныйамериканскийкоммерсант19.
***
Федору КузьмичуСологубу дажев старости быласвойственнаигривость.Почему-то онвсегда носилтуфли с оченьнесолиднымибантиками и,сидя, оченьлегкомысленноподрыгивалножкой.
— Какое самоеплохое стихотворениеПушкина? — спросилон меня однажды,сидя в проходнойкомнате ЕвдокииПетровны Струковой.
Я куда-тоспешил и незадумываясьответил:
Одна зарясменить другую
Спешит, давночи полчаса.
— Это оченьрасплывчатои расхлябано,—сказал я.— Неяснодаже, в какомпадеже «ночи»(дав чего?или чему?).И кроме тогос белой ночьюне связанослово «спешит».Белая ночьникуда не спешит,она томная,тягучая. И крометого...
Сологубперебил меняи сказал докторально:
— Самое худшеестихотворениеПушкина «Дляберегов отчизныдальней».
— ?!
— Да. Я слушалоб этом стихотворениилекцию Жирмунского,и с той порыоно стало мнененавистно.Жирмунскийкак пепломпосыпал его.
***
АнастасияЧеботаревскал— маленькаяженщина с огромнымчестолюбием.Когда она сошласьс Сологубом,она стала внушатьему, что онгениальныйпоэт и что Горькийему в подметкине годится.Началось соревнованиес Горьким. Онастала издавать(крошечный)журнальчик— специальнодля возвеличенияСологуба ипосрамленияГорького. СВасильевскогоострова молодоженыпереехали наРазъезжую.Здесь Чеботаревскаясоздала салон,украсила комнатыс претенциозноюпышностью.Помню какие-тонесуразныевышивки, развешанныепо стенам. Чтобыжить на широкуюногу, Сологубпревратилсяв графомана-халтурщика.Количествосвоей литературнойпродукции онувеличил разв десять. Чутьли не во всегазеты и журналыон рассылалсвои скороспелыерассказы истихи. Пороюдоходил доплагиата. Еготалант сталпроявлятьсяв его произведенияхвсе реже. В салонебывали Блок,Судейкин, Судейкина,Кузмин, Тэффи,Ал. Толстой,Ал. Бенуа и др.—Сологуб встречалих гораздоприветливее,чем это былона Васильевском,—и вообще сталкуда говорливее,чаще улыбался,открыто радуясь,что у него естьподруга. Навсех вернисажах,премьерах,литературныхсборищах онявлялся вместес АнастасиейНиколаевной— иногда дажевзявшись заруки. В его лицепоявилосьчто-то наивное.Через нескольколет они обапереехали наПетроградскуюсторону — ивдруг обнаружиласьужасная вещь:АнастасияНиколаевнавлюбилась вNN и совершенноохладела кСологубу. Вдоме началсяад. Любовь АнастасииНиколаевныбыла без взаимности.Несчастнаянаходила оструюотраду — приходитьк знакомым иговорить имо своей безнадежнойлюбви. Наконецне выдержала,выбежала издому и тут жев двух шагахот квартирыбросилась вреку — утонула.У меня в «Чукоккале»есть вырезкаиз газеты —объявлениеСологуба обее самоубийстве.
***
Я только чтосказал, чтоСологуб одновремя сталопускатьсядо плагиата.Критики Редьков «Русскомбогатстве»напечаталистатью, где