Данилка встряхнулся, вскочил и сбежал вниз, на тропинку. Лисью бухту отсюда было хорошо видно — вот он, длинный плоский берег с каймой белого прибоя. Но у Данилки была уже только одна мысль: домой! Только бы добраться обратно, к дому, напиться свежей воды, умыться и спрятаться под крышу от этого зноя. Кажется, и недалеко он ушел от перевала. Но идет, идет Данилка, а дорога к дому будто все больше и больше растягивается.
Данилка прибрел домой далеко за полдень, когда солнце уже шло под уклон. Исцарапанные, сбитые о камни ноги шибко болели. И голова болела от жары. Он умылся холодной водой, достал свою коробку с камушками и уселся в холодок под тополь. Ну, и что он ходил? Измучился, а до сердоликов не добрался. И никогда до них не добраться!
И опять горячая досада закипела в Данилкином сердце. Если бы не Федя, лежал бы у него сейчас в коробке оранжевый огонек. Эх, наподдать бы этому Федьке! Пусть этот Федька теперь и к дому не подходит!
В это время заскрипела железная калитка ржавым голосом: «К нам иду-у-т»…
И во двор вошел Федя. Он что-то зажимал в руке, и глаза его весело блестели.
Данилка насупился, опустил голову. А Федя подошел к нему, улыбнулся и сказал:
— На!
И положил Данилке в коробку два розовых камня.
Данилка чуть не рассыпал всю свою коллекцию. Он схватил Федины камни. Два крупных сердолика лежали у него на ладони, два чистых, прозрачных сердолика. Один продолговатый, розовый, с фиолетовым пояском посередине. А другой круглый, темный, почти вишневого цвета.
— Ой! — шепнул Данилка. — Где же ты взял их?
— Важность! — ответил Федя. — Пошел в Лисью бухту и нашел.
— Ты был в Лисьей бухте?
— А что ж такого? Утром влез к одному шоферу в кабину — и прямо до санатория. А там десять шагов — вот тебе и Лисья. Только камни искал долго.
— А Васятка Тимаков говорит: «Граблями греби», — напомнил Данилка.
— Больно храбрый твой Васятка, — ответил Федя. — Пока такой камень найдешь, семь раз намокнешь да семь раз просохнешь.
— Ты купался там?
— А то! Я прямо так — в штанах и в рубашке. А потом хожу по берегу — и ничего, прохладно. Высохну — опять в море. Вот этот прямо на песке лежал. — Федя взял в руки розовый сердолик. — А тот, темный, из волны выхватил.
Данилка задумался, молча разглядывая камни.
— Что же, ты, значит, из-за меня ходил за ними? — спросил он, помолчав.
Федя пожал плечом:
— Ну, а раз ты плачешь? Ревет, как теленок. Ну, а мне что? Сбегал да принес. Важность!
Солнце уже село за дальними горами.
Желтое небо еле светилось над лиловыми вершинами.
— Пойду гусей загоню, — сказал Федя.
И пошел домой.
Данилка вспомнил, что у него тоже дела. Надо теленка загнать — опять убежал куда-то. Надо полыни наломать для веника…
Он еще раз полюбовался сердоликами, спрятал их в коробку, а коробку засунул под крыльцо, под щелястые ступени.
Ну вот, теперь у Данилки есть сердолики. И друг у него тоже есть. И сразу стало очень хорошо жить на свете!
Вскоре пришла мать, принесла ведро воды из цистерны.
— А мне Карадаг два сердолика прислал, — сообщил Данилка, — розовый и вишневый.
— Вот как! — удивилась мать. — Значит, ты с Карадагом подружился?
— Ага. Подружился. И Федя тоже. Карадаг эти сердолики мне с Федей прислал.
— Очень хорошо, сынок. Очень хорошие друзья у тебя.
— А еще ты, мама, не бойся. Сергей Матвеич воду найдет. Он сказал, что в Карадаге сердолики есть, — и вот они, есть! Он сказал, что вода в наших горах есть, — значит, есть вода. Он ее найдет. Только упорство нужно.
Еще одна неприятная новость объявилась в колхозе: агроном заметил на виноградниках тлю.
— Надо немедленно опрыскивать ядом, — сказал он председателю Тихону Иванычу, — чтобы сразу захватить.
— Шутка сказать — двести гектаров сразу, — покачал головой Тихон Иваныч и взялся за свой сивый ус. Будто если подергает себя за усы, то лучше придумает, как ему быть. — Народу не хватит сразу по всем виноградникам пройти. Может, по участкам можно?
— Нельзя, — сказал агроном, — пока очередь до дальних плантаций дойдет, виноград погибнет.
— Ну что ж, — решил председатель, — значит, надо самолет вызывать. Тревога!
Тихон Иваныч пошел в правление звонить по телефону в совхоз.
Ребята — Федя, Данилка, Васятка Тимаков и Тоня Каштанова — уселись на ступеньках и стали ждать. В правление их не пустили, а узнать очень хотелось, прилетит к ним самолет или не прилетит.
Федин Валет тоже сидел с ними. Он любил сидеть там, где люди сидят, рядышком с ними. Люди на скамейку сядут — и он на скамейку взберется. А теперь люди сели на ступеньку — так и он втиснулся к ним в середку. Втиснулся и начал расталкивать ребят, чтобы самому занять побольше места.
Тоня рассердилась.
— Противный какой! — крикнула она. — Уходи отсюда!
Валет прижался к ступеньке и не шевелился. Он сделал вид, что дремлет и ничего не слышит.
— Пошел, говорят! Чего прижался? — опять закричала Тоня и толкнула Валета.
Но Валет только приоткрыл глаза, словно интересуясь, кого это гонят отсюда.
Тоня вскочила и, отряхиваясь, отошла от крыльца. Ребята засмеялись.
— Собашники! — сказала Тоня.
Тут она заглянула в открытое окно и увидела, что Тихон Иваныч выходит из той комнатки, где в правлении помещается телефон.
— Дозвонились, Тихон Иваныч? — крикнула она и повисла на подоконнике. — Пришлют самолет?
— Завтра к вечеру пришлют, — ответил Тихон Иваныч.
Тоня спрыгнула на землю.
— Ага! — закричала она ребятишкам. — Сидите там со своим Валетом, а я уже все знаю! Я спросила! Я вперед всех узнала, ага! Завтра к вечеру прилетит! Сидят там, а я уже знаю!..
Тут подошел к правлению агроном. Тоня и к нему подбежала похвалиться:
— Завтра к вечеру прилетит, я узнала! Это я первая узнала!
Но ребята ее уже и не слушали.
— Побежим завтра на виноградники? — сказал Федя.
— Конечно, побежим! — подхватил Васятка.
Данилка только кивнул головой, а у самого глаза так и засветились. Неужели дома сидеть, когда настоящий самолет к ним на плантации прилетит!
На другой день, когда солнце только пошло под уклон, ребята уже были на винограднике. Кудрявые виноградные лозы, привязанные к высоким столбикам, стояли рядами. Они заполнили всю долину, поднялись на склоны.
— Может, виноград есть? — сказал Федя и поднялся в виноградник.
Васятка оглянулся вокруг:
— Попадет!
Но никто их не видел. Колхозницы, сторожившие виноград, собрались около шалаша на склоне горы и толковали о чем-то, наверно о самолете. И Васятка, как мышонок, нырнул под высокие лозы.
А Данилка стоял и раздумывал. Если мама узнает, то что скажет? И если отец…
«Но я же рвать не буду!» — тотчас успокоил себя Данилка.
Он перелез через низенькую каменную ограду и вошел под зеленый навес узорчатых листьев.
Лозы заплелись и переплелись и повисли над головой, придерживаясь за подпорки. Данилка шел по меже, а со всех сторон обступили его, окружили, заслонили от него небо густые виноградные ветки. Ни гор не видно, ни неба, только светятся среди листьев молодые виноградные гроздья. Светлые зеленые виноградины, и на каждой виноградине — солнечный глазок.
У Данилки потянулась было рука к винограду. Но тут же он будто услышал голос отца:
«Эх, Данилка, какой же ты хозяин, если свое колхозное добро портишь?»
И Данилка больше не стал заглядываться на виноград. Он шел и шел по меже. Хотелось посмотреть, куда она выйдет. А межа все вела и вела его куда-то… И конца ей не было.
А тут и темнеть стало. Погасли круглые солнечные глазки на крупных виноградинах, и виноградные кисти сразу словно попрятались от Данилки в густой листве.
Данилка затревожился. Да когда же он выберется из этого виноградного леса? Сунулся сквозь лозы влево — а там такая же стена из листьев. Сунулся вправо — и там сплошная листва. Притихла, не шелестит. И все тихо кругом.
И вдруг в этой тишине где-то далеко зарокотал самолет.
— Летит! — крикнул Данилка.
Но тут же и умолк: закричишь, а сторожихи и услышат!
Данилка бросился бежать. Самолет прилетит, а он и не увидит. А то еще хуже: начнут опрыскивать виноградник и Данилку опрыскают, как какого-нибудь червяка!
Данилка бежал, и листья шуршали у него по сторонам. Но он слышал, как все ближе и ближе рокочет над головой самолет. Сюда летит!
Тут Данилка больше не мог терпеть. Он остановился и закричал изо всех сил:
— Федя! Федя-а-а-а!
— Это кто тут кричит? — вдруг отозвался чей-то голос совсем близко.
— Это я! Это я! — крикнул Данилка.
Пробежал еще немножко — а тут и дорога! Данилка выскочил на дорогу и налетел прямо на сторожиху, строгую бабушку Аграфену.
— За виноградом лазил? — спросила она. — Идем в правление!
— Я не лазил, — начал объяснять Данилка, — я не рвал… Я заблудился! Шел и заблудился!
— А что тебе тут за ходьба — по виноградникам? Идем в правление!
— Бабушка Аграфена, я не рвал!.. — захныкал Данилка. — Ну не рвал я!.. Я самолет глядеть! Пусти скорей, вот он летит!
Самолет уже кружил над плантацией.
— А! И в сам-деле летит! — удивилась бабушка Аграфена. — А я думала, так болтают люди, не верила!..
— Вот вы всем не верите! — сказал Данилка с упреком.
— А неужто тебе поверю? — опять накинулась на него бабушка Аграфена. — Идем-ка в пра…
— Садится! — крикнул Данилка.
И, не слушая больше сторожиху, бросился бежать по дороге, в долину, куда пошел на посадку самолет. А что ему с ней в правление идти, если он винограда не рвал?
Данилка бежал с горы, и ему было видно, что в долине уже собрались все колхозные ребятишки — смотрят вверх, машут руками, кричат что-то… Вон и Федина красная рубашка мелькает. Вот и Васятка там крутится…
Данилка свернул с дороги и побежал прямиком по склону.