Он поразил меня так, что я ответил прежде, чем подумал.
— О, телевидение, я полагаю. Радио. И самолеты.
— Радио — хорошо. Здесь должны быть инструменты.
— Но подождите, кто вы?
— А… Извините. Я забыл. — Извинение слышалось в его музыкальном голосе. — Я Арес Сен Кенлин. А вы?
— Джеймс Уотерс Бенделл.
— Уотерс — что это значит? Я не могу распознать.
— Что… Это имя, естественно. Почему вы должны распознавать его?
— Я понял — у вас нет классификации. «Сен» означает «ученый».
— Откуда вы взялись, мистер Кенлин?
— Откуда взялся? — Он улыбнулся, и голос его был тих и мягок. — Я пришел из пространства, отделенного от этого семью миллионами лет. Или больше. Они потеряли счет годам, эти люди. Машины ликвидировали все казавшиеся излишними службы. Поэтому не знаю — в каком точно году я был. Но до этого, моим домом был Нева-Сити в 3059 году.
Вот тогда я подумал, что он, псих.
— Я был экспериментатором, — продолжил он. — Ученым, как я уже сказал. Мой отец тоже был ученым, но в области человеческой генетики. Я сам оказался его экспериментом. Он доказал свою правоту, и весь мир последовал за ним. Я был первым из новой расы.
— Новая раса! О, святые небеса… Какой же… Какой же будет…
— Каков будет конец? Я почти его видел. Я видел их — маленьких людей, недоумевающих, потерянных. И машины.
— Может ли это быть? И ничего нельзя изменить?
— Слушайте. Я спою песню.
Он запел. После этого он уже мог дальше не рассказывать мне об этих людях. Я все понял. Я услышал их голоса, их странные, скрипучие, неанглийские слова. Я смог почувствовать их недоумение, их затухающие желания. Все звучало в минорном ключе, как мне кажется. Песня звала, звала и спрашивала, и безнадежно искала ответ. И сквозь нее слышался шум и рокот неизвестных, забытых машин.
Машин, которые никогда не останавливались. Потому что однажды их запустили, а теперь маленькие люди забыли — как можно остановить их. И все, что они могли, — смотреть на них, слушать и поражаться. Они не умели больше читать или писать, и язык тоже изменился, видишь ли, так что звуковые записи предков ничем не могли им помочь.
Но песня продолжалась, и в ней зазвучало удивление. Они смотрели в пространство и видели теплые, дружественные звезды — так далеко. Девять планет они исследовали и населили. Но глядя в бесконечные расстояния, они не видели других рас, новой жизни.
И сквозь все это — два мотива. Машины. Тоже недоумевающие и полностью забытые. И, может быть, еще что-то. Что?
Эта песня обдала меня холодом. Ее нельзя слушать людям нашего времени. Песня убивала нечто. Она убивала надежду. После этой песни я поверил ему.
Когда он закончил петь, то молчал некоторое время. Он будто пребывал в шоке.
— Вы не поймете, — продолжил он. — Но я в самом деле видел их. Они стояли вокруг, маленькие потерянные люди с огромными головами. Однако эти головы были пусты. Они имели машины, которые думали, но никто не использовал их давным-давно и не знал, как их остановить. И не только в этом было их несчастье. Они имели чудесные мозги. Гораздо лучше ваших или моих. Но прошли, должно быть, миллионы лет с тех пор, как они пользовались ими, и они просто разучились думать. Дружелюбный маленький народ. Это было единственное, что у них осталось.
Когда я очутился в этом поле, оно захватило меня, подобно гравитационному полю, прижимающему космический транспорт к планете. Оно всосало меня, а затем выплюнуло. Только с другой стороны — более чем на семь миллионов лет в будущем. Вот где я оказался. Это должна была бы быть та же самая точка на поверхности Земли, но я не знал, так ли это.
Была ночь, и я увидел город неподалеку. Луна уже поднялась, и все виделось очень ясно. Видите ли, за семь миллионов лет человек изменил околоземное пространство, очистив его от астероидов и тому подобного космического мусора, чтобы свободно двигаться по космическим линиям. К тому же семь миллионов лет — достаточно долгий срок, чтобы позиции небесных тел изменились естественным путем. Теперь Луна находилась на пятьдесят тысяч миль дальше. И она вращалась вокруг своей оси. Я лежал в молчании и наблюдал за ней. Даже звезды изменились.
Над городом летали воздушные корабли. Назад и вперед, двигаясь как по проволоке — только по силовой проволоке, естественно. Нижняя часть города была залита светом, напоминавшим сияние ртутных ламп. Сине-зеленым. Я понял, что люди не живут здесь, свет был неприятен для глаз. Вершина городских зданий была едва освещена.
Затем я увидел, как нечто спустилось на город с неба. Оно было ярко освещено. Огромный шар, который опустился в центр большой черно-серебряной массы, находившейся в городе.
Не знаю почему, но я осознавал, что город пуст. (Странно, что я смог это сообразить, ведь никогда раньше я не видел опустевших городов.) Однако я прошел пятнадцать миль и ступил на его улицы. Здесь были видны машины — ремонтные машины, скорее всего. Они работали, так как не могли понять, что нет необходимости в функционировании города, и не могли поэтому остановиться. Я нашел такси, которое выглядело достаточно привычно. И верно — у него было ручное управление, с которым я мог справиться.
Я не знаю, как давно город опустел. Позже некоторые из людей в других городах говорили, что это случилось сто пятьдесят тысяч лет назад. Другие утверждали, что больше — триста тысяч. Триста тысяч лет нога человека не ступала на мостовые этого города. Но такси было в отличном состоянии и работало. Оно было чистым, так же как и весь город — чист и в полном порядке. Я решил подъехать к ресторану, потому что сильно проголодался. Но еще больше я хотел поговорить с людьми. Однако здесь никого не было.
В ресторане можно было выбрать любые блюда, и я сделал заказ. Как я думаю, еде тоже было триста тысяч лет, но машины обслужили меня. Они спокойно работали, по-прежнему делая вещи синтетические, но превосходные. Когда строители создавали эти города, они забыли одну вещь. Невозможно создать ничего, что будет необходимо вечно.
Потом мне понадобилось шесть месяцев, чтобы подготовить мое возвращение в прошлое. И в течение всего этого времени машины действовали так же слепо, с невообразимым совершенством, которое их создатели вложили в них. Совершенством, сохранившимся после смерти их создателей и сыновей создателей, и даже когда сыновья их сыновей перестали использовать эти машины.
Когда Земля замерзнет и Солнце умрет, машины будут работать. Когда Земля начнет разрушаться, эти совершенные, безупречные машины попытаются починить ее…
Я покинул ресторан и поехал по городу на такси. У машины был небольшой электрический мотор, но энергия к нему, я уверен, подавалась из огромного центрального излучателя. К этому моменту я уже твердо осознал, что нахожусь далеко в будущем. Город был разделен на две секции, а секции на множество уровней, где машины слаженно работали, издавая низкий мурлыкающий звук, эхом распространявшийся вокруг, подобно нескончаемой песни энергии. Металлические корпуса в других местах отзывались на этот звук, передавали его, мурлыкали в унисон. Это было легкое, успокаивающее и утешающее пение.
Здесь было не менее тридцати уровней над землей и более двадцати под ней — прочные блоки металлических стен, металлические этажи, металлические, стеклянные и силовые машины. И единственное освещение — сине-зеленое сияние ртутных ламп. Лучи ламп были обогащены высококвантовой энергией, со стимулированием атомов щелочных металлов к фотоэлектрической активности. Или подобная технология еще не известна ученым ваших дней? Я забыл.
Но создатели города использовали этот свет, потому что многие из работающих машин должны были видеть. И все машины были чудесны. Пять часов я бродил по просторным энергетическим площадям на обширных уровнях, наблюдая за ними, и оттого что они двигались, вели свою механическую псевдожизнь, я почувствовал себя менее одиноким.
Использовавшийся машинами энергетический генератор, как я увидел, был основан на изобретении, которое некогда сделал я сам. Они преобразовывали энергию из материи, я уверен, и поэтому думаю, что они смогут работать еще бесчисленное количество лет.
Самый нижний блок города был целиком заполнен машинами. Тысячами. Но большая часть из них стояла в бездействии. Я отыскал телефонный аппарат, но он молчал. В городе не было жизни. Правда, когда я нажал маленькую кнопку рядом с экраном на стене комнаты, машины начали работать, не останавливаясь. Они были готовы, хотя в этом не было никакой необходимости. Люди знают, как умирать, и будут умирать, но машины — нет.
Наконец я поднялся на вершину города, на высший уровень. Здесь находился рай.
Кустарники, деревья и трава освещались легким сиянием, казалось, возникавшим из воздуха. Сияние распространялось в пространстве — легкий серебряный и одновременно чуть розовый свет, и сады были освещены им. Люди выращивали здесь растения пять миллионов лет или больше. А потом они их забросили на два миллиона лет. Но машины не забыли о растениях. Сейчас машин не было видно, но я знал, что днем они придут и будут работать в этих садах, сохраняя рай для своих мертвых хозяев.
В пустыне за городом было прохладно и очень сухо. Здесь же воздух был легким, теплым и свежим; в нем ощущался аромат цветов, который люди совершенствовали сотни и тысячи лет.
Затем где-то зазвучала музыка. Она звенела в воздухе, мягко распространяясь вокруг. Луна только зашла, и после ее исчезновения ушло и розовато-серебристое сияние, а музыка стала громче.
Она шла отовсюду и ниоткуда. Она проникала внутрь меня. Я не знаю, как это делалось. И не знаю, как вообще такая великолепная музыка могла возникнуть.
Дикари создают музыку слишком простую, чтобы она была прекрасной, но она может взволновать. Полудикари пишут музыку прекрасно простую и просто прекрасную. Ваши негритянские мелодии просто превосходны. Негры не только слышат музыку, они ощущают ее своей кровью. Полуцивилизованные народы создали великие музыкальные произведения. Но то, что я слышал, было выше любого из них. Это была вершина в развитии музыки.