— И думаешь, вернутся? — я спрашиваю.
— Нуда. Только оденутся в соответствии с эпохой.
— Что они сделают-то? Стрелять будут или как?
Она покачала головой.
— О, только не это. Жуткий выйдет хроноклазм, особенно если они кого-нибудь подстрелят.
— Ты — здесь у нас. Из-за одного этого хроноклазмы каскадами пойдут. Что хуже?
— Я полностью скомпенсирована. В смысле, все мои действия. Я же посмотрела!
Прозвучало как-то невпечатляюще. Да.
— Им тоже нужно посмотреть все про меня, тогда бы они меньше дергались. — И тут она быстренько заговорила о другом: — У вас ведь принято на свадьбах… наряжаться? Надевать нечто особенное?
Похоже, эта тема куда сильнее щекотала ей нервы.
— М-м… — Тавия бормочет. — Мне нравится, как устроен брак в двадцатом веке.
— Для меня он тоже прибавил в ценности — а все из-за тебя, киска, — я ей отвечаю.
Чистая правда, кстати. За последний месяц брак в моих глазах просто круто попер в гору. Сам не ожидал!
— Вот ты мне скажи, это правда или нет… в двадцатом веке у супругов обязательно должна быть одна огромная кроватища? А, дорогой?
Любопытно ей!
— Без вариантов, киска. — И голос у меня такой весь твердый. Как скала.
— Забавно. Не особенно гигиенично, разумеется, но очень мило.
Сидим, размышляем на эту тему.
— Да и фыркать она на меня перестала…
— Киска… тебя, можно сказать, сертифицировали. На сертифицированное фыркать нельзя, — я говорю.
Мы поболтали о наших делах. Потом я ей заявляю:
— Вроде, киска, те парни, которые так хотели тебя сцапать, нам больше не помеха. Давненько их не было. Сто раз бы заглянули, если бы ты для них была настоящим шилом в заднице.
Она головой качает — в смысле, «нет».
— Надо и дальше быть начеку. Странно, конечно… Может, дядюшка Доналд что-то напутал: он, бедняга, с техникой не в ладах. Помнишь, как он промазал на два года? От нас ничего не зависит. Нам остается ждать и смотреть в оба.
У меня шарики-ролики в мозгах уже в другую сторону крутились.
— Придется работенку искать. Рискованно будет тебе одной… сама понимаешь.
— Работенку? — Она задергалась.
— На меня одного денег хватало. На двоих — не хватит. Любая жена рассчитывает на приличный уровень. Ну и… если с ума не сходить, конечно, — имеет право. Короче, моих деньжат маловато будет.
— Не волнуйся на этот счет, — успокаивает. — Изобретешь что-нибудь.
— Я? И-зо-бре-ту?
— Ну да. В радио ты вроде разбираешься?
— Курсы по радарным установкам — времен службы в ВВС.
Тут она аж подскочила.
— А! ВВС! — воскликнула она в экстазе. — Класс! Ты сражался во Второй мировой войне! Может, ты еще Монти знал? Или Айка? Или еще кого-нибудь из тех потрясающих людей?
— Лично не знал. Другой род войск, крошка.
— Какая жалость! Все так любят Айка… Ладно, давай о деле поговорим. Все, что тебе надо, — это принести специальную радиотехническую литературу. Ну и электротехническую еще. А я уж тебе покажу, чего наизобретать.
— Ты покажешь?.. То есть? Понял. А в целом это как — нормально, по-твоему?
Как-то меня сомнения взяли.
— Почему бы нет? Наизобретал же кто-то все эти вещи, иначе как бы я их в школе проходила?
— Э-э… тут бы надо не торопясь пораскинуть мозгами…
…Чистое совпадение. То есть могло быть чистым совпадением. С тех пор как мы с Тавией познакомились, я все совпадения под подозрением держу. Как бы там ни было, однажды утречком посмотрела моя жена в окно и говорит:
— Гляди-ка, дорогой, кто-то нам из-за деревьев машет.
Точно. Машут палкой с носовым платком на конце. Беру бинокль. В бинокль видно: сидит в кустах какой-то старикан. Даю бинокль Тавии. Она как завопит:
— Боже! Дядя Доналд! — И потом добавляет: — Может, нам поговорить с ним? Он как будто один.
Ну, я вышел, иду по тропинке к зарослям, машу в ответ. Он вылезает оттуда, дубину свою тащит наподобие флага. Лепечет что-то. Я едва-едва услышал:
— Не стреляйте!
Развожу руки, показываю, мол, никакого оружия. За мной и Тавия вышла. Подходим ближе. Этот старый хрыч палку перекладывает в другую руку, шляпу снимает, кланяется так вежливенько.
— О, сэр Джералд! Чувствительно рад видеть вас вновь.
— Да он не сэр Джералд, дядя. Он мистер Лэттери, — Тавия говорит.
— Боже! Опять я говорю глупости. Мистер Лэттери, — он отвечает, — я уверен, вы обрадуетесь, когда узнаете, что рана пустячная.
Болезненная, но не опасная. Несчастному придется провести некоторое время лежа на животе, не более того.
— Какому несчастному?
До чего тупая у меня, наверное, рожа была в тот момент! Ни в сказке сказать.
— Тому, которого вы подстрелили днем раньше.
— Под-стре-лил?
— Наверное, днем позже! — окрысилась моя Тавия. — Дядя, совсем ты не ладишь с машиной!
— Но в общих-то чертах мне все понятно, душа моя. Только вот эти кнопочки… многовато их там наделали.
— Неважно. Раз уж ты сюда заявился, не пойти ли нам в дом? — она спрашивает. — А платок спрячь в карман.
Вот чудило! Заходит старый хрыч в дом, глазами зыркает туда-сюда: все ли аутентично? Садимся. И тут Тавия сказала:
— Прежде всего ты должен знать, дядя Доналд, что я стала женой Джералда. Вот так. Женой мистера Лэттери.
Доктора Гоби чуть удар не хватил.
— Женой? — повторил он. — Но с какой целью?
— Боже мой! — Тавия набралась терпения и все-таки принялась объяснять: — Я его люблю, он любит меня. Вот мы и поженились. Тут поступают именно так.
— Э? Э? Да… — Доктор Гоби потряс головой, будто отгонял дурной сон или нечистую силу. — Я, разумеется, знаю, до какой степени сентиментальными люди были в двадцатом веке. Но ты-то зачем… э-э… обаборигенилась? То есть отувременилась.
— А мне нравится, — отвечает моя Тавия.
— Девицы и должны быть романтичными. Но подумала ли ты о затруднениях, которые одно твое присутствие может причинить сэру Дже… э-э… мистеру Лэттери?
— От неприятностей я его начисто избавила, дядя. На неженатых тут фыркают. Мы поженились, и все фырканье сошло на нет.
— Имеется в виду не то время, пока ты здесь, а то, когда тебя здесь уже не будет. У них множество правил по поводу констатации смерти или исчезновения и тому подобное… Одним словом, бесконечные сложности. Ему просто не дадут жениться ни на ком другом.
— Я уверена, что ему и не захочется. Дорогой, разве не так?
— Конечно, не захочется, — запротестовал я.
— Уверен?
— Киска, — я говорю, а сам уже ухватил ее за руку, — да хоть бы все женщины этой паршивой планетки…
…Чуть погодя доктор Гоби начал кашлять исключительно громко. Напоминает, старый хрыч, о своем присутствии.
— Истинная цель моего визита — убедить мою племянницу вернуться. Сейчас же! Факультет в величайшей тревоге, лично я попал под удар. Руководство считает необходимым вернуть ее немедленно, пока мы не нанесли какого-нибудь серьезного ущерба… Любой хроноклазм отзывается в веках чудовищным эхом. Каждую секунду эта эскапада Тавии может обернуться настоящей катастрофой. Мы все буквально дрожим от страха.
— Жаль, что ты попал под удар, дядя, но я не вернусь. Тут я по-настоящему счастлива.
— Но, душа моя, подумай о хроноклазмах! Я вскакиваю по ночам от одной мысли…
— Милый дядя, да это ерунда по сравнению с теми хроноклазмами, которые обрушатся на всех, если я сейчас вернусь. Ты должен понять, что мне никак нельзя возвращаться. Понять и объяснить это другим.
— Никак нельзя? — одеревенело переспросил доктор Гоби.
— Никак! Загляните же вы наконец в источники! Вот только заглянете и увидите, что мой супруг… слово-то до чего забавное, неуклюжее и старомодное… А мне от него так приятно! У этого слова весьма древние лингвистические истоки…
— Мне кажется, ты хотела рассказать, почему тебе нельзя возвращаться, — влез доктор Гоби.
— Ой, да. Ну, вы увидите в источниках, что он для начала разработал связь для подводников, а потом изобрел криволинейную передачу. За это его и возвели в рыцарское звание.
— Все это мне отлично известно, Тавия. Я пока не понимаю только…
— Думаю, ты должен понять, дядя. Как, черт побери, он все это наизобретает, если я ему не расскажу и не покажу, что к чему? Вот заберешь ты меня отсюда, и тогда никто всего этого не изобретет. Представь себе последствия!
На доктора Гоби напал столбняк.
— Да… — говорит. — Да-да… Отчего же я сам не додумался?
— Кроме того, — добила его моя Тавия, — Джералду ненавистна сама мысль, что я пропаду. Разве не так, дорогой!
— Понятно, я… — Но этот самый доктор Гоби встал, и я тут же заткнулся.
— М-да, — говорит. — Кажется, отсрочка действительно необходима. Я сообщу им это. Но это всего-навсего отсрочка.
Вроде уходит старый хрыч. К двери пошел. Нет, еще что-то ему понадобилось, развстался в дверях.
— И все-таки, душа моя, пока ты тут, сохраняй величайшую осторожность. Тебе придется столкнуться со сложными и деликатными проблемами. Страшно подумать, какая неразбериха может выйти из твоего легкомыслия. Допустим, ты станешь собственной прародительницей…
— Не работает, дядюшка. Я ведь из боковой линии. Припоминаешь?
— Действительно. Какая удача! Итак, я говорю до свидания — тебе и сэру… э-э… мистеру Лэттери. — Голосом, мерзавец, нажал на слово «свидания». — Я верю, что мы еще встретимся — в конце концов, приятно побывать здесь не только в амплуа наблюдателя.
— Вот я и говорю. Обалдеть можно! — согласилась моя Тавия.
Он только головой покачал — сама общественная нравственность.
— Боюсь, душа моя, ты не слишком глубоко изучила эпоху. Использованное тобой выражение принадлежит более позднему периоду, да и тогда его чуждались воспитанные люди.
Пальбой мы позабавились неделю спустя. Трое придурков прикинулись простыми работягами и уже хотели было к нам ломануться. Но Тавия одного узнала в бинокль. Я выскочил с ружьем, и они порскнули от меня в кусты, как зайцы. Но один поймал-таки задницей хорошую порцию дроби. Пришлось ему скакать на одной ножке.