Сектор остался прежним. Изменился он сам.
Два года работы Техником не прошли для Харлена даром. Жизнь его стала более стабильной. Ему больше не приходилось с каждым новым Наблюдением учить новый язык, привыкать к новому стилю одежды и новому образу жизни. С другой стороны, за эти два года он замкнулся в своей скорлупе. Он почти забыл о той атмосфере дружбы, которая объединяла всех прочих обитателей Вечности.
Но главным было то, что он полюбил то ощущение власти, которое давала работа Техника. Он держал в руках судьбу миллионов людей, и если для этого требовалось одиночество, он обязан был с гордостью нести его бремя.
Холодно взглянув на Связиста, сидевшего за своей конторкой у входа в 482-е, Харлен произнес, четко разделяя слоги:
— Техник Эндрю Харлен просит доложить Вычислителю Финжу, что он прибыл в Сектор и временно поступает в его распоряжение.
Связист, мужчина средних лет, быстро взглянул на Харлена и отвел глаза. Среди Вечных это называлось «коситься на Техника» — человек бросал быстрый непроизвольный взгляд на розовый наплечный знак, после чего делал все, лишь бы не смотреть на него вторично.
Харлен взглянул на эмблему человека, сидевшего за конторкой. Она не была желтой, как у Вычислителей, или зеленой, как у Планировщиков, или голубой, как у Социологов, или белой, как у Наблюдателей. Это была попросту голубая полоска на белом фоне — эмблема Службы связи. Связист был всего-навсего Работником; от Специалистов его отделяла пропасть. Но и он «косился на Техника».
— Я жду, — напомнил Харлен с печалью в голосе.
— Вызываю Вычислителя Финжа, — торопливо ответил Связист.
482-е Столетие запомнилось Харлену массивной и внушительной обстановкой, но сейчас оно представлялось ему просто убогим. За эти два года он успел привыкнуть к стеклу и фаянсу 575-го, к царившему там культу чистоты. Ему стал близок этот мир ясности и белизны с редкими бликами пастельных тонов. Тяжелые гипсовые завитушки, кричащие краски, разноцветные металлические конструкции 482-го казались ему отвратительными.
Даже Финж казался другим, пониже ростом. Два года назад Наблюдателю Харлену каждый жест Финжа представлялся зловещим и величественным. Теперь, с недосягаемой высоты положения Техника Финж выглядел жалким и потерянным. Харлен спокойно ждал, пока Вычислитель кончит рыться в груде перфолент и поднимет голову с видом человека, решившего, что он уже заставил посетителя прождать положенное время.
Харлен узнал от Твиссела, что Финж родился в энергетическом 600-м Столетии, и это во многом объясняло его поведение. Частые вспышки раздражительности могли быть следствием постоянного чувства неуверенности грузного человека, которому вместо прочных силовых полей приходится иметь дело лишь с хрупкой материей. Кошачья крадущаяся походка Финжа хорошо запомнилась Харлену; часто он, подняв голову от стола, вдруг замечал глядящего на него Вычислителя, приближение которого всегда было неслышным. Сейчас Харлену казалось, что Финж ходит медленно и осторожно, боясь, что под его тяжестью провалится пол.
«Он плохо подходит этому Сектору, — с добродушной снисходительностью подумал Харлен. — Только новое назначение может ему помочь».
— Здравствуйте, Техник Харлен, — наконец произнес Финж.
— Здравствуйте, Вычислитель.
— Похоже, за эти два года вы…
— Два биогода, — поправил его Харлен.
Финж удивленно взглянул на него.
— Два биогода, конечно.
Время в обычном понимании этого слова не существовало внутри Вечности, но человеческие тела продолжали стареть, и это старение служило неумолимой мерой Времени даже при отсутствии его в физическом смысле. Биологическое Время продолжало идти, и за один биогод в Вечности человек старел так же, как и за обычный год во Времени.
Однако даже самые педантичные из Вечных редко вспоминали об этом различии. Было слишком удобно говорить «увидимся завтра» или «вчера я вспоминал о вас», или «встретимся на той неделе», как будто «вчера», «завтра» или «будущая неделя» в самом деле существовали в физическом смысле. Для удовлетворения человеческих инстинктов Вечность делили на условные «сутки», состоящие из двадцати четырех биочасов, с формальным разделением на «день» или «ночь», «сегодня» и «завтра».
— За два биогода, прошедших после вашего отъезда, — продолжал Финж, — в 482-м появились признаки кризиса. Ситуация очень необычная, чрезвычайно щекотливая и почти беспрецедентная. Мы никогда еще так остро не нуждались в точных Наблюдениях.
— Вы собираетесь использовать меня как Наблюдателя?
— Да. Конечно, это расточительно — просить Техника поработать простым Наблюдателем, но ваши прежние Наблюдения были совершенны по своей четкости и проницательности. Именно это нам сейчас нужно. А теперь я обрисую некоторые детали…
Но Харлен так и не узнал тогда, что это были за детали. Как только Финж заговорил, открылась дверь, и он уже ничего не слышал.
Он смотрел на вошедшую в комнату девушку.
Нельзя сказать, что Харлен никогда не видел в Вечности женщин. Никогда — слишком сильное слово. Очень редко — так будет вернее.
Но такая девушка! И где — в Вечности!
В странствиях по Времени Харлен насмотрелся на женщин, но там они были для него почти неодушевленными предметами, как стены и потолки, чашки и ложки, столы и стулья. Они были всего лишь фактами, подлежащими Наблюдению.
В Вечности девушка воспринималась совсем иначе. Да еще такая!
Она была одета в аристократическом стиле 482-го. Выше талии лишь прозрачная накидка, а ниже — короткие бриджи из тонкого материала, темные и прекрасно подчеркивающие все соблазнительные изгибы.
Иссиня-черные волосы свободно падали ей на плечи. Тонкая линия помады на верхней губе и толстая на нижней придавали ей слегка капризное выражение. Ее веки и мочки ушей были подкрашены розовым, что оттеняло молочную белизну юного, почти детского лица. С плечей спускались драгоценные подвески, которые тихонько позвякивали, как бы привлекая внимание к совершенной форме ее груди.
Она присела за маленький столик, стоящий в углу кабинета Финжа, и за все время лишь однажды подняла глаза, скользнув по лицу Харлена быстрым взглядом.
Когда Харлен вновь услышал голос Финжа, Вычислитель уже заканчивал:
— Все эти сведения вы найдете в официальном отчете, а пока можете занять свою старую квартиру и прежний кабинет.
Харлен очнулся за дверью кабинета Финжа, совершенно не помня, как он оказался там. Наверное, просто вышел.
Чувство, охватившее его, легче всего было определить как возмущение. Ради Времени, нельзя позволять Финжу выделывать такое! Это издевательство над…
Придя в себя, он разжал кулаки и перестал стискивать челюсти. Надо в этом разобраться, и немедленно! Он решительно направился к столу Связиста; шум собственных шагов гулко отдавался в его ушах.
Связист поднял голову и, стараясь не встречаться взглядом с Техником, осторожно произнес:
— Слушаю, сэр.
— Та женщина в кабинете у Финжа, — спросил Харлен, — она что, новенькая?
Он хотел спросить об этом как бы между прочим. Хотел, чтобы его тон показался безразличным и скучающим. Но его слова прозвучали как удар цимбал.
Связист словно пробудился. Выражение его глаз напоминало о каком-то мужском братстве, в котором даже Техник мог сойти за своего парня.
— Вы имеете в виду эту малышку? Ух ты! Хороша, правда?
— Отвечайте на вопрос, — процедил сквозь зубы Харлен.
Сразу потеряв свой пыл, Связист отвел глаза.
— Она новенькая. Временница.
— И чем она занимается?
По лицу Связиста медленно расползлась плотоядная ухмылка.
— Считается, что она секретарша босса. Ее имя — Нойс Ламбент.
— Ясно. — Харлен резко повернулся и вышел.
Первая вылазка Харлена в 482-е Столетие состоялась на следующий день и продолжалась ровно тридцать минут. Судя по всему, она была чисто ознакомительной и должна была помочь ему проникнуться духом Столетия. На следующий день он пробыл во Времени полтора часа. Третий день оказался свободным. Он воспользовался им, чтобы просмотреть свои старые отчеты, освежить знание языка, снова привыкнуть к местным костюмам.
За эти два биогода в 482-м произошло лишь одно Изменение Реальности, к тому же очень небольшое. Политическая клика, бывшая у власти, перешла в оппозицию, но в обществе это не вызвало никаких перемен.
Не вполне понимая причин, Харлен перерыл свои старые отчеты в поисках сведений об аристократах. Конечно же, он Наблюдал их.
Но Наблюдения, которые он отыскал, оказались сухими и безличными. В них шла речь о классе, а не об отдельных людях. Конечно, никакие пространственно-временные правила не требовали от него Наблюдать аристократию в ее собственном кругу. Сейчас он был зол на себя за подобное любопытство.
За эти три первых дня Нойс Ламбент попалась ему на глаза четыре раза. При первой встрече он заметил только ее костюм и украшения. Теперь он разглядел, что она была на полголовы ниже его, но казалась выше своих пяти футов и шести дюймов благодаря стройной фигуре и грациозной осанке. Она была старше, чем ему сперва показалось, ближе к тридцати, во всяком случае больше двадцати пяти.
Держалась она сдержанно и скромно. Встретив как-то Харлена в коридоре, она улыбнулась и потупила глаза. Он резко отстранился, чтобы не коснуться ее, и сердито зашагал дальше.
В конце третьего дня Харлен пришел к выводу, что долг Вечного оставляет ему лишь одну возможность. Конечно, Нойс Ламбент вполне довольна своим положением. Без сомнения, действия Финжа не нарушают буквы закона. Но неблагоразумие Финжа, его вызывающее поведение противоречат духу закона, и с этим надо что-то делать.
Харлен подумал, что во всей Вечности ни один человек еще не вызывал у него такой антипатии, как Финж. Он совсем позабыл, что еще два дня назад он готов был великодушно простить Вычислителя.
Утром четвертого дня Харлен обратился к Финжу с просьбой о неофициальной встрече и получил разрешение. Решительно войдя в кабинет, он, к собственному удивлению, с первых же слов приступил к сути: