преступлении против Вечности, то это могло бы отразиться и на мне. Я был бы вынужден покинуть Совет, и, как по-твоему, кто тогда занял бы мое место?
Привычным жестом он поднес руку в губам и, не обнаружив сигареты, посмотрел недоуменным взглядом на промежуток между пальцами, где она обычно была.
«Не так уж он спокоен, как притворяется, — подумал Харлен. — Да и можно ли оставаться спокойным в такой момент? Но для чего рассказывать мне всю эту чушь теперь, когда Вечность идет к концу?»
И снова его обожгла мысль: «Но почему конца до сих пор нет? Почему?».
— Когда я недавно отпустил тебя к Финжу, — продолжал Твиссел, — я предчувствовал опасность. Но в «Мемуаре Маллансона» говорилось, что ты отсутствовал весь последний месяц, а никакого другого предлога не подвернулось. К счастью для нас, Финж перестарался.
— Каким образом? — устало спросил Харлен. Ему это было совершенно безразлично, но Твиссел говорил без умолку, и легче было принять участие в разговоре, чем пытаться отключить слух.
— Финж озаглавил свое донесение «О непрофессиональном поведении Техника Эндрю Харлена». Он разыгрывал из себя истинного Вечного, бесстрастно и невозмутимо выполняющего свой долг. Он предоставил Совету гневаться и срывать зло на мне. К несчастью для себя, он не подозревал о твоем истинном значении. Ему даже в голову не пришло, что любое донесение, касающееся тебя, будет немедленно передано мне.
— И вы мне ничего не сказали?
— А как я мог? Я хотел оградить тебя от ненужных волнений накануне решающего момента. Я давал тебе возможность самому рассказать мне о своих затруднениях.
Давал возможность? Харлен недоверчиво скривил рот, но потом вспомнил усталое лицо Вычислителя на экране видеофона, вспомнил его настойчивые вопросы. Это было вчера. Всего лишь вчера! Ничего не ответив, он опустил глаза.
— Я сразу понял, — уже мягче продолжал Твиссел, — что Финж намеренно толкает тебя на… поспешные действия.
Харлен поднял голову.
— Вы знали об этом?
— Ты удивлен? Я давно знаю, что Финж копает под меня. Я уже старик, мой мальчик, и сразу вижу такие вещи. Если Вычислитель вызывает подозрения — нетрудно проследить за ним. Есть особые устройства, изъятые из Времени, которых ты не сыщешь даже в наших музеях. И некоторые из них известны только Совету.
Харлен с горечью подумал о блокировке Колодцев Времени в 100000-м.
— На основании донесения Финжа и той информации, которую я получил из других источников, было нетрудно восстановить истину.
— Но, может быть, Финж подозревал, что вы за ним шпионите? — неожиданно спросил Харлен.
— Возможно. Меня бы это не удивило.
Харлен вспомнил свои первые дни в 482-м. Финж ничего не знал о Проекте, и необычный интерес Твиссела к молодому Наблюдателю насторожил его. «Вы встречались прежде со Старшим Вычислителем Твисселом?» — спросил он как-то. Харлен припомнил, что в голосе Финжа звучало острое беспокойство. Уже тогда Финж мог заподозрить Хардена в том, что он шпион Твиссела. Так вот в чем источник его ненависти!
— Если бы ты сам пришел ко мне… — продолжал Твиссел.
— Прийти к вам? — не выдержал Харлен. — А как насчет Совета?
— Во всем Совете об этом знал я один.
— И вы им ничего не сказали? — Харлен попытался изобразить иронию.
— Ничего.
Харлен почувствовал, что его лихорадит. Одежда душила его. Неужели этому кошмару не будет конца? Глупая, бессмысленная болтовня. Зачем? Во имя чего?
Почему не погибла Вечность? Почему не наступает желанный покой небытия? Великое Время, в чем он ошибся?!
— Ты все еще не веришь мне? — спросил Твиссел.
— А почему я должен вам верить? — снова взорвался Харден. — Сегодня утром все они в полном составе явились посмотреть на меня. Зачем им это, если они не читали отчета Финжа? Нет, их заинтересовал чудак, который нарушил законы Вечности, но которого нельзя было трогать еще целый день. Всего день, пока не будет завершен Проект. Они пришли позлорадствовать накануне завтрашней потехи.
— Мой мальчик, ты глубоко неправ. Они хотели увидеть тебя просто потому, что они люди. Ведь члены Совета — тоже люди. Они не могли присутствовать при отправлении капсулы, потому что мемуар не говорит, что они там были. Им нельзя было поговорить с Купером — об этом в мемуаре тоже нет ни слова. Святое Время, как ты не понимаешь, что их разбирало любопытство. Ты был для них самой доступной частью Проекта — вот почему они так разглядывали тебя.
— Я не верю вам.
— Но это правда.
— Да? А чем тогда были вызваны рассуждения члена Совета Сеннора о человеке, встречающем самого себя? Он явно знал о моих противозаконных вылазках в 482-е и о том, как я чуть было не встретил там самого себя. Он просто дразнил меня, развлекался за мой счет.
— Сеннор? Тебя беспокоит Сеннор? Знал бы ты, что это за жалкая фигура! Он родился в 803-м Столетии, одном из немногих, где в угоду извращенным представлениям о красоте намеренно уродуют человеческие тела. Когда Сеннор был еще подростком, ему удалили все волосы на теле. Знаешь ли ты, как уродство влияет на человека? Оно разрушает его связи с предками и потомками. Ты почти не найдешь среди Вечных выходцев из этого Столетия — слишком уж они отличны от нас. За всю историю Вечности Сеннор — единственный, кто получил место в Совете. Нетрудно догадаться, как все это на него повлияло. Ты, конечно, знаешь, что такое неуверенность. Но тебе, вероятно, и в голову не приходило, что член Совета может чувствовать себя неуверенно. Сеннору неоднократно приходилось выслушивать призывы к исправлению его Реальности, к уничтожению в ней тех самых обычаев, из-за которых он так резко выделяется среди нас. Когда-нибудь такое случится. И тогда он останется чуть ли не единственным таким уродом.
Он ищет утешения в философии. В качестве моральной компенсации он неизменно высказывает самые непопулярные или непризнанные точки зрения. Парадокс о человеке, встречающем самого себя, — любимая его тема. Я уже говорил тебе, что ему нравилось предсказывать неудачу этому Проекту. Сегодня за завтраком он дразнил нас, членов Совета, а не тебя. К тебе это не имело ни малейшего отношения.
Твиссел разгорячился. Увлекшись своим монологом, он забыл о том, где они находятся, забыл о нависшей катастрофе, он снова превратился в хорошо знакомого Харлену карлика с быстрой жестикуляцией и неловкими движениями. Он даже вытащил сигарету из нарукавного кармашка, но так и не щелкнул зажигалкой.
Внезапно он замолчал, резко повернулся и пристально посмотрел на Харлена, словно до его сознания только сейчас дошел смысл последних слов Техника.
— Ты сказал, что чуть было не встретил самого себя. Что это значит?
Харлен вкратце рассказал о своем приключении.
— Разве вы не знали об этом?
— Нет.
За этим последовало несколько секунд тишины, которые сжигаемый лихорадкой Харлен принял также охотно, как умирающий от жажды глоток воды.
— А что если ты действительно встретил сам себя?
— Но ведь…
— Случайные отклонения всегда возможны, — не обращая на него внимания, продолжал Твиссел. — При бесконечном множестве допустимых Реальностей ни о каком детерминизме не может быть и речи. Предположим, что в Реальности Маллансона, в предшествовавшем цикле…
— Разве циклы повторяются бесконечно? — не удержался от вопроса Харлен. Оказывается, он еще способен удивляться.
— А ты думал — только дважды? По-твоему двойка — магическое число? За конечный промежуток биовремени может осуществиться бесчисленное множество циклов. Точно так же, как можно, например, бесконечно водить карандашом по одной и той же окружности, но тем не менее описывать конечную площадь. В предшествующем цикле ты не встретился сам с собой. В теперешнем цикле в силу принципа статистической неопределенности это событие стало возможным. При этом Реальность должна была измениться так, чтобы предотвратить эту встречу, и в новой, уже изменившейся Реальности ты послал Купера не в 24-е, а в…
— Но к чему все это? — вскричал Харлен. — Что вы хотите от меня? Ведь все уже кончено. Все! Оставьте меня. Слышите: оставьте меня в покое!
— Я хочу, чтобы ты понял свою ошибку. Я хочу, чтобы ты осознал всю глубину своего заблуждения.
— Я был прав. А если и нет, уже поздно.
— Нет, не поздно. Выслушай меня. — Твиссел упрашивал его, почти умолял. — Тебе вернут твою девушку. Я обещал и еще раз подтверждаю свое обещание. Ни тебе, ни ей не причинят ни малейшего вреда. Я дам тебе любые гарантии.
Харлен посмотрел на него широко раскрытыми глазами.
— Но ведь уже слишком поздно. Что толку?
— В том-то и дело, что еще не поздно. Еще можно все исправить. С твоей помощью мы можем сделать это. Но надо, чтобы ты захотел помочь, захотел переделать сделанное.
Харлен облизнул пересохшим языком потрескавшиеся губы. Твиссел свихнулся. Его разум не может примириться с неудачей… или… Неужели Совет действительно знает что-то, неведомое остальным? Знает ли? Неужели есть средство противостоять приговору Изменения Реальности? Неужели можно остановить Время или обратить его вспять?
— Но ведь вы сами заманили меня в пультовую, где я, по вашему мнению, был совершенно беспомощен, и держали меня там взаперти, пока все не было кончено.
— Ты сказал, что боишься не выдержать напряжения, что у тебя не хватит сил довести свою роль до конца.
— Это была угроза.
— Я понял тебя буквально. Прости меня. Ты должен мне помочь.
Итак, они снова вернулись к исходной точке. Его помощь необходима. Кто из них сошел с ума? Он? Твиссел? Имеет ли смысл это безумие? И что вообще имеет смысл?
Совет нуждается в нем. Чего только они не наобещают ему сейчас: Нойс, звание Вычислителя, все что угодно. Но что получит он, когда спасет их? Нет, во второй раз его уже не одурачат!
— Нет, — решительно ответил он.
— Тебе вернут Нойс.
— Хотите сказать, что Совет нарушит законы Вечности, когда опасности удастся избежать? Не верю. (Разве этой опасности можно избежать? — воззвала здравая часть его рассудка. — К чему все это?)